И учти, это только цветочки.
Я не ответил, но это Билли не расстроило. Он сидел развалясь, вполоборота. Его довольная ухмылка застыла, превратив лицо в маску.
— Как птичка?... Мисс как там ее... — Он пошевелил пальцами. — Подружка?
Прежде чем ответить, я немного подумал. Что бы мне подумать раньше!
— Она умерла, — каменным голосом сказал я.
— Ну и ну! — весело отозвался Билли. — Какая жалость! Ты слышишь, Витторио, юбка его сиятельства приказала долго жить...
Витторио кивнул. Все его внимание было сосредоточено на дороге. Он вел машину по боковым улочкам, избегая оживленных магистралей. Я тупо глядел ему в затылок и думал, каковы мои шансы попытаться отобрать револьвер у Билли, прежде чем он успеет выстрелить. Учитывая, что ствол впивался мне в ребра, я решил, что шансы эти равны нулю.
— Ну ладно, ладно, — не унимался Билли. — Скажи, ведь правда я ловко все провернул?
Я не ответил. Краем глаза я заметил, что выражение триумфа уступило на его лице место мстительной злобе.
— Ничего, ты у меня быстро перестанешь задирать нос, — прошипел он. — Ах ты, сучий аристократический потрох...
Я промолчал. Он еще сильнее вонзил мне в ребра ствол револьвера.
— Дай срок, графское отродье, дай только срок...
Мне, собственно, ничего не оставалось делать, как ждать. Такси катило по городу, мы миновали центр.
— Прибавь ходу, Витторио, — сказал Билли. — Мы опаздываем.
Витторио нажал на акселератор, и вскоре город остался позади. Дорога резко свернула налево, потом — направо, потом мы снова оказались на прямом отрезке, и я с удивлением увидел взлетную полосу аэропорта Мальпенса. Мы подъехали к нему сбоку, по дороге, что вела к грузовым воротам.
Самолет «ДС-4» стоял на площадке, по-прежнему готовый забрать в Англию четырех кобыл. Витторио остановил машину в пятидесяти шагах от него.
— Ну а теперь, — сказал мне Билли, снова любуясь собой, — слушай меня внимательно и делай, что велю, иначе я проделаю в тебе отверстие. Я не шучу. — В этом я как раз и не сомневался. — Иди прямо к самолету, потом по настилу в самолет, а там в сортир. Понял? Я буду идти за тобой в двух шагах.
Я был сбит с толку, но в целом даже доволен поворотом событий. Я не предполагал, что поездка в такси закончится так мирно. Молча я открыл дверцу и вылез. Билли быстро протиснулся вслед за мной и встал рядом. На его пухлых детских губах вновь заиграла торжествующая улыбка.
— Вперед, — сказал он.
В этой части аэродрома было пусто. Люди в основном толпились ярдах в четырехстах от нас, возле главного здания. Но четыреста ярдов по открытому пространству казались мне слишком длинной дистанцией. С другой стороны стояли такси и рос густой кустарник. Находясь во внутренней борьбе с самим собой, я все же подчинился приказанию Билли. Подошел к самолету, стал подниматься по настилу. Билли неукоснительно соблюдал дистанцию в два шага. На таком расстоянии он чувствовал себя хозяином положения — ни промазать, ни оказаться слишком близко от конвоируемого.
Наверху стоял Ярдман. Он хмурился и стучал пальцем по часам, хотя глаза его по-прежнему оставались невидимыми за очками.
— Слишком тонко режете, — раздраженно буркнул он. — Еще четверть часа — и у нас возникли бы проблемы.
По-прежнему основным моим ощущением было впечатление полной нереальности происходящего.
Отвечая, Билли обрызгал меня слюной:
— Он поздно вышел из больницы. Еще пять минут, и мы бы пошли его оттуда вытаскивать.
У меня по коже поползли мурашки. В конце концов поездка закончилась вовсе не так мирно.
