Дом Агафьи Монаховой – четырехкомнатный, недавно покрытый шифером, с новым просторным прирубком, отдельной кухней, двумя застекленными верандами. К одной из них и прилегала предложенная Агафону боковушка. Начал строить эту вместительную домину еще покойный муж Агафьи Нестеровны, ветеринарный фельдшер Корней Монахов. Дед и отец Корнея были коновалами. Получив образование в первые годы Советской власти, Корней переехал в тридцатых годах во вновь созданный племхоз и проработал здесь до сорок второго года. Достроила дом Агафья Нестеровна самостоятельно, на свои кровные, как она заявляла, и даже в годы войны что-то пожертвовала на постройку танка. Этим поступком она часто «утирала нос» своему зятю Мартьяну, когда тот начинал корить ее за пристрастие к базарной торговлишке, в чем немаловажную роль играли большой сад, приусадебный участок и пуховые платки.
Агафон понял, что козий пух, этот драгоценнейший товар, связан и с неистребимым духом спекуляции, укоренившимся в этих местах столетиями.
– Оставайтесь у нас, – говорил ему Федя. – Помещения на всех хватит. Тетка моя мечтает даже дачников завести, да они мало сюда ездят. От станции далеко. А так тут настоящий курорт, горный воздух, речка…
– Вижу. Место что надо, – согласился Агафон.
– Сейчас-то что: голым-голо. Вот посмотришь, как тут все расцветет! Видел когда-нибудь, как цветет степь, все косогоры тоже сплошь покрываются цветами, а запах какой!
– Видел, в кино… – улыбнулся Агафон.
Он уже успел обратить внимание, когда разгружали машину, что народ, собравшийся посмотреть на привезенные для сельмага товары, здесь по-особому свежий и красивый. Когда Агафон вошел в дом Соколовых, они только что закончили обедать и выходили из столовой. Здороваясь, мимо него прошли высокий молодой темноволосый парень с чистым продолговатым лицом, белоликая женщина, напоминавшая статной фигурой и агатовыми глазами Зинаиду, и похожая на сдобную булку девица, еще полубарышня, с пышными и, наверное, мягкими, как лен, волосами. Неловко посторонившись, давая им пройти, Агафон остановился за дверью и услышал доносившийся из горницы громкий разговор двух мужчин. Прислушиваясь, невольно ловил каждое слово:
– Ты, Мартьян, гордец неуживчивый. Самое главное, нет у вас детей. Были бы ребятишки, и теща твоя переродилась бы. Внуки – это великое дело. Потому ты, как пришлый человек, не чувствуешь своего корня. А раз корней нет, то растение не приживается…
– Да ты, Миша, оказывается, философ, – раздался мягкий звучный голос мужчины.
– Не смейся. Все знают, что ты вагон книг перечитал, изобретательством занимаешься, наукой… Оттого и жена жалуется, что ты ночами не спишь с нею, а книжки читаешь. Ты не хозяин в доме, а постоялец какой-то! Нельзя же так!
«Ого!» – подумал Агафон.
В это время против него остановилась пухленькая девица, посматривая на гостя круглыми серыми глазками, спросила:
– Вы из Москвы, да?
– Да, – пристально рассматривая эту коротышку, ответил Агафон, не переставая прислушиваться к заинтересовавшему его разговору двух мужчин.
– Из института убежали, да? Ой как интересно! – бесцеремонно, по-детски хватая его за руки, восторженно лепетала коротышка.
– А откуда это все вам известно, леди? – шутливо и в то же время смущенно спросил Агафон.
– Папка по телефону с городом говорил, а я все слышала…
– Нехорошо подслушивать, – укорил он ее.
– А я не подслушивала, я уроки делала… У меня задачка не сходилась.
Она быстро, скороговоркой начала объяснять, почему у нее не сходилась задачка. Агафону же в это время лезли в уши слова спорщиков.
– Я ж, как ты знаешь, простой хлебороб, практик, – говорил Соколов. – Врос в нашу землю с корнями, потому у меня и крепкая семья.
