— Считайте, что я этого не слышала.
— Постараюсь назначить встречу на шестнадцать тридцать. За вами заедут.
— Прекрасно! — Вроде и говорить больше не о чем, или, наоборот, слишком много осталось невысказанным, но ни один из них не был к этому готов. — Точно не хотите кофе?
Да хотел он, хотел, а еще больше хотел просто посидеть с ней и потолковать, только не о деле, которое свело их сейчас.
— Нет, спасибо, нужно идти. На улице и так черт знает что творится.
Да? — Она посмотрела в окно и увидела падающую с неба снежную крупу.
— Да, доктор, видно, вы и впрямь слишком много работаете, коль не видите происходящего за окном. — Он направился к двери. — А задвижку вы так и не поставили?
— Не поставила.
Уже взявшись за дверную ручку, он обернулся. Гораздо больше, чем рюмки коньяка и какой-то воображаемой женщины, ему хотелось просто остаться с ней.
— Как вам Богарт?
— Очень понравился.
— Может, как-нибудь еще сходим?
— Почему бы и нет?
— До встречи, док. Не забудьте накинуть цепочку.
Он закрыл за собой дверь и подождал, пока с противоположной стороны повернется ключ в замке.
Глава 5
Эд вел машину вниз по Шестнадцатой. Неторопливую езду он любил так же, или почти так же, как визг тормозов на полной скорости. Для простого, более или менее добродушного человека уличные гонки — не такой уж большой грех. Рядом с ним сидел молчаливый Бен, обычно не упускавший случая сделать несколько колких замечаний по поводу езды напарника. В конторе к этому все давно привыкли. А сейчас молчание свидетельствовало о том, что его мысли были далеко, но где именно, Эд не мог сказать. Даже включенную напарником кассету Тани Такер Бен не заметил. Здесь нужен более привычный к рефлексии ум, которым Эд не обладал.
— С делом Борелли у меня все. — Он с удовольствием слушал, как Таня жалуется на ложь и предательство.
— Что? Ах да, у меня тоже бумаги готовы. Думаю, суду больше двух дней в следующем месяце не понадобится. Окружной прокурор быстро закончит дело.
— Хотелось бы! Зря, что ли, мы бегали как очумелые в поисках свидетельских показаний?
Молчание опять заполнило машину. Эд мурлыкал что-то вслед за Таней, потом пропел несколько нот вместе с хором, затем снова замурлыкал.
— Слышал, что случилось у Лоуэнстайн? — спросил он. — Муж всю кухню залил водой. Опять что-то сломалось в системе стока.
— Так всегда бывает, когда с гаечным ключом по квартире расхаживает бухгалтер.
Бен зажег сигарету и приоткрыл окно, чтобы выпустить дым наружу.
— Пятнадцатая, — заметил Эд. — Вряд ли ты добьешься чего-нибудь, если обкуришь всех на пресс-конференции.
— Я никого не собираюсь обкуривать, я просто люблю курить. — И в доказательство он глубоко затянулся, выпуская дым в сторону. — Это одно из самых больших наслаждений, какие изобрело человечество.
— Ну да, вместе с попойками, после которых блюешь себе под ноги.
— У меня с башмаками все в порядке, Джексон. А вот один мой приятель, помню, свалился, как подпиленное дерево, влив в себя предварительно полгаллона водки, смешанной с морковным соком.
— Мне просто захотелось вздремнуть.
— Ну да, уткнувшись лицом в пол. Если бы я не подхватил тебя, едва не получив грыжу, то был бы сломан твой большой нос. Что ты, черт возьми, улыбаешься?
— Если ругаешься, значит, траур по себе уже не поносишь. Знаешь, Бен, а она на самом деле хорошо держалась.
— А кто спорит? — При очередной затяжке Бен буквально вонзил зубы в фильтр. — И кто сказал, что я вообще думаю о ней?
— О ком — «о ней»?
— О Тэсс.
— Разве я назвал это имя? — Увидев желтый свет, Эд прибавил газу и успел проскочить перекресток, пока не загорелся красный.
— Перестань валять дурака; кстати, ты проехал на красный.
— На желтый.
— Это был красный, дальтоник, у тебя давно пора отобрать права. Всякий раз, когда я сажусь с тобой в машину, прощаюсь с жизнью. Мне нужно за это орден дать.
— И выглядела здорово, — продолжал Эд, — ноги — просто потрясающие.
— То-то ты сразу возбудился. — Даже через узкое отверстие в окне ветер пронизывал до костей, и Бен включил обогреватель. — А мне кажется, что она выглядела так, словно способна была на расстоянии двадцати шагов превратить любого в ледышку.
— От нее сквозь одежду идут сигналы: уверенность — нерешительность — уверенность. Казалось, что она искала середину; не успела и рта открыть, как все репортеры были у нее в руках.
— Надо бы аннулировать твою подписку на «Ридерз дайджест», — пробормотал Бен.