В конце концов поездка закончилась вовсе не так мирно. Я увидел перед собой бездну.
— Ну, садитесь. Я скажу пилоту, что наш пропавший работник вернулся с ленча и можно лететь назад в Англию. — Ярдман поспешно стал спускаться по настилу.
— Вперед, ваша светлость, — хмыкнул Билли. — И прямо в сортир. Тот, что слева. — Револьвер уперся мне в позвоночник. — Делай, как велено.
Я поднялся по трем ступенькам, открыл дверь слева, вошел.
— Руки на стену, — распорядился Билли. — Прямо перед собой. Чтобы я мог их видеть.
Я подчинился. Он захлопнул за собой дверь. Мы стояли и молчали. Время от времени он довольно хихикал, а я клял себя за идиотизм.
Транспортировка грузов и людей! Саймон добрался до сути, а я остановился на полпути. Дымовая завеса Билли затуманила мне глаза. За ней я и не разглядел Ярдмана. Вместо того чтобы, опираясь на послание Саймона и свои собственные воспоминания, вычислить Ярдмана, я стал целоваться с Габриэллой и обо всем забыл. А пять минут спустя она уже лежала в крови на мостовой.
Я закрыл глаза, прислонился лбом к стене. Дальнейшая жизнь имела для меня смысл, только если Габриэлла не умрет.
Вскоре вернулся Ярдман. Он постучал, и Билли открыл дверь. Он вошел в туалет.
— Они уже идут, — сообщил Ярдман. — Скоро полетим. Кстати, как девушка?
— Умерла, — доложил Билли.
— Отлично, — сказал Ярдман. — Меньше работы для Витторио.
Я вскинул голову.
— Мой дорогой мальчик, — сказал Ярдман ласково. — Какая жалость. Какая утрата. — Затем он обратился к Билли: — Ты стрелял плохо. Я ожидал от тебя совсем другого.
— Но они вдруг пустились бежать, — возразил Билли, и в его голосе послышались жалобные интонации.
— Надо было приблизиться.
— Я и так приблизился! Я оказался очень даже близко, ярдах в десяти самое большее. Я стоял в подворотне и, как только они прошли мимо, готов был всадить в них по пуле, но они пустились бежать. Ни с того ни с сего. Но я все-таки застрелил ее, верно? Я уложил ее даже на бегу. Ну а в него я не попал, потому что она резко дернулась и опрокинула его на мостовую.
— Если бы с тобой не было Витторио... — холодно начал Ярдман.
— Но он же был со мной, так? Это я велел ему внедриться в толпу и держать ушки на макушке. Может, Витторио и подслушал, что полицейские велели этому гаду поехать с ними, но ведь это я догадался позвонить в больницу и выманить его оттуда. И вообще, когда я позвонил вам второй раз, разве не вы сами сказали, что все к лучшему и надо взять его живым, потому что у вас для него есть дело?
— Ладно, — сказал Ярдман, — все хорошо, что хорошо кончается, но стрелял ты отвратительно.
Он открыл дверь, и в помещение ворвался грохот откатываемого настила. Когда дверь за ним закрылась, Билли изрыгнул серию страшных ругательств. Он плохо воспринимал критику.
Один за другим заработали двигатели, самолет завибрировал. Я поднес к глазам часы. Если бы прошло еще немного времени, Патрик отказался бы лететь. Ему и так оставалось времени в обрез, чтобы добраться до Гатвика: надо было уложиться в положенные пятнадцать рабочих часов. Учитывалось общее время нахождения летчика на дежурстве, а не только летные часы, и выход за разрешенный лимит означал штрафы.
— Встань на колени, — ткнул меня револьвером в спину Билли. — Руки на стену, и не вздумай пихнуть меня случайно при взлете.
Я не пошевелился.
— Делай, что тебе сказано, приятель, — злобно прошипел Билли, ударив меня ногой по колену. — Встань на колени.