Царевна Алена обошла отца сзади и, мягко отобрав кота, прижала его к груди и почесала за ушком.
Далдон нервно прижал к себе гусли, словно опасаясь, что и их отберут. Ему явно стало не по себе, наверное, сообразил, что я могу оказаться свидетелем того, как его решение казнить кота‑баюна будет опротестовано. И его разрывали противоречивые чувства: с одной стороны, если он отменит свое решение, то тем самым подорвет собственный авторитет, что немыслимо, но, с другой, расстраивать дочь не хочется.
Ой‑ей! Кажется, я попал. Ведь и ему известно, что нежелательные свидетели долго не живут. А уж если такая мысль посетила мои не очень закаленные в политических баталиях мозги, то царь и подавно додумается до этого.
– У‑у‑у, киса, – продолжала гладить котяру Аленка. А тот в ответ все «мур‑р‑р» да «мур‑р‑р». Вот ведь хитрая скотина! Я бы тоже замурлыкал.
– Говори, волхв, чего желаешь? Какую награду?
– Угодить вашему величеству – само по себе награда.
– Не лебези, а говори без утайки – чего душа желает.
– Царь‑батюшка, не гневайтесь, есть у меня все. А большего – и не надо.
Сам понимаю, что отказываться от вознаграждения глупо, но нет сил бороться с чувством собственного достоинства. Уж очень сильно въелся в душу лозунг о всеобщем равенстве.
Положение спасла Аленушка.
– А правда, что волхвы живут одиноко?
– Да, моя царевна, – подтвердил я.
– Батюшка, – лучезарно улыбнулась царю Аленушка, – подари баюна волхву. Все ему не так одиноко будет.
Царь мгновение раздумывал, взвешивая все «за» и «против», но подобный план сулил решение возникшей проблемы, и он согласился.
– Дочь моя, будь по‑твоему.
Она заулыбалась еще шире, озарив горницу ярким светом своего обаяния:
– Возьми, волхв, свой дар.
Я принял из Аленушкиных рук кота, ожидая, что тот будет вырываться и царапаться. Но Васька, вопреки своему свободолюбию, не был самоубийцей. Он лег в мои руки тихо‑тихо, как мышка.
– Ну ступай, – милостиво отпустил меня царь.
Я вышел из хором, крепко держа в дрожащих руках палого котяру.
Вот тебе, Аркаша, вместо злата, серебра...
Глава 4
ОБЫЧНЫЙ БЕЗДОМНЫЙ ДОМОВОЙ
Гореть всегда, гореть везде... В. Маяковский
Транспарант над воротами
пожарной части
Лишь изрядно удалившись от царской обители, я начал понемногу приходить в себя. Робость отступила, проснулось любопытство. Не каждый день видишь говорящего кота... В смысле, не на экране телевизора – с наложенным звуком, – а самого настоящего, волшебного. Внешне – кот котом, а поди ж ты! Вот только крупноват, но этаких гигантов полно на различных выставках: откормленные, с ухоженной шерсткой и показной леностью движений. Их престижно выгуливать во дворе на коротком поводке.
Вот и я обзавелся котиком... Растет хозяйство.
Хозяйство тем временем успокоилось, сообразив, что казнить его не будут, и осмелело.
– Пусти на землю – пройдусь маленько. Да поаккуратнее!
Я опустил его и отряхнулся; ухоженный – не ухоженный, а вся рубаха в шерсти. Васька с любопытством осмотрел меня и ленивой трусцой двинулся вперед, задрав хвост и игнорируя тявканье уличных шавок. Последние буквально заходились в истеричном лае, но предпринимать какие‑либо более активные действия не решались – то ли из‑за своей природной трусости, то ли из‑за моего присутствия. А скорее всего, по обеим причинам сразу.
Какое‑то время из‑за шума, поднятого собаками, все прохожие оборачивались и смотрели на нашу странную процессию, но постепенно шавки выдохлись и отстали, а люди перестали обращать на нас излишнее внимание, и мы с котом завели неспешный разговор.
Дорога предстоит неблизкая, а за беседой путь кажется короче.
– Скажи мне, волхв, есть у тебя коровы?
– Нет.
– А козы?
– Нет. А что?
– А овцы?
– Тоже.
– Очень плохо.
– Это почему?
– Я молоко люблю.
– А пиво?
– А кто ж его не любит?
– Так, может, за знакомство?
Кот‑баюн ухмыльнулся (по крайней мере так можно было понять его гримасу) и согласно промурлыкал:
– Само собой. С р‑р‑рыбкой.
Не откладывая дело в долгий ящик, мы свернули к ближайшему трактиру. Не бог весть что, но вполне прилично. Не то что у нас на окраине. Здесь, в зажиточном районе, значительно чище и спокойнее – меньше вероятность, что кто‑нибудь наблюет в твою кружку.
В трактире царит мягкий полумрак, едва рассеиваемый светом, проникающим сквозь раскрытые двери и окна, затянутые рыбьими пузырями; к естественному освещению прилагается и искусственное – толстые, оплывшие свечи мерцают на столах в массивных канделябрах.
Посетителей всего несколько, да и это удивительно – обычно в дневное время питейные заведения пустуют. Впрочем, в этом районе жители могут себе позволить обед в трактире. Что ж, последуем и мы их примеру.
Подойдя к пустому столику, я с опаской пристроил свой зад на лавку. Но, кажется, беспокоился я напрасно – она была чистая, относительно.
Кот Василий запрыгнул на лавку, а затем и на стол.
Надеюсь, нас не выкинут на пару. Ведь табличек, запрещающих вход с животными, нет.
Появился трактирщик. Он выпал из полутьмы и тотчас преломился в почтительном поклоне.
– Чего желаете, господин хороший?
– Два пива, – начал перечислять я, – копченой рыбки, сыра и блюдечко.
– Блюдечко? – оторопело переспросил трактирщик.
– Ну да. Такую небольшую глубокую тарелочку.
– Исполним сей момент.
Он отвесил очередной поклон и удалился, с тем чтобы вернуться спустя пару минут с заказанной снедью.
На стол опустилось два литровых кувшина с пивом, головка сыра – килограмма на полтора, копченая севрюга и блюдечко с голубой каемочкой и незабудками, нарисованными на донышке.
Я отсчитал трактирщику положенные медяки, накинул пару за расторопность и снисходительность к присутствию кота за столом, хотя нет, на столе.
Кланяясь и излучая благодарность, трактирщик удалился.
– Ну что ж... – многозначительно произнес кот‑баюн.
– И не говори, – согласился я, наливая в блюдечко пива и подвигая его к коту.
– За знакомство!
Местное пиво я пью не первый раз, но все время забываю, какая это гадость. Однако притягивает... и шибает неплохо.
Потягивая пивко и пощипывая рыбку вперемешку с сыром, мы завели разговор.
– Вот скажи мне ты, Аркаша, как святой человек...
– Какой я святой?
– Ты ж волхв...
– Да.
– А я про что? Дитя природы, любимец духов и призма астрала.
«Н‑да, – подумал я, – а котик‑то непрост...»
– Скажи мне как на духу, не страшась резануть правду‑матку, – долго ли мы будем терпеть этот произвол?
– Ты пей, – подлил я баюну, надеясь, что он замолчит. Только антицарских разговоров мне не хватало. Голову за такое снимут, только булат свистнет.
Но Ваську уже понесло. То ли пиво по мозгам ударило (сколько их там у него?), то ли так накипело на душе, что нет мочи больше терпеть...
Впрочем, какая мне разница? Главное, что его разговор начал привлекать к нам нездоровое внимание. Посетители засобирались, то ли спеша с доносом, то ли боясь обвинения в слушании крамольных речей.