— В общем, я и в самом деле очень рад, что ты вернулся, — повторил Пер Окесон после долгой паузы. — Уверен, что и остальные тоже.
Валландеру уже немножко поднадоели изъявления дружеских чувств, тем более что он в эти признания не особенно верил.
«Цветущий луг и болото, — подумал он. — Так и живешь всю жизнь — одной ногой там, другой здесь».
— Догадываюсь, что ты возглавишь следствие по делу Стена Торстенссона, — сказал Пер. — Надо бы встретиться и обсудить, что и как.
— Не думаю, чтобы я его возглавил. Принять участие — да, но насчет возглавить — нет. Я попросил подключить меня к делу, но с условием, что отвечать за него будет кто-то другой.
— Не мое дело, как вы там решите, — сказал Пер Окесон. — Я просто рад, что ты вернулся. Осмотрелся немного?
— Не могу сказать.
— Насколько мне известно, ничего важного пока не всплыло… Бьорк считает, что следствие будет долгим. А ты сам как думаешь?
Валландер задумался, прежде чем ответить.
— Сам я пока ничего не думаю.
— В странное время мы живем, — сказал Пер Окесон, — жить стало опасно. Без конца анонимные угрозы. Власти раньше работали при открытых дверях, а теперь попрятались в какие-то бункеры… Надо покопаться среди его клиентов. Может найтись ниточка. Недовольный клиент, к примеру.
— Уже начали, — сказал Валландер.
Они договорились, что Валландер зайдет к нему после обеда. Он заставил себя вернуться к составлению плана следствия, но никак не мог сосредоточиться. В раздражении бросил ручку и пошел за кофе, опасаясь встретить кого-нибудь в коридоре. Было уже четверть девятого. Он выпил кофе, думая, когда же пройдет это его упорное нежелание встречаться с людьми. В половине девятого он поднялся, сгреб бумаги и направился в комнату для совещаний. По пути ему вдруг пришло в голову, что за те пять дней, что прошли после убийства Стена Торстенссона, почти ничего не сделано. Обычно первые дни бывают лихорадочными и приносят максимум информации.
Что-то в его отсутствие изменилось, только он не мог понять, что именно.
Без двадцати девять все были на месте, и Бьорк, как обычно, тяжело опустил ладони на стол, давая понять, что оперативка началась. Он сразу повернулся к Валландеру.
— Курт, — сказал он. — У тебя еще глаз не замылен, ты только что окунулся в это дело. Как двигаться дальше?
— Ну, это не мне определять. Я даже не успел толком ознакомиться с материалами.
— Может, ознакомиться ты и не успел, но зато сразу предложил что-то путное, — возразил Мартинссон. — Я-то тебя хорошо знаю и готов держать пари, что ты вчера весь вечер сидел и набрасывал план следствия. Так или не так?
Валландер кивнул. Вдруг он понял, что если ему позволят взять на себя руководство следствием, он не будет сильно возражать.
— Я попытался подбить итоги, если это можно назвать итогами. Но сначала мне хотелось бы рассказать, что произошло неделю… нет, теперь уже больше недели назад в Дании. По-хорошему, надо было это сделать еще вчера, но вчера был сумасшедший день.
И он, делая вид, что не замечает удивленные взгляды сотрудников, рассказал о визите Стена Торстенссона в Скаген, стараясь не пропустить ни одной детали.
Когда он закончил, все долго молчали. Наконец слово взял Бьорк. Он не скрывал раздражения.
— В высшей степени странно, — сказал он. — Не могу понять, почему именно Курт вечно попадает в такие ситуации!
— Я направил его к тебе, — возразил Валландер, чувствуя, что начинает злиться.
— Ладно, не о чем говорить, — продолжил Бьорк, словно не слыша замечания Валландера, — но согласись, что странно. А фактически это означает, что мы должны вновь поднять дело об автокатастрофе.
— Работать сразу в двух направлениях не только естественно, но и необходимо, — сказал Валландер.