А семью надо не только создать, но и, как штурвал, хватко держать в руках. Ты сам видел, как овдовевшей Глаше трудно было. А я сумел подойти к ней, посадил на машину, научил агрегатом управлять. В труде-то и беда легче переносится. А теперь, возьми ее, лучший штурвальный на всю область. И в семье живет вместо сестры, как родная. По правде сказать, женщина она редкая. Другой раз думаю и не понимаю, как это она четыре года без мужа и словно красная девица…
– А вдруг замуж выйдет? – спросил все тот же приятный и звучный голос.
– Суперечить не стану. Даже приданое справим и комнату выделим. Об чем разговор! Мы работаем одной семьей.
– Миша, там же тебя человек ждет, – послышался женский голос.
– Да зови его сюда. А то мы тут разговорились…
Поблагодарив словоохотливую девицу за приятное знакомство, Агафон вошел в горницу и назвал себя.
– А я руки не подаю, – смущенно пряча ладони в чистое полотенце, сказала женщина с теплыми, как и у той коротышки, серыми глазами. – Видите, по хозяйству занимаюсь. Вы уж извините. Может, пообедать хотите?
– Да, да, мать, собери-ка на самом деле и покорми гостя. Человек с дальней дороги, – участливо проговорил светловолосый мужчина, очень похожий лицом на ушедшего парня. Агафон понял, что это и есть знаменитый комбайнер Соколов. Поблагодарив хозяев, от обеда отказался, заявив, что он уже накормлен и даже устроен на квартиру.
– А вы быстро, – улыбнулся Мартьян, наморщив надбровный шрам на правой стороне умного нервного лица. Одет он был в старый, поношенный китель и синие военные брюки, заправленные в хромовые сапоги.
– Мне ж звонили из райкома и говорили, что вы приедете, – потирая высокий белый лоб, сказал Соколов и тут же неожиданно спросил: – А вы с учета снялись?
Агафон показал открепительный талон и кандидатскую карточку.
– Вот и порядок, – проговорил Соколов. – Где б вы хотели работать?
– В бухгалтерии, – спокойно, как уже о давно решенном деле, заявил Агафон. – Если там, конечно, есть свободное место, – запинаясь, добавил он.
Лица обоих мужчин вытянулись.
– А мне сказал Антон Николаевич, что вы и шофером работали или даже механиком, – разочарованно проговорил Соколов.
– Я и в бухгалтерии работал, товарищ Соколов. А шофером у меня прав пока нет, – ответил Агафон и, словно желая оправдаться, прибавил: – Я решил заочно учиться в планово-экономическом институте, поэтому и хочу работать по своей специальности.
– А планирование и учет в наши дни вещи довольно серьезные, можно сказать, гвоздь экономики, – сказал Мартьян.
– Ну вот вам и защитник! – кивнул на него Соколов и согласился: – Что ж, направим вас к Яну Альфредовичу.
– К какому?! – Агафон едва не подпрыгнул на стуле.
– К нашему главбуху. Есть у нас такой финансовый бог и чудесный старикан. – Соколов встал, давая этим понять, что говорить пока не о чем.
– А как его фамилия, может, Хоцелиус? – с тревожной радостью в голосе спросил Агафон.
– Вы что, знакомы? – спросил Соколов.
– Еще бы! – обводя мужчин заблестевшими глазами, сказал Агафон, начиная верить тому, что его подсознательно влекло в эти края. – Понимаете, товарищи, какое дело: Ян Альфредович – мой бывший учитель, – продолжал он.
– Одно могу сказать, – вмешался Мартьян, – что у тебя прекрасный учитель.
– Так ты, выходит, сюда намеренно прикатил? – подмигнув Мартьяну, спросил Соколов, тоже переходя на «ты».
– Честное слово, не поэтому! – оправдывался Агафон. – Знал, что он работает где-то здесь, на Урале… Случайно увидел киноочерк о ваших козах…
– Рассказывай, – посмеивался Соколов. – У него такие, брат, две козочки… Одна агроном, другая зоотехник.
– Девушки что надо, – весело подтвердил Мартьян. – Идем вместе, я провожу.