Это звучит таинственно, но так оно и есть.
Когда отец лежал больной, он говорил маме, что пишет мне длинное письмо, которое я должен буду прочесть, когда вырасту. Но никакого письма они так и не нашли, а мне между тем уже стукнуло пятнадцать.
Новым в этой истории было то, что бабушка неожиданно вспомнила и другие слова отца. Тогда же он распорядился, чтобы никто не вздумал выбросить мой красный гоночный автомобиль. Бабушке казалось, что она вспомнила слово в слово то, что он сказал уже лежа в больнице. «Никогда не выбрасывайте гоночный автомобиль Георга, — сказал он. — Ни в коем случае, я вас очень прошу. Он так много значил для нас с Георгом в эти последние месяцы. Я хочу, чтобы Георг сохранил этот автомобиль. Расскажи ему это когда-нибудь. Расскажи, когда он будет достаточно взрослый, чтобы понять, почему я просил сохранить для него этот автомобиль».
Именно поэтому старый гоночный автомобиль не выбросили и не отдали на блошиный рынок. Даже Йорген был строго предупрежден об этом. Лишь к одной вещи он не имел права прикасаться, когда поселился у нас на Хюмлевейен, — это к моему красному гоночному автомобилю. Он относился к нему с таким уважением, что по его настоянию для Мириам купили другой автомобиль, новый. Может, ему не нравилась мысль возить свою дочку в том же автомобиле, в котором отец когда-то, много лет назад, возил меня. Но не исключено, что ему просто хотелось купить более модный автомобиль. Он помешан на моде.
Итак, письмо и гоночный автомобиль. Бабушке потребовалось одиннадцать лет, чтобы решить этот ребус. Только теперь до нее дошло, что кто-то должен осмелиться и тщательно осмотреть мой старый автомобиль, хранившийся в сарае для инструментов. И она не ошиблась. Автомобиль оказался не просто автомобилем. Это был почтовый ящик.
Я не знал, верить или не верить этой истории. Никогда не знаешь, правду ли говорят родители, дедушки и бабушки, особенно если дело касается «деликатных вопросов», как называет их моя бабушка.
Сегодня для меня самая большая загадка заключается в том, почему ни у кого не хватило ума одиннадцать лет назад поинтересоваться, что хранится в старом отцовском компьютере. Ведь отец на нем писал это письмо! Конечно, они пытались войти в компьютер, но у них не хватило воображения, чтобы разгадать пароль. Он состоял максимум из восьми букв, такие в те времена были компьютеры. Но даже маме не удалось взломать пароль. У них ничего не получилось. И они отправили компьютер на чердак!
Впрочем, к отцовскому компьютеру я еще вернусь.
Я взял бутылку колы, отцовское послание и удалился в свою комнату. Когда я на всякий случай запер свою дверь изнутри, мама запротестовала, но вскоре она поняла, что протестовать бесполезно.
В чтении письма от человека, который уже умер, есть нечто необычное, я бы даже сказал — благоговейное, поэтому я не мог допустить, чтобы все родные сновали вокруг меня. Как бы там ни было, а это письмо от моего родного отца, которого не стало одиннадцать лет назад. Уединение было мне необходимо.
Странно держать в руках эту длинную рукопись, у меня возникло чувство, будто я нашел совершенно новый альбом с неизвестными фотографиями, на которых я снят вместе с отцом. За окном валил густой снег. Снегопад начался, когда я возвращался домой из музыкальной школы. Но, думаю, этот снег еще растает. Сейчас только начало ноября.
Я сел на кровать и принялся зачтение.
Как знать?
Я ничего не знаю. Кто сейчас премьер-министр Норвегии? Как зовут генерального секретаря ООН? И еще: как обстоят дела с телескопом Хаббл? Тебе про него что-нибудь известно? Может, астрономы обнаружили что-нибудь новенькое в строении нашей Вселенной?
По правде говоря, я уже сейчас чувствую себя привидением, и каждый раз при мысли об этом у меня перехватывает дыхание. Я начинаю понимать, почему привидения любят ухать и выть, подражая вою ветра.
Вовсе не для того, чтобы напугать своих потомков. Просто им трудно дышать в любом времени, кроме того, в котором они жили.