— И мы должны исходить из того, что убиты двое, а не один. Отец и сын. Нельзя упускать из виду ни того, ни другого. Конечно, ответ на вопрос может заключаться в их частной жизни. А может быть, и в профессиональной — у них была одна адвокатская контора. И то, что Стен Торстенссон не поленился приехать ко мне в Скаген, чтобы рассказать, что отец последнее время был не в себе, дает повод думать, что ключ к разгадке — Густав Торстенссон. Но абсолютной уверенности нет… Хотя бы потому, что Стен послал открытку фру Дюнер из Финляндии в тот день, когда он был в Дании.
— Это говорит еще кое о чем, — вдруг сказала Анн Бритт Хёглунд.
Валландер кивнул.
— Совершенно верно, — сказал он. — Стен Торстенссон догадывался, что и ему что-то угрожает. Иначе зачем бы он заметал следы?
Мартинссон поднял руку.
— Лучше всего будет, если мы разделимся, — сказал он. — Кто-то займется папой, кто-то сыном. А потом посмотрим, не найдется ли общий знаменатель.
— Это я и хотел предложить… — сказал Валландер. — И вот еще что: меня не оставляет чувство, что во всей этой истории есть какая-то странность, несообразность, что ли… Хорошо бы понять, какая.
— Во всех убийствах есть странность, — возразил Сведберг.
— Нет-нет, это что-то другое… В общем, не знаю. Не могу сформулировать.
Бьорк попросил закругляться.
— Поскольку я уже начал заниматься Густавом Торстенссоном, мне, наверное, стоит и продолжать, — сказал Валландер. — Нет возражений?
— Тогда остальные возьмут на себя Стена, — согласился Мартинссон. — Могу предположить, что ты предпочитаешь на этой стадии работать один.
— Не обязательно. Но, если не ошибаюсь, в деле Стена куда больше зацепок. У отца было намного меньше клиентов, к тому же он, как мне кажется, вел довольно размеренную жизнь.
— Сделаем так, — подытожил Бьорк и захлопнул блокнот. — Собираемся, как всегда, каждый день в четыре. Хорошо бы, если бы кто-то помог мне с сегодняшней пресс-конференцией.
— Только не я, — сказал Валландер. — Я просто не в состоянии.
— Я вообще-то думал про Анн Бритт, — сказал Бьорк. — Пусть журналисты увидят нашего нового сотрудника.
— С удовольствием, — сказала Анн Бритт ко всеобщему удивлению. — Этому тоже надо учиться.
Валландер попросил Мартинссона задержаться после встречи и закрыл дверь.
— Нам надо поговорить, — сказал Валландер. — У меня такое ощущение, что я как-то нахально влез сюда и командую, вместо того чтобы подписать заявление об уходе.
— Конечно, все удивлены, — сказал Мартинссон, — и я думаю, ты это тоже понимаешь. Право на рефлексии есть у всех, не только у тебя.
— Я просто не хочу никому наступать на больные мозоли.
Мартинссон неожиданно засмеялся. Потом высморкался.
— Шведская полиция состоит из сплошных больных мозолей. Чем больше полицейских становятся чиновниками, тем больше дает о себе знать карьерный нерв. А бюрократизация полиции приводит к тому, что все окончательно запутываются в инструкциях. Отсюда и больные мозоли. Я понимаю Бьорка — куда девалась основательная и простая полицейская работа?
— Полиция всегда была отражением общества, — сказал Валландер. — Впрочем, я понимаю, куда ты клонишь. Еще Рюдберг беспокоился по этому поводу… Интересно, что сказала бы Анн Бритт — она из нового поколения.
— Она очень способная, — сказал Мартинссон, — настолько, что и Ханссон, и Сведберг ее побаиваются. По крайней мере Ханссон — боится оказаться на вторых ролях. Это одна из причин, почему он в последнее время путешествует по различным курсам усовершенствования.
— Новое поколение полиции… — повторил Валландер и встал. — Это она и есть — новое поколение…
Он пошел к выходу, но в дверях задержался.
— Ты что-то вчера сказал, что меня насторожило, — сказал он.