Опрокинув в темноте стул, я бросился зажигать свет. Все это получилось довольно громко. Невольно у меня вырвалось проклятье. Плечом я стукнулся об один из шкафов, и маленькие флакончики еще долго дребезжали на стеклянных полках.
Наконец, мне удалось включить свет. У меня было чувство, будто бы при свете я увижу нечто ужасное, но все в гостиной оставалось, как и раньше, в порядке. За дверями спальни послышались приглушенные шаги.
Телефон не переставая звонил. Я снял трубку.
– Алло!
Молчание.
Я ждал, не говоря ни слова, прикрыв микрофон ладонью, чтобы не было слышно моего дыхания. На другом конце провода я явственно слышал чужое дыхание, прерывистое, слегка свистящее. Мы оба были настороже, мой загадочный собеседник и я, каждый ждал, чтобы другой каким-то образом проявил себя. Ни он, ни я не хотели вешать трубку. Напряжение становилось невыносимым.
В дверях спальни появилась Люсьенн Массэ. Еще более потерянная, чем прежде. Она хотела было спросить меня о чем-то, но я сделал ей знак молчать и продолжал слушать. На другом конце провода по-прежнему слышалось только дыхание с легким присвистом. Не знаю, сколько продолжалась эта игра в кошки-мышки, но уже никак не меньше двух минут. В конце концов сдался мой "собеседник": я услышал щелчок – трубку положили на рычаг.
– Что это было? – пролепетала Люсьенн.
– Ничего особенного. Думаю, ваш телефон не в порядке. Вам надо обратиться в ремонтную службу.
Но ее не так-то легко было одурачить.
– Неправда! Снова было то же самое!
– Что "то же самое"?
Она слегка запнулась, подыскивая нужное слово.
– Дыхание! – прошептала она.
Я увидел, что, произнеся это слово, Люсьенн буквально содрогнулась от обжегшего ее страха.
Мне пришлось как можно небрежнее пожать плечами.
– Не забывайте, что сегодня праздничный вечер. Наверняка кто-то из ваших друзей просто шутит.
– Нет! У нас мало друзей, и все они – серьезные люди. Я не понимаю, почему...
Она остановилась, с удивлением оглядывая меня.
– Вы выходили?
– Да понимаете ли...
– Вы промокли и до сих пор не сняли фуражки.
– Я вспомнил, что забыл закрыть машину.
И речи не могло быть о том, чтобы рассказать ей о смерти Жан-Пьера Массэ сейчас. Этой женщине угрожала опасность, и прежде всего надо было защитить ее. Несомненно, пневматичку ей прислали с одной-единственной целью: заставить остаться дома. А звонили для того, чтобы убедиться, что она действительно никуда не вышла.
– Вам не звонили в мое отсутствие? – спросил я.
– Нет. А вас долго не было?
– Не очень, но чтобы набрать номер, много времени и не нужно.
Она устало потерла глаза.
– Не понимаю, почему Жан-Пьер не возвращается. Если его рана несерьезна, что за причина так задерживаться! Скажите, э-э-э...
– Уильям, мадам.
– Ах! Никак не могу запомнить. Скажите, Уильям, наверное, нам следует обзвонить все парижские больницы, чтобы навести справки?
– Но их так много, и это может занять слишком много времени.
– Не имеет значения, мне нужно узнать, где он!
Я испугался, что придется открыть ей всю правду.
– В письме вашего мужа все четко сказано. Если бы было что-то серьезное, он бы не попросил вас оставаться дома. Он... Он дал бы вам адрес больницы.
Мне было стыдно за такую бесстыдную ложь, ведь совсем недавно я собственными глазами видел уже холодный труп Массэ. Однако мои слова успокоили ее.
– Да, вы правы.
– Скажите, вы говорили мне, что у вашего мужа из родных – только сестра, которая живет в Боготе, я правильно понял?
– Да, все правильно. А в чем дело?
– А не было ли у него брата?
Попался! Говоря о Массэ, я употребил прошедшее время.
К счастью, ее мозг по-прежнему оставался затуманен.
– Нет, никакого брата.
– А...
может быть, какой-нибудь кузен, похожий на него?
– Да нет же! Не понимаю, зачем вы все это спрашиваете?