Большие старые деревья, окаймлявшие дорогу, горели осенними красками. Сейчас листья на ощупь мягкие: красные, желтые, оранжевые, — они словно трепещут, достаточно лишь взять их в руки. Не пройдет и недели, как они высохнут, опадут на тротуар, заполнят водосточные канавы, зашуршат под ногами. Бен щелчком отправил окурок в окно и наглухо закрыл его.
— Ладно, допустим, держалась она хорошо. К сожалению, газеты будут пережевывать эту «жвачку» бог знает сколько времени! У прессы особый интерес к психам. — Он смотрел на старые надежные дома, скрывавшиеся за старыми раскидистыми деревьями. Тэсс под стать именно такие дома, а он смотрит на них только снаружи. — И, черт возьми, у нее действительно потрясающие ноги.
— Да и умом не обделена. А мужчина способен оценить женский ум.
— Ты-то что о нем знаешь? У твоей последней девчонки интеллектуальное развитие было на уровне яйца всмятку. Что за бред мы слушаем?
Довольный тем, что напарник вошел наконец в колею, Эд улыбнулся:
— Таня Такер.
— О Боже! — Бен откинулся на спинку и за крыл глаза.
— Кажется, сегодня вы гораздо лучше себя чувствуете, миссис Холдермен.
— О да. Это правда. — Симпатичная смуглая женщина не легла на кушетку и даже не присела — она почти танцевала по кабинету Тэсс. Швырнув соболью накидку на подлокотник кресла, она приняла позу манекенщицы на подиуме: — Что скажете о моем новом платье?
— Оно вам очень идет.
— Правда идет? — Миссис Холдермен разгладила тонкую шерсть на шелковой подкладке. — Красное притягивает взгляды, а я обожаю, когда на меня смотрят!
— Снова ходили по магазинам, миссис Холдермен?
— Да, — ответила она, улыбаясь. Тут же ее кукольное личико исказила недовольная гримаса. — Да не волнуйтесь вы, доктор Курт. Я помню, что вы рекомендовали мне на некоторое время забыть о магазинах. Я последовала вашему совету — почти неделю не была у Наймана.
— Я абсолютно спокойна, миссис Холдермен… — Гримаса вновь сменилась широкой улыбкой. — У вас отличный вкус, — и слава Богу. По натуре Эллен Холдермен была женщиной одержимой. Понравившееся ей платье покупалось тотчас, но, надев его один раз, она моментально забывала о нем или выбрасывала. Точно так же миссис Холдермен поступала с мужчинами.
— Спасибо, доктор. — Она, как маленькая девочка, сделала пируэт, чтобы показать юбку. — Я так замечательно походила по магазинам! Вы можете мной гордиться: я купила всего два костюма, ах нет, три, — поправила она себя, — белье не в счет, правда? Потом я пошла выпить чашечку кофе в чудесный ресторанчик в Мазза-гэлери, откуда все так хорошо видно: и люди, и магазины…
— Да. — Тэсс присела на краешек стола. Миссис Холдермен не сводила с нее глаз. Она закусывала нижнюю губу, не проявляя ни смущения, ни беспокойства, — ее переполняла рвущаяся наружу радость. Она подошла к стулу, села и застыла в неестественной позе.
— Я заказала кофе. Хотела взять булочку, но передумала: нужно следить за фигурой, а то неинтересно будет покупать платья. И знаете, доктор Курт, тут я увидела мужчину и сразу поняла: это Он. Сердце у меня бешено забилось. — Она прижала руку к груди, словно оно продолжало так же учащенно биться. — Он такой красивый! Здесь слегка пробивается седина. — Она прикоснулась пальцами к вискам, и тут же в глазах появилось мягкое, мечтательное выражение, которое Тэсс видела так часто, что уже потеряла счет. — Загорелый, словно он катался где-то на лыжах; скорее всего в Сент-Морице, подумала я, для Вермонта еще слишком рано. В руках у него был кожаный портфель с небольшой монограммой. Я пыталась разгадать инициалы: М.У. — Она глубоко вздохнула. Тэсс знала, что в своем воображении она уже меняет монограмму на собственных банных полотенцах. — Вы и представить себе не можете, сколько вариантов я перебрала!
— Ну и что же выяснилось?
— Максвелл Уизерспун. Чудесное имя, правда?
— Весьма аристократическое.
— Вот-вот, так я ему и сказала.
— Значит, вы разговаривали?
— Видите ли, у меня упало портмоне. — Она прижала палец к губам, пытаясь скрыть улыбку. — У девушки всегда должны быть уловки для знакомства с приятным мужчиной.
— Так вы нарочно уронили портмоне под стол?
— Оно упало прямо у его ног. Вы знаете, это портмоне — такое славное, черно-белое, из змеиной кожи. Максвелл наклонился за ним. Возвращал он его мне с улыбкой. Сердце мое замерло. Все было как во сне. Я не слышала шума за соседними столиками, не видела никого и ничего вокруг. Наши пальцы соприкоснулись, и… Обещайте, доктор Курт, что не будете смеяться.