Свидетельница смерти - Робертс Нора 4 стр.

Наклонившись, Ева подняла с пола нож.

– Орудие убийства с виду напоминает обычный ку­хонный нож для резки хлеба. Лезвие зубчатое, пример­но восьми дюймов в длину.

– Я измерю и упакую его, лейтенант.

– Не сейчас, – пробормотала Ева. Она самым вни­мательным образом осмотрела нож – от кончика лез­вия до рукоятки. – Осмотр показал, что устройство для утапливания лезвия в рукоятку отсутствует. Это не бу­тафорский нож. А следовательно, произошедшее не яв­ляется несчастным случаем. Это убийство.

И она передала нож Пибоди.

ГЛАВА 2

– Я рассчитываю на вашу помощь, – сказала Ева доктору Мире, когда тело Драко было упаковано в пла­стиковый мешок и отправлено в морг.

– Что я могу для вас сделать?

– У меня тут два десятка полицейских собирают имена и адреса зрителей, которые могут дать свидетель­ские показания. – Ева поморщилась. Ей даже думать не хотелось о том, что за этим последует: допросы двух тысяч человек, горы бумаг, бессонные часы… – Но мне хотелось бы допросить главных действующих лиц этой драмы прямо сейчас. Что называется, по горячим сле­дам – пока они не успели очухаться и созвониться со своими адвокатами.

Занавес уже подняли, и Ева обвела глазами казав­шиеся бесконечными ряды кресел, обитых красным бархатом. Совсем недавно здесь сидели тысячи востор­женно рукоплещущих зрителей. И кто-то один – хлад­нокровный и наглый. И очень умный…

– В вашем присутствии люди чувствуют себя раско­ванно, – добавила она. – А мне сейчас очень нужно, чтобы Айрин Мансфилд не замкнулась в себе.

– Я сделаю все, что смогу.

– Буду вам очень благодарна. Пошли, Пибоди.

Все трое пересекли сцену и прошли за кулисы. Там повсюду рыскали люди в полицейской форме, а штат­ские либо попрятались за закрытыми дверями, либо испуганно, как овцы, сбились в маленькие кучки.

– Как ты полагаешь, каковы шансы на то, что прес­са не пронюхает об убийстве до завтрашнего утра?

Пибоди взглянула на Еву.

– Мне кажется, нулевые. Но, боюсь, и это чересчур оптимистичный прогноз.

– Да, похоже, ты права. Офицер! – окликнула она одного из полицейских. – Поставьте постовых у каж­дой двери, у каждого выхода.

– Уже сделано, лейтенант.

– Из здания не имеет права выйти никто, даже по­лицейский. И внутрь никого не впускать, особенно ре­портеров. Ясно?

– Так точно, лейтенант.

Коридор сузился. Ева с любопытством рассматрива­ла таблички с именами на дверях. Найдя табличку с именем Айрин Мансфилд, она постучала и, не дожида­ясь ответа, вошла.

Первым, кого она увидела, был Рорк, сидевший на небесно-голубой кушетке и державший за руку Айрин Мансфилд. Актриса еще не успела разгримироваться, но даже размазанный от слез грим не мог испортить ее неземную красоту.

Взгляд Айрин метнулся к Еве, и глаза ее наполни­лись ужасом.

– О боже! О господи! Меня арестуют?

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, мисс Мансфилд.

– Мне не разрешают переодеться! Говорят, что нельзя! Но на мне его кровь… – Она прижала дрожа­щие руки к груди; ее театральный костюм действитель­но был испачкан кровью. – Я этого не вынесу!

– Приношу извинения. Доктор Мира, не поможете ли вы мисс Мансфилд переодеться? А Пибоди возьмет костюм и упакует его.

– Разумеется.

– Рорк, выйди отсюда, пожалуйста. – Ева отступи­ла к двери и распахнула ее.

– Не волнуйся, Айрин, лейтенант во всем разбе­рется.

Ободряюще пожав актрисе руку, Рорк поднялся и пошел к выходу. Когда он поравнялся с Евой, она впол­голоса сказала:

– Я просила тебя быть внимательным, а не любез­ничать с подозреваемой!

– Успокаивать женщину, которая находится в со­стоянии истерики, не значит любезничать. – Он тя­жело вздохнул: – Мечтаю выпить большущий бокал бренди.

– Отправляйся домой и осуществи свою мечту. Я не знаю, сколько еще здесь проторчу.

– Бренди я и здесь могу найти, – возразил Рорк. – Зачем мне для этого ехать домой?

– Здесь тебе тоже нечего делать, – отрезала Ева. – Так что поезжай домой.

Ответ Рорка прозвучал мягко, как ворчание пантеры:

– Поскольку я не являюсь одним из твоих подозре­ваемых, а этот театр принадлежит мне, я полагаю, что имею право находиться там, где мне угодно, и делать, что я хочу.

С этими словами он погладил жену по щеке и вы­шел.

– Ты всегда находишься там, где тебе угодно, и де­лаешь, что хочешь, – сердито пробормотала Ева и за­крыла дверь.

Оглядевшись, она решила, что слово «гримерка» как-то не подходит к такому просторному и роскошно­му помещению. На длинном узком столе кремового цвета высился целый лес бутылочек, флаконов, баночек и фиалов, причем расставлены они были в образцовом порядке. На стене над столом висело тройное зеркало, обрамленное маленькими белыми лампочками. Кроме того, в гримуборной была кушетка, несколько мягких стульев, маленький холодильник и телефон. В откры­том стенном шкафу висел халат, несколько театральных костюмов и повседневная одежда актрисы, причем все это находилось в таком же образцовом порядке, как и баночки на гримировальном столе. И повсюду стояли букеты цветов. Их благоухание навеяло Еве мысль о свадьбе. Или о похоронах.

Айрин дрожала всем телом.

– Спасибо вам. Большое спасибо, – пролепетала она, когда Мира помогала ей надеть длинный белый ха­лат. – Я не знаю, долго ли еще я смогла бы выдержать… Могу я снять грим? – Она положила руки на горло, словно что-то мешало ей дышать. – Мне хочется снова стать собой!

– Не возражаю. – Ева устроилась на одном из стульев. – Что ж, приступим. Наш разговор будет запи­сываться на пленку. Вы меня понимаете?

– Я вообще ничего не понимаю. – С тяжелым вздохом Айрин опустилась на мягкую табуретку, стояв­шую напротив гримировального стола. – У меня в го­лове какой-то сумбур. Такое впечатление, будто снится страшный сон, очень хочется проснуться, но не получа­ется.

– Это вполне нормальная реакция человеческой психики, – заверила ее Мира. – В таких ситуациях очень полезно поговорить о событии, которое послужи­ло причиной шока. Нужно обсудить все до мельчайших деталей и таким образом выпустить свой рассудок из замкнутого круга, в котором он оказался.

– Да, наверное, вы правы. – Актриса посмотрела в зеркало на отражение Евы. – Вы должны задать мне какие-то вопросы, и наша беседа будет записываться? Я все поняла. Начинайте.

– Включай диктофон, Пибоди. Лейтенант Ева Дал­лас беседует с Айрин Мансфилд в гримерной комнате театра «Новый Глобус». Присутствуют также офицер Делия Пибоди и доктор Шарлотта Мира.

Актриса начала снимать грим, а Ева, соблюдая пра­вила ведения допроса, спросила:

– Вы понимаете свои права и обязанности, мисс Мансфилд?

– Да-да… Господи, какой кошмар! – Она закрыла глаза и помотала головой, пытаясь сосредоточиться. – Скажите мне, Ричард мертв? Он действительно умер?

– Да.

– Я убила его. Я его зарезала! – По плечам Айрин снова пробежала дрожь. Она открыла глаза, и их с Евой взгляды встретились в зеркале. – Мы репетировали эту сцену не меньше десятка раз – в мельчайших деталях, чтобы все было похоже на правду. И вот… все действи­тельно получилось… взаправду. Но что произошло? По­чему лезвие не убралось? – В глазах Айрин блеснул гнев. – Как это могло случиться?!

– Вот и давайте попробуем разобраться. Пройдемся по всей сцене. Итак, вы – Кристина. Вы защищали его, вы лгали ради него. Ради него вы уничтожили саму се­бя. И вот после всего этого он выбрасывает вас на по­мойку и фланирует перед вами с другой, более молодой женщиной.

– Я любила его, я была им одержима. Он был для меня всем сразу – любовником, мужем, ребенком… – Она передернула плечами. – Кристина знала, что пред­ставляет собой Леонард Воул, знала, что он сделал. Но все это для нее ничего не значило. Любовь ее была столь глубока, что ради этого человека она была готова погибнуть.

Айрин, казалось, немного успокоилась. Выбросив использованные салфетки в мусорное ведро, она повер­нулась к Еве на своей вращающейся табуретке. Глаза у нее покраснели, лицо было белым, словно мрамор, и, даже несмотря на это, оно сияло неземной красотой.

– В эти минуты Кристину понимает каждая жен­щина, сидящая в зале, – продолжала Айрин. – Если какой-то из них не посчастливилось испытать подоб­ную любовь, она начинает мечтать об этом. И вот когда, принеся такую жертву, погубив себя ради этого челове­ка, Кристина видит, что он предал ее, она хватается за нож. – Айрин воздела руку, словно сжимая рукоять но­жа. – Кристина – человек дела. Она не может оста­ваться пассивной. Это мгновенный порыв, импульс, но он продиктован очень глубокими переживаниями. И, обнимая своего неверного возлюбленного, она всажи­вает в него нож.

Рука Айрин разжалась. Она посмотрела на нее и снова задрожала.

– Боже! Боже!

Словно в забытьи, она рванула на себя выдвижной ящик стола. В следующую секунду Ева оказалась рядом и перехватила ее руку.