Я и сам не понимал зачем. Я пытался рассмотреть все возможные гипотезы, как будто разгадывал кроссворд. И, как это частенько случается, одно слово идеально входило в означенную для него рамку, но другое, связанное с ним, никак не умещалось.
– Вам лучше?
– Не очень. Меня тошнит. Я хотела бы выпить виски.
– Не стоит: нельзя заживить рану, если скребешь по ней ногтями!
– Я не привыкла пить.
– Именно поэтому. Поспите еще, так будет лучше.
– Я не смогу заснуть, когда мой муж мучается на больничной койке! В письме он пишет о рентгеновских снимках, значит, опасается переломов!
Я взглянул на умолкший телефон. Я знал, что он зазвонит снова.
– Если вы позволите, Люсьенн, я попрошу мою жену приехать сюда. Тогда я смогу отправиться на поиски вашего мужа.
– Если только он сам до этого не вернется!
Произнеся это, она икнула, и так уморительно, что мы оба невольно рассмеялись.
– Конечно, в таком случае не поеду, – подтвердил я.
Мне было неловко звонить Салли в присутствии Люсьенн, но она уже уселась перед столиком, на котором стоял телефон, и ждала.
Набрав номер, я услышал голос Фергюсона. В ожидании меня они крепко поддали, и Ферг хрипел, как испорченный граммофон.
– Ну что, все образовалось?
– Не совсем. Мне нужна Салли, хорошо бы, чтобы кто-нибудь подбросил ее сюда.
– Дальше некуда. А ты знаешь, что сейчас уже почти десять часов, и мы собираемся укладывать детишек?
– Я отдам подарки тому, кто привезет Салли.
– Ты совсем сошел с ума, Вилли! Устраивать нам подобные штучки в новогоднюю ночь!
Но я вовсе не был настроен на пустопорожний треп.
– Запиши адрес: бульвар Ричарда Уоллеса, семь. Это в Нейи, прямо за Булонским лесом.
– Какой этаж?
– Я буду смотреть в окно. Вы только погудите два или три раза, а теперь – извини меня.
И, чтобы прервать колкости моего друга, я сразу повесил трубку. Сегодня вечером я один останусь трезвым. Я бы отдал все на свете, чтобы не было этого несчастного случая. Тогда я бы присоединился к нашей компании у Фергюсонов. Что ни говори, а иногда, если повод вполне достойный, совсем недурно позволить себе маленькую пирушку; хорошая пирушка – отличное средство от ностальгии.
– Вы душка, Роберт.
– Робертс – это моя фамилия. А зовут меня Уильям.
– Ах, ну да! Когда Жан-Пьер вернется, я расскажу ему, что вы сделали для меня. Я уверена, вы подружитесь.
От этих ее слов я застыл, словно по стойке "смирно". Люсьенн взяла меня за пуговицу кителя и притянула к себе.
– Вы не верите?
– Да нет же, Люсьенн. Я... Я ни капельки не сомневаюсь в этом!
– Умоляю вас, налейте мне немножко виски! Я уверена, что виски поможет мне!
Я больше не стал отговаривать ее. В конце концов, если она так настаивает...
Я плеснул в два стакана: побольше – для себя, поменьше – для нее. Затем я отправился на кухню за льдом. Но когда вернулся, она успела осушить оба стакана! Я положил кубики льда из холодильника в горшок с азалией.
– Вы поступили неблагоразумно, Люсьенн.
На этот раз алкоголь ударил ей в голову, будто ее хватили дубинкой по затылку. Глаза ее помутнели, став почти белыми.
– Ничего страшного...
– Вот сейчас вам надо прилечь!
Зря я тратил силы на уговоры: не успел я закончить, как она уже была в глубоком нокауте, перевесившись всем телом через подлокотник кресла. Я взял ее на руки и отнес в постель.
* * *
Три автомобильных гудка! Но я и так узнал старый черный "кадиллак" Мэтьюза, потому что уже минут десять глядел в круглое окно. Не закрывая двери, я бросился к лифту.
В тот момент, когда я входил в лифт, в глубине квартиры раздался телефонный звонок. Сломя голову я бросился обратно. Штепсель телефонного аппарата находился в коридоре.