Достаточно воспользоваться наблюдениями со спутников, радарами или аэрофотосъемкой… Ультразвук, инфракрасные лучи, лазеры — мало ли теперь всяких средств?
— Потому-то мы так и остерегаемся, — отозвался Агвилла. — Избегаем даже пользоваться стационарными радиопередатчиками и телеаппаратурой, они наиболее уязвимы. Достаточно засечь один наш сигнал — и след взят. Вот почему мы работаем на передвижной аппаратуре. Номер 77 77 22 можно обнаружить по всей стране.
— Знаю по собственному опыту, — сказал я, вспомнив тщетные усилия Командора засечь координаты постов с этим номером.
Где мы находились сейчас, я не знал, а спрашивать не хотелось. Но вскоре впереди показались знакомые конусообразные очертания вулкана. Мы ехали по широкой дороге — должно быть, раньше она служила магистралью, теперь же была заброшена, завалена камнями, рухнувшими деревьями.
Вдали вырисовывались острые заледеневшие пики Снежной горы.
“Там ли еще мои сыновья”? — острой болью пронзило грудь. Равнина внизу едва угадывалась, окутанная плотной грязно-серой пеленой смога. Дорога была пустынна, навстречу не попалось ни одной машины, лишь изредка мы обгоняли какого-нибудь индейца с жалкой ношей на плечах — съедобные корни, желуди.
К полудню мы спустились к подножию горы. По обе стороны тянулись округлые холмы — голые, опустошенные пожарами, изъеденные эрозией и смогом. Неожиданно по правой стороне шоссе возник придорожный знак. Табличка потрескалась, была заляпана грязью, буквы почти стерлись, но прочесть все же было можно: КАМПО ВЕРДЕ — 10 км. Этот указатель в свое время вел к земному раю…
Однако чем ближе мы подъезжали, тем больше дорога напоминала подступы к аду. Машина с огромным трудом преодолевала завалы, продиралась сквозь каменную осыпь и поваленные деревья. Некогда цветущие склоны, которые запечатлел Агвилла в своем фильме, теперь были охвачены щупальцами мертвых корней и скрюченных веток, русло реки высохло. Зловонный стайфли проник и сюда.
Вдруг, так же неожиданно, как в фильме, перед нами возникла долина. Теперь это была пустыня, утопающая в белесом смоге и усеянная полуразрушенными нефтяными вышками.
Агвилла вел машину на самом тихом ходу, его неподвижный взгляд был устремлен за горизонт — должно быть, мысленно он возвращался в то утро двадцатилетней давности, когда под ножом Мак-Харриса погибла цветущая молодая женщина, его мать… Вышки, немые свидетели трагического опустошения долины, в сероватой пелене стайфли казались призрачными. И нигде не видно присутствия человека, ни намека на что-нибудь живое, лишь кое-где возле обвалившейся вышки виднелись обломки стены разрушенного дома.
— Кампо Верде, — шепотом произнес Агвилла.
Голос его прозвучал бесстрастно, но за этой нарочитой холодностью скрывалось столько любви и ненависти! Кампо Верде, “Зеленое поле”!
Что я мог сказать ему в утешение? У меня перед глазами стоял Мак-Харрис с окровавленным ножом в руке.
Агвилла остановил машину посреди небольшой площади — здесь раньше стояла церковь. Вынув из-под сиденья две маски, одну протянул мне: — Наденьте. Иначе задохнетесь от этой отравы.
И на землю некогда цветущего, а теперь изуродованного уголка земли, среди смрада стайфли и призрачных контуров полуразрушенных вышек, ступили два уродливых существа с резиновыми хоботами вместо носа и рта, с круглыми стеклами вместо глаз — живое напоминание о том, чем грозит человечеству хищническое пользование благами Земли.
Агвилла заговорил. Приглушенные маской размеренные слова как бы тонули в густом смоге.
— Передайте Мак-Харрису, сеньор Искров, что энерган не продается.
Наши требования заключаются в следующем: добровольно, без сопротивления или промедления, в недельный срок передать всю собственность “Альбатроса” — подчеркиваю, всю собственность — индейцам, расселенным на плато Теоктана, в лице их представителя Боско Эль Камино из селения Тьерра Калиенте.
Весь этот актив пойдет на создание условий, необходимых для того, чтобы мой народ вернулся к нормальней человеческой жизни, избавился от нищеты. Это нужно также для того, чтобы вернуть Кампо Верде прежний вид, построить новые селения для уцелевших индейских племен, загнанных в резервации. Это первое.
Второе. После того как документы о передаче собственности “Альбатроса” будут подписаны, Мак-Харрис должен по доброй воле предстать перед Верховным судом Америго-сити и ответить за совершенные им преступления, в первую очередь за уничтожение Кампо Верде и варварское истребление большинства его жителей. Он виновник гибели вождя племени, Великого Белого Орла, и Евы Маяпан, жены Доминго Маяпана и матери Агвиллы и Алехандро Маяпанов. Мы готовы предъявить суду все доказательства этих преступлений. Если же Мак-Харрис откажется выполнить наши требования, я использую энерган по собственному разумению и не только уничтожу империю “Альбатрос”, но и покончу с княжеством Веспуччии, которое эту империю поддерживает. А над самим Эдуардо Мак-Харрисом, куда бы он ни спрятался, сам совершу акт правосудия. Обязую вас, Теодоро Искров, уведомить об этом не только его, но и Командора, Князя, апперов, весь народ Веспуччии. Вам будут предоставлены для этого все необходимые средства и возможности. Вы все запомнили?
— Да.
От слов Агвиллы кровь лихорадочно стучала у меня в висках.
Агвилла достал из-под сиденья плоский коричневый чемоданчик — я оставил его в машине перед тем, как начать спуск по Белой Стене. Сейчас в нем помимо моих вещей лежала коробка с шестнадцатимиллиметровой пленкой и два конверта — черный и голубой. — В коробке копия фильма, который мы вчера вам показывали. Изыщите способ передать его на телевидение. В конвертах два обращения. Белый предназначен для Мак-Харриса. Вы вручите его только, если вам придется туго. Это вас выручит. До крайней мере на некоторое время. Голубой постарайтесь передать журналистам, в нем изложена правда. И следите, чтобы они у вас не исчезли в дороге, мне будет сложно прислать вам дубликат.
Я осторожно закрыл чемодан, прижал к груди.
— А если возникнут какие-нибудь непредвиденные обстоятельства?
— Дайте мне знать. Кроме того, мои люди будут поддерживать с вами связь.
— Где я их найду?
— Всюду. Даже у Мак-Харриса. Если потребуется, они сами дадут вам знать о себе. Впрочем, на вашей стороне будут многие. — Он задумчиво улыбнулся. В том числе “Рур Атом” и многие нефтяные магнаты… Я уверен.
Энерган не оставит им другого выхода, Признаться, все эти обещания звучали весьма туманно, но Агвилла не вдавался в подробности, а я не стал допытываться. Я был уверен в одном: Маяпаны меня не бросят.
Часа через два мы подъехали к небольшой железнодорожной станции. Когда-то через нее проходили эшелоны с цистернами “Альбатроса”.
Теперь тут про ходит всего один поезд в сутки. Станция казалась заброшенной.
На грязном перроне стояли несколько индейцев с торбой через плечо.
Ударил колокол. Мы молчали: все было сказано. Когда из-за скал показался локомотив, Агвилла пожал мне руку: — Я знаю, вам будет нелегко. — Он до последней минуты говорил мне “вы”. — Но уверен, вы справитесь! Сделаете все, что нужно. Счастливого пути.
— Спасибо, — поблагодарил я и, не удержавшись спросил: — Агвилла, мне все время хочется спросить о том, что не имеет касательства к нашим задачам, относится только к вам лично.
— К вашим услугам.
— Вы крупный химик.