– А если понимаешь, тогда расскажи мне обо всем, что произошло в тот день, расскажи честно, подробно и по порядку. Итак, с чего все началось?
Тедди судорожно вздохнул и начал свою печальную повесть. Он рассказал, как они с Милой поехали кататься, как украли из магазина несколько компакт-дисков, как пили пиво и нюхали кокаин в уборной на автозаправочной станции. Когда же Тедди наконец добрался до самого главного, в горле у него застрял такой комок, что он едва мог говорить.
Прайс внимательно слушал, изредка кивая.
– Значит, Мила отобрала ее драгоценности, а ты положил их к себе в карман? – переспросил он. – Так было дело?
Тедди кивнул, не смея поднять на отца глаза – так ему было тошно.
– Где сейчас это ожерелье?
– У Милы. Она взяла его.
– А мой револьвер? Тоже у нее?
– Я не знал, что это твой, – пробормотал Тедди. – Был у нее. Мила говорила, что избавится от него.
– О господи, ну и кашу ты заварил! – воскликнул Прайс, когда Тедди закончил. – Вот что, сын, я-то тебе верю, потому что знаю, что собой представляет эта сучка Мила. Но вот поверят ли тебе присяжные?..
Ведь ты – чернокожий, а она – белая, и это ей на руку. Если Мила найдет достаточно умного адвоката, то он сделает из нее новую Деву Марию, а тебя выставит мерзким, грязным ниггером, который скверно влиял на эту невинную, чистую душу. Ведь она говорит, что это ты пичкал ее наркотиками, угрожал ей, а потом изнасиловал. Кстати, тебе об этом известно?
Тедди выпучил глаза:
– Она говорит, что я… изнасиловал ее?
– Совершенно верно. Грязный ниггер трахнул нашу бедную белую овечку, и его надо за это наказать.
Именно так будут думать присяжные, парень.
– Но я ее не насиловал! – с негодованием воскликнул Тедди. – Она сама захотела, чтобы я ее… чтобы я сделал с ней это. Она сама вешалась мне на шею!
– И ты, разумеется, пошел даме навстречу, не так ли? Ты трахнул эту маленькую белую дрянь, потому что она этого захотела?!
Тедди с несчастным видом кивнул.
– Ага, понимаю, – насмешливо проговорил Прайс. – Вы, значит, поехали кататься, нанюхались кокаину и ограбили магазин. Потом Мила застрелила актрису, а теперь оказывается, что ты ее еще и трахнул, так?
Тедди снова опустил голову, машинально ковыряя ковер носком кроссовки.
– Я… я думал, что я ей нравлюсь, – проговорил он наконец. – Разве я мог подумать, что все кончится… так.
– Он не знал! – Прайс свирепо фыркнул. – Парень, ты был там, когда она выстрелила в Мэри Лу Беркли и в этого Голдена. Ты стоял рядом и смотрел.
Ты не пошел в полицию, ты не пришел ко мне. У тебя вообще-то с головкой все в порядке, а? Или ты – дебил, идиот, даун? Или эта девка совсем твою башку свинтила? – Прайс стоял перед сыном, широко расставив ноги. – Я старался воспитать тебя честным, добропорядочным гражданином, а ты что сделал? Ты наплевал и изгадил все, чему я тебя учил… – сказал он, качая головой. – Я не могу спасти тебя, Тедди. Я найму тебе лучших адвокатов, но спасти тебя не в моей власти. И не думай, пожалуйста, что это касается только тебя, – мне достанется побольше твоего.
Вот увидишь, газеты будут писать не столько о тебе, сколько обо мне – бывшем наркомане и бывшем алкоголике. Будем надеяться, это не отразится на моей карьере. Будем надеяться, что хоть это ты не сумел испортить…
– Мне очень жаль, па. Если можешь, прости меня…
– Тут уж ничего не поправить, так что ступай лучше в свою комнату, и чтобы я тебя не видел! У меня руки чешутся надрать тебе задницу так, чтобы она из черной стала красной!
– Но мне нужно поговорить с Милой! – воскликнул Тедди. – Обязательно, папа! Я уверен, мне удастся уговорить ее сказать правду!
Прайс недобро рассмеялся:
– Да ты, оказывается, действительно дурачок, парень! И это мой сын!
Услышав этот смех, Ирен, которая подслушивала под дверью, поспешно отступила в сторону.
В эти минуты она испытывала то же, что и Прайс. Она отдавала Миле все, что могла, а эта мерзавка предала ее. Предала и кинула, потому что после того, что случилось, Ирен уже не могла рассчитывать на место экономки в доме Прайса Вашингтона. Ах, если бы ей только удалось уговорить босса внести залог и за ее дочь! Тогда бы она постаралась вбить Миле в голову хоть немного здравого смысла и заставить ее признаться во всем.
А тогда Тедди, конечно, отпустят – Ирен в этом не сомневалась.
Дождавшись, пока Тедди поднимется к себе в спальню, Ирен негромко постучала в дверь гостиной, но Прайс не откликнулся.
Тогда – очень осторожно – она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Прайс сидел за столом, уронив голову на руки. Он не двигался, но Ирен показалось, что она расслышала какой-то тихий звук. Прайс Вашингтон плакал. Впрочем, Ирен могла и ошибиться.
Как бы там ни было, беспокоить его сейчас не стоило. Бесшумно прикрыв дверь, Ирен на цыпочках вернулась в кухню.
Завтра она поговорит с ним насчет Милы.
Глава 6
Лаки очень хотелось поговорить со своей приемной дочерью до того, как начнут собираться гости, но Бриджит отказалась, сославшись на множество мелких дел, о которых «надо непременно позаботиться».
Когда же Лаки поинтересовалась, кого бы она хотела видеть среди приглашенных, Бриджит ответила:
– Пригласи Джино и детей, до остальных мне дела нет.
Она не знала, что Лин тоже в Лос-Анджелесе, а Лаки ничего ей не сказала, решив устроить Бриджит сюрприз.
– Очень хорошо, – пробормотала Лаки, прикидывая в уме, кого ей позвать. – Тогда я приглашу несколько интересных людей. Думаю, тебе будет любопытно с ними познакомиться.
В глубине души она все еще питала слабую надежду, что муж Бриджит окажется славным, порядочным человеком. Главное, уговаривала себя Лаки, чтобы Бриджит была с ним счастлива – это единственное, что на самом деле имеет значение. Однако, когда она созвонилась с нью-йоркскими адвокатами Бриджит, чтобы узнать их мнение о Карло, они уверенно заявили, что этот парень, похоже, хочет прибрать к рукам наследство Станислопулосов и что они очень этим обеспокоены.
– К счастью, – объяснил Лаки главный душеприказчик Димитрия Станислопулоса, – завещание составлено таким образом, что до тех пор, пока Бриджит не исполнится тридцать, никто – в том числе и она сама – не сможет тронуть основной капитал. Это означает, что в ближайшие пять лет ей не грозят никакие серьезные потери.
– Слава богу, – облегченно вздохнула Лаки. – Если их брак просуществует еще пять лет, значит, они действительно любят друг друга, и тогда я буду только счастлива поздравить Бриджит с удачным выбором.
Если же нет, что ж… Тем лучше для нее.
Накануне вечеринки Лаки, уже одетая, заказала бармену мартини с водкой и, получив коктейль, поднялась в кабинет к Ленни. Объявить ему о своем намерении снимать фильм вместе с Алексом Лаки собиралась давно, и сейчас ей показалось, что тянуть дальше не стоит. К тому же Лаки не хотела входить в долгие дебаты с Ленни, она просто поставит мужа в известность о своих планах. До сих пор Ленни пребывал в счастливом неведении; он хотя и видел, что Лаки читает сценарии, но не задал ей ни одного вопроса.
– Ну, как дела, дорогой? – спросила Лаки, вставая у него за спиной. – Скоро начнут собираться гости, пора тебе переодеться.
Ленни с трудом оторвался от компьютера и посмотрел на нее. Его рассеянный взгляд остановился на лице Лаки.
– Тебе известно, что ты – самая красивая женщина на свете? – спросил он. – А как мне нравится, когда ты носишь волосы вот так!
Лаки в ответ слегка качнула головой, отчего ее длинные, вьющиеся волосы, свободно распущенные по плечам, заколыхались.