Ученый тоже воспринимает реальность как текст, который нужно прочесть, расшифровать. У этого текста нет автора, хотя, как мы знаем, текст все время меняется. Но, может быть, изменения и есть автор?
Реальность становится говорящей тогда, когда мы приписываем Миру самосознание, наличие незаполненной пустоты.
Философы скажут, что в таком случае человек воспринимает Мир антропоморфно, то есть приписывает ему свои собственные качества.
Но можно ли, читая текст Мира, удалить из него человека как часть этого текста? Качества человека входят в текст Мира так же, как качества Мира входят в читающего его человека.
Искусство Диалога есть реализация неразрывной целостности Человека и Мира.
Не отменяя ни одного из существующих методов познания, Диалог включает добытые человечеством объективные знания о Мире в субъективный процесс жизни каждого человека, давая возможность преодолеть отчуждение от любого сложного целого.
Участвуя в Диалоге, человек сохраняет свою целостность в любой частичной деятельности, сливаясь с деятельностью человечества, сливаясь с жизнью Мира.
***
Вот два отрывка из художественных произведений, передающих восприятие реальности как говорящей.
"На дубе у дороги закаркали вороны. Дерево красивое, ветвистое, на нем шесть черных больших птиц.
Когда я опять оглянулся на фыркающих в реке лошадей, по их шеям катились прозрачные капли воды, весь пейзаж притух, словно облака упрятали солнце. Лошади беспокойно подняли головы. Облако не прикрывало солнце, оно пекло, как и раньше, но яркие краски утра, чистая зелень пригасли, стройная трава чуть-чуть пригнулась, словно слабый ветерок пробежал по ней. Колокол на костеле коротко и негромко звякнул, казалось, пройдя мимо, кто-то равнодушно дернул веревку. Беспокойство сжало мне грудь, я застонал и закрыл глаза.
Когда я опять открыл глаза, солнце блестело как раньше, и краски опять были ярки и живы, лошади опустили головы и пили. Сразу подумал, что все мне только померещилось. Похоже на то, как, очнувшись на незнакомом месте, вдруг чувствуешь, словно уже когда-то здесь был, или, взявшись за новую работу, чувствуешь, что когда-то эту работу уже делал.
Посмотрел в сторону дуба: воронов там не было, но я успел увидеть шесть улетающих птиц, которые сразу же скрылись за холмами. Значит, это опять был знак".
"Он спросил, все ли со мной в порядке. Я сказал ему, что я долгое время не замечал позади нас никаких машин, и внезапно я заметил фары машины, которая нагоняет нас. Он хмыкнул и спросил меня, действительно ли я думаю, что это машина. Я ответил, что это должна быть машина; и он сказал, что мое отношение к этому свету показывает ему, что я, должно быть, как-то почувствовал, что, что бы там ни было позади нас, но это больше, чем просто машина. Я настаивал, что мне кажется, что это просто другая машина на шоссе или, может, грузовик.
– Что же это еще может быть? – громко сказал я.
Намеки дон Хуана привели меня на грань срыва.
Он повернулся и посмотрел прямо на меня, затем он медленно кивнул, как если бы взвешивал то, что собирался сказать.
– Это огни на голове смерти, – сказал он мягко. – Смерть надевает их как шляпу, а затем бросается в галоп. Это огни смерти, несущейся галопом, настигающей нас и становящейся все ближе и ближе.
У меня по спине побежали мурашки. Через некоторое время я вновь взглянул в зеркало заднего обзора, но огней больше не было. Я сказал дону Хуану, что машина, должно быть, остановилась или свернула с дороги.
Он не стал смотреть назад, он просто вытянул руку и зевнул.
– Нет, – сказал он, – смерть никогда не останавливается. Иногда она выключает свои огни, только и всего".
***
Мы, кажется, дошли до точки.
Вороны на дереве – знак?
Фары автомобиля – огни на голове смерти?
Вы можете видеть сколько угодно знаков в объективной реальности и сколько угодно интерпретировать звездное небо как текст о будущем, но кто докажет, что знаки – это знаки чего-то, а прочтение звездного неба имеет какой-то смысл?
Кто докажет, что между появлением шести птиц на дубе и резней в Бельведере, которая последовала за этим, есть какая-то причинная связь?
(Saulius Tomas Kondrotas, "Zalсio zvilgsnis").
Кто докажет, что огни, гнавшиеся за машиной, это действительно огни на голове смерти, а не бред полоумного индейца? (Карлос Кастанеда, "Отделенная реальность").
Каждому из нас может что-то мерещиться, но истиной становится только то, что истина и для другого, то есть истина только то, что объективно, что не зависит от вывихов нашего сознания. Это хорошо, когда наша субъективная истина становится объективной, когда она и для других есть практическая истина. (Практика – единственный критерий объективности истины, хотя формальным инструментом, отличающим истину от лжи, является логика. Логика определяет, что формально есть истина, практика же – реальность, объективность истины; она показывает, что формальная истина не является (или является) лишь своевольным конструктом нашего сознания).
Ну, а если наша субъективная истина не получает практического и формального подтверждения? Мы называем это всего лишь мнением или заблуждением. С человеком, упорно настаивающим на своем заблуждении, обходятся по-разному, в зависимости от разряда заблуждения. Когда он настойчиво твердит: "Все собаки в мире бешенные, и каждая пытается меня укусить", его, очевидно, следует изолировать. Если этот человек поэт, делающий подобные заявления лишь в стихах, никто ведь не станет проверять объективность и истинность поэтических суждений и образов.
Ведь художественный взгляд на Мир мы не можем отождествлять с ИСТИННЫМ виденьем Мира. "Слишко субъективно", – обычно говорим мы.
Но поэт – часть Мира…
Давайте пока оставим вопрос о субъективности и объективности.
Поговорим о суггестии и переживании истины.
Откуда вы знаете, что Луна – не серебряная тарелка, прикрепленная к небосводу, а небесное тело, вращающееся вокруг другого небесного тела – Земли? Вы это знаете и этому верите потому, что вас этому научили. У вас нет основания в этом сомневаться, так как Луна, откровенно говоря, вас мало интересует (допустим, что вы совершенно равнодушны к астрономии).
Переменись что-нибудь в астрономических концепциях, вы это примете так же равнодушно, особенно если новые сведения будут исходить из достаточно авторитетного источника. Другое дело с вещами, которые для вас реально что-то значат ( под реальной значимостью мы подразумеваем практическую вовлеченность человека). Тут вы менее полагаетесь на авторитет и верите себе и своему опыту. Теперь окиньте взглядом сферу своей личной практики и вы увидете, как мало на свете вещей и явлений, о которых вы можете сказать: "Они происходят так-то и так-то, я испытал это на своей шкуре".
Очень мало на свете истин, за достоверность которых вы можете поручиться лично. Но мы "перекачиваем" через себя массу информации, которой верим; готовы встать на дыбы, если кто-нибудь усомнится в существовании снежного человека, и это только потому, что снежного человека показывали по телевизору и при этом говорили: исследовав фильм, авторитетные эксперты признали кадры подлинными.
Мы верим в физику, химию, медицину, хотя большинству из нас никогда не удастся "на своей шкуре" испытать то, во что мы верим. Большинство наших знаний основываются на авторитете энциклопедий, учебников, папы, мамы, соседа и т.д. и т.п. Самый яркий пример обмена информацией, где главный критерий истины – авторитет, – научные сообщества.