Нам не только отведено определенное место в жизни. Нам отмерено и определенное время.
Вот так обстоит дело, и моей исходной точкой может быть только то время, в котором я живу. Сейчас август 1990 года.
Хочу открыть тебе то, о чем я часто думал в последние дни: каждый прожитый вместе день и каждый пустяк, который занимал нас обоих, способствует тому, чтобы ты запомнил меня. Теперь я стал считать дни и недели. В воскресенье мы с тобой стояли на смотровой площадке Трюваннсторнет и взирали на половину королевства, нам открывался простор до самой Швеции. Мама тоже была с нами, мы были втроем. Но помнишь ли ты тот день?
Если нет, постарайся вспомнить, Георг. Пожалуйста, постарайся, ведь все это находится где-то в тебе.
Помнишь свою большую железную дорогу? Ты каждый день подолгу играешь с ней. Я гляжу на пол. В эту минуту рельсы, поезд, паромы разбросаны по всему холлу так, как ты недавно их оставил. Мне пришлось оторвать тебя от игры, чтобы не опоздать в детский сад. Но твои ручонки как будто все еще касаются частей этой дороги. И я не смею передвинуть в другое место хотя бы один рельс.
А компьютер, на котором мы по воскресеньям играли в разные игры? Когда компьютер был новый, он стоял у меня в кабинете, но на прошлой неделе я переставил его в холл. Теперь мне приятнее находиться рядом с твоими вещами. По вечерам вы с мамой тоже сидите здесь. Дедушка с бабушкой приезжают к нам чаще, чем раньше. Это приятно.
А зеленый трехколесный велосипед? Совершенно новенький, он стоит на посыпанной ракушечником дорожке. И если ты еще помнишь его, то только потому, что он, старый и бесполезный, возможно, все еще хранится в гараже или в сарае для инструментов, так я себе это представляю. Или он окончил свои дни на блошином рынке?
А что стало с красным гоночным автомобилем, Георг? Да, что с ним стало?
Я сам слышу, что сюсюкаю, как старые тетушки, и это глупо, ведь я обращаюсь к взрослому Георгу, которого я так и не увидел и с которым так и не смог поговорить по душам.
Когда мы проезжаем через ручей, ты всегда выходишь из своего автомобиля, чтобы бросить в воду палочку или камень. Однажды ты нашел там пустую бутылку из-под газировки и тоже бросил в воду. Я не стал тебя останавливать. Теперь тебе разрешается делать почти все, что ты хочешь. Бывает, в детском саду ты убегаешь в свою группу, забыв попрощаться со мной. Как будто не меня, а тебя поджимает время. Странная мысль. Похоже, что у старых людей впереди больше времени, чем у детей, перед которыми лежит вся жизнь.
Я, конечно, не так стар, чтобы этим хвастать, себе-то я кажусь молодым человеком, по крайней мере, молодым папой. И все-таки мое заветное желание — остановить время. Я бы не имел ничего против, чтобы эти дни длились вечно. Пусть вечера и ночи приходят в свой черед, потому что сутки есть сутки и у них свой ритм, но следующий день должен начинаться с того же, что и предыдущий. У меня уже нет потребности увидеть или испытать больше того, что я успел увидеть и испытать. Мне только страстно хочется удержать то, что у меня еще есть. Но воры уже явились, Георг. Эти непрошенные гости уже крадут мои жизненные силы. Позор им!
Есть добрые болезни, которые сразу делают больного лежачим. Злой болезни, как правило, требуется много времени, чтобы сделать кульбит и навсегда сбить человека с ног. Может, ты не помнишь, что я был врачом, хотя уверен, что мама рассказывала тебе обо мне. Сейчас я освобожден от работы в клинике, но я знаю, о чем говорю. Я не отношусь к числу легковерных больных.
Итак, в нашей арифметической задачке, или в этой нашей последней встрече, есть два времени. Мы как будто стоим каждый на своей горной вершине и пытаемся разглядеть друг друга. Нас разделяет уже преданная забвению долина, которую ты оставил за собой на своем жизненном пути, ты проделал этот путь уже без меня.