– Есть, – мгновенно ответил я, поняв, откуда приехали однокурсники и что мы услышим. – Завтра буду.
– Давай. Ждем по прежнему адресу…
Покачав трубку в ладони, я быстро прикинул, какие дела надо перенести с завтрашнего дня на поздние сроки, проверил состояние машины и под конец позвонил Наташке. Сказал, что свидание отложим на день. Выслушав положенную в таких случаях порцию вздохов и упреков, пожелал спокойной ночи и завалился спать. Дабы без проблем доехать до Москвы, надо выезжать затемно, часов в пять утра.
…Небольшая двухкомнатная квартира на окраине столицы имела довольно убогий вид. Потускневшие обои с оборванными уголками и швами, грязные окна, давно не стиранные занавески, побитые молью ковры на стенах, полустертый паркет под ногами. Мебель старая, да и мало ее. Кроме кровати, продавленного дивана, раскладного стола и пяти стульев, ничего нет.
Диссонансом к этому выглядела новая видеодвойка «Самсунг», поставленная на старый табурет с железными проржавевшим ножками. Да пожалуй, еще большой двухэтажный холодильник с отдельной морозилкой, заполненный сейчас наполовину пивом и водкой, наполовину закусками.
В гостиной над столом висело облако табачного дыма. Дверь на большую лоджию была открыта, как и форточка на кухне, но сквознячок с трудом разгонял смог под потолком и только слегка разбавлял тяжелый букет запахов. Лоджия была застеклена, но совершенно пуста, если не считать длинной шеренги пустых бутылок из-под водки и пива.
Комнату освещала большая люстра, на которой горели три лампочки из пяти. От люстры к потолку тянулись полупрозрачные нити паутины, бросая на закопченную побелку уродливую тень.
– Ладно, давай третий, – хрипло сказал сидевший на диване мужчина в старом поношенном армейском камуфляже. На его погонах тускло отсвечивали по четыре маленькие звездочки. Он ловко разлил по стаканам водку и встал, мрачно глядя на стол.
Мы тоже встали, подняли стаканы, промедлили несколько секунд и, не чокаясь, отправили содержимое в рот. Сели обратно, каждый подхватил с многочисленных тарелок что-то из закуски и зажевал ледяную жидкость, огненной рекой прокатившуюся по пищеводу.
Я мимоходом глянул на часы. Почти восемь вечера. Мы сидели здесь уже пять часов. И судя по всему, скоро отсюда не уйдем…
…Однокурсники моих друзей по рязанскому десантному училищу приехали в Москву прямиком из Чечни. Двое – продолжать лечение, а один – хозяин квартиры – по замене.
Его возвращение вышло несколько неудачным. Жена – надежный тыл и опора военной семьи – решила, что роль верной спутницы офицера, а тем паче вдовы ей не подходит, и за три дня до возвращения мужа вывезла свои вещи. Оставила на кухне записку с объяснением, ключи и обручальное кольцо.
Муж, только вышедший из ада относительно целым и невредимым и от того вполне довольный жизнью, к уходу отнесся философски. Выбросил из квартиры все лишнее и ненужное, а также то, что могло напоминать о неверной супружнице, чтобы освободить место под новую мебель. Благо боевые он получил все и вовремя (редкость несусветная!).
А пока суд да дело, пригласил друзей посидеть, выпить и поговорить. Поговорили…
У меня, человека маловпечатлительного, много испытавшего в бурной жизни, услышанное вызвало шок. Впрочем, как и у парней.
Однокурсники Марка и Сереги воевали практически с первого дня, с декабря девяносто четвертого, успели хлебнуть всего вдосталь, и их рассказы были насыщены такими подробностями, каких никогда не услышишь по телевизору и не прочитаешь в газетах.
Хозяин квартиры неведомыми путями из десантников попал в пехоту, командовал десантно-штурмовым батальоном в отдельной мотострелковой бригаде. Он раньше всех получил майорские погоны. Двое других ходили в капитанах, один был начальником штаба батальона, второй – заместителем комбата. Оба трубили в своих родных воздушно-десантных.
Парни рассказывали откровенно, ничего не утаивая, да еще крутили видеокассеты. Как снятые ими, так и трофейные. На их кассетах запечатлены моменты боев. Снимал кто-то из участников, поэтому картинка постоянно ныряла, дергала из стороны в сторону, шла то косо, то вверх ногами. Разрушенные дома, взрывы, прыгающие фигуры, выброшенные к небу комки земли, кровь на листве, трупы чеченских боевиков и трупы солдат. Фоном к картинкам служили яростные выкрики, команды, мат и стоны, свист пуль и грохот взрывов.
На трофейных по-любительски примитивно, но со старанием засняты фрагменты пыток и казни российских солдат, заложников и рабов. Изнасилования попавших в руки двуногого зверья женщин, отрезания голов, ритуальные танцы, хвастливые речи и стрельба в воздух от избытка чувств.
Кассеты дополняли рассказы офицеров, хотя никакого дополнения не было нужно.
Мы слушали жадно, зачастую перебивая и уточняя некоторые подробности, выспрашивая мелочи, заостряя внимание на тех моментах, что казались нам важными.
Офицеры отвечали. Мрачнея с каждым выпитым стаканом, сжимая кулаки и понижая голос. Один – начштаба – то и дело баюкал простреленную в двух местах левую руку, второй – замкомбата – изредка трогал левую ногу, в которую угодил осколок мины.
Больше спрашивал Сергей, его интересовало буквально все. Вооружение – как солдат, так и боевиков, тактические приемы, использование оружия, отказы техники, действия подчиненных и чеченцев. Все, вплоть до амуниции и количества запасных магазинов в разгрузках.
Марк не отставал, тоже спрашивал и слушал внимательно, по привычке запоминая почти все наизусть.
Я больше молчал, хотя тоже фиксировал рассказы, но так как был этим людям по большому счету чужим, то не лез.
Услышанное с трудом усваивалось мозгом. Нет, то, что происходит в Чечне, мы и так знали. Борьба за власть, за сферы влияния, за территории и нефть. Причем борьба большей частью шла в Москве. Просто активная фаза этой борьбы была перенесена в горную республику, ближе, так сказать, к предмету спора.
Ставки шли на сотни миллионов долларов, на кону стояли возможности влиять на политику всего кавказского региона и не только его. В такой игре российская армия, как, впрочем, и чеченский народ, были пешками, разменными, никем не учитываемыми фигурками на огромном поле.
Никого не интересовало, сколько крови прольется с обеих сторон. Кому важна эта мелочь?
– …Суки! Предают на каждом шагу! Сливают информацию, сдают время и порядок прохождения колонн, торгуют оружием! – Майор острыми зубами разрывал нежное мясо балыка и запивал его пивом. Глаза смотрели с ненавистью и болью. Не прекращая жевать, он продолжал: – Перед атакой штурмовики отработали по позициям соседей – двенадцать человек убитых! А продукты и боеприпасы столько раз сбрасывали чехам! Наши же «вертушки»!
– А банды сколько раз выпускали! – вторил ему один из капитанов. – Вроде прижали, намертво заблокировали! Ан нет, как ужи уходят! Где-то башляют налом, их и пропускают. Сколько раз буквально за руку ловили и ментов, и пехоту!
– Ты пехоту оставь! – перебивает майор. – Не хрена всех в одну кучу валить! Наша бригада перла впереди всех, мочила этих сук, как могла! Мы сами, узнай, что кто-то продался, – на куски бы порвали!
– …Наверху сколько раз отдавали невыполнимые приказы. Такое впечатление, что в штабе одни придурки сидят! Ни хрена ни обстановки, ни своих сил не знают! Батальоны как взводы, полки как батальоны! Народу нет, воюют пацаны, только впервые взявшие автоматы в руки. Сколько смертей от неумелого обращения с оружием!
Они высказывали наболевшее, выворачивали наизнанку души, яростно ругали руководство, что армейское, что политическое, скрежетали зубами, вспоминая погибших друзей и сослуживцев. Потом, иссякнув и потеряв пыл, наливали водку и в который раз пили третий тост. Молча, до дна. За тех, кто не вернулся…
Мы офигевали. Мы были в прострации. Мы, успевшие отметиться практически во всех «горячих точках», испачкавшие руки в крови по локти и навидавшиеся всего. Но от того, что происходило в Чечне, нас бросало то в жар, то в холод. Это не война! Это планомерное уничтожение армии и народа. Это… полный звиздец!
А рассказывали только трое офицеров! Что скажут двадцать? Сорок? Сто?..
Но у меня в голове кипело сильнее, чем у парней. У меня за спиной почти два года своей войны. Большой опыт командования. У меня за спиной полномасштабная война, пусть и скоротечная, и пусть я воевал не на передовой, а чистил тылы!
И я знал, как может быть построен процесс и что можно получить при грамотном планировании, исполнении и бережном отношении к армии и полиции. Поэтому рассказы офицеров вызывали у меня дикое чувство ирреальности происходящего. Этого не может быть! Этого не должно быть!
Но вот они, трое фронтовиков, трое офицеров, прошедших весь этот ад, выживших вопреки всему. Они не врут и не сочиняют. Выходит, там и вправду происходит нечто, напоминающее целенаправленную бойню с обеих сторон!
Некоторые моменты меня сильно заинтересовали, и я задал несколько наводящих вопросов. И, наверное, слегка переборщил. Потому что в какой-то момент сидевший во главе стола майор – Дмитрий Усольцев – вдруг вскинул голову и совершенно трезвым голосом спросил:
– Ты что – воевал?
– То есть? – удивился я.
– Спрашиваешь о том, чего гражданский знать никак не может. Вот и говорю – ты воевал. Где?
Серега, видя, что майор насел на меня, примирительно сказал:
– Все мы где-то когда-то воевали. То там, то здесь.
– Это как понять? – посмотрел на него один из капитанов – Николай. – В Приднестровье, что ли? Или в Югославии?
– Так… Бывали… – неопределенно протянул Марк. – Мимо проскакивали.
– Да ладно, мужики, – примирительно произнес третий офицер – Игорь. – Нашли тему. Все выпускники дурки[10] последних двадцати лет где-то когда-то воевали.
Майор еще несколько секунд буравил меня пристальным взглядом, потом разлил водку по стаканам.
– Ладно. Я в ваши дела не лезу. Раз воевали, значит, воевали. Давайте за мир, мужики! Чтобы больше похоронок не писать и «двухсотых» домой не отправлять!
…Разъезжались мы после двадцати двух часов. И хотя выпито было немало, но пьяным себя никто не ощущал. Напряжение от тяжелого разговора напрочь перебило алкоголь, даже голова не шумела.
– Хреновые дела творятся там, – вздохнул Марк, когда мы ехали в метро (машины мы предусмотрительно оставили на стоянках). – Если дело так и дальше пойдет, в армии никого не останется.
– В армии и так уже никого не осталось, – угрюмо буркнул Серега, отсутствующим взглядом глядя на схему метрополитена. – Разваливать нечего. Просто добьют последних солдат и офицеров, и все.
Повисла пауза. Мы сидели в углу вагона, незряче глядя перед собой. Мимо сновали пассажиры, коверкая язык, ныл попрошайка, стайка молодежи обсуждала новый фильм, какой-то пьяный мужик нудно гудел на ухо дородной тетке, сидящей напротив нас. Обычная суета и толкотня московского метро, на которую никто никогда не обращает внимания, сейчас вызывала отвращение. Галдят, жуют, пьют, шевелят губами… Словно никто и не слышал ни о Чечне, ни о тысячах погибающих там людей. Всем все по фигу! Словно на другой планете живут.
– Артур, – подтолкнул меня Серега. – Что, по-твоему, в первую очередь бросается в глаза в этой… войне? Если не трогать политику.
– Масштабы, – почти сразу ответил я. – Странности управления. Туда согнали массу различных подразделений со всей России, зачастую сборную солянку, создали сводные полки, бригады, дивизии. МВД, армия, ФСБ… Много генералов, мало войск. Обученность и снаряжение которых вызывают ступор. По-хорошему для полной зачистки такой территории хватит двух полнокровных армейских корпусов, дивизии внутренних войск, ну и трех сводных полков всяких там СОБРов, ОМОНов… Ну и разумеется, средства усиления. Авиация армейская и фронтовая, артиллерия ствольная и реактивная. Кроме того – хорошая разведка. Войсковая, агентурная, электронная, радиотехническая, космическая… всякая. Жесткий режим зоны конфликта, отсутствие третьих лиц, режим прифронтовой полосы. Чтобы ни один комар ни в одну, ни в другую сторону…
– Если всю армию прошерстить, может, на два корпуса сил и народу наберется, – невесело усмехнулся Марк.
Я кивнул и, видя, что Сергей продолжает слушать, добавил:
– Командовать должен кто-то один. Армейский генерал на уровне командарма. Остальные, даже из других ведомств, – в подчинении. И больше никаких шишек… тем более из Москвы.
– Ну да! – усмехнулся Марк. – А под ногами толкаться, водку жрать и щеки надувать кто будет? А мешать?
– Я же говорю – если без политики…
До конца поездки никто больше не проронил ни слова. И только на выходе, когда до стоянки машин было совсем недолго, Сергей сказал:
– Все идет, как и предсказано. Внутренний конфликт, напряженность в верхушке власти, разногласия, равнодушие народа, как равнодушие коров на бойне… За этим последует новый виток развала страны. Кризис, а то и не один… А потом…
Он замолчал, отряхнул рукав куртки и посмотрел на нас.
– У нас в запасе не так много времени.
– Чтобы слинять отсюда?
– Чтобы осесть на новом месте. Чтобы слинять, надо несколько дней. Максимум неделя. А вот закрепиться там…
– И что нам теперь делать? – поинтересовался Марк. – Хоть ты тресни, но заработать действительно нормальных денег у нас здесь пока не выходит. Действовать бандитскими методами – встать на скользкий путь. Не ясно, куда он приведет.
– Есть еще один вариант, – вставил Серега. – Один раз уже прозвучало предложение идти инструкторами к наемникам. Желающих повоевать за звонкую монету достаточно, худо-бедно, их надо готовить. Золотых россыпей не обещают, но это может быть первым шагом на пути к будущему.
– Или последним, – покачал я головой. – Те, кто стоит за наемниками, не любят оставлять следы. А мы, как ни крути, – люди со стороны. Можем распустить языки. Так что решение проблемы будет радикальным – в расход.
– Все может быть, – после паузы произнес Сергей. – Все… Я пока не вижу выхода из положения. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Пока все глухо.
Мы с Марком переглянулись и одновременно пожали плечами. Мрачное настроение Сергея было в диковинку. Обычно он более спокоен и сдержан. Что на него нашло?
Тот поднял голову, глянул на нас и скривил губы.
– Надо думать, что делать. Искать пути, способы. Я пришел к выводу, что чем дальше, тем меньше у нас будет шансов нормально уйти и осесть на новом месте. В запасе не больше полугода. А потом…
– Что потом? – спросил Марк.
– Не знаю… возможно, придется использовать силовой вариант ухода. Он крайне нежелателен, но… – Его голос упал до шепота: – Но, может, это будет последний шанс.
Сергей редко когда ошибался и никогда не говорил, не подумав. Не рубил с плеча, всегда взвешивал слова и поступки. И сейчас, когда он это произнес, нас с Марком прошиб озноб. Серега не пугал, он предсказывал. И от этого было вдвойне паршиво.
Я привык не сгущать краски, и слова Сергея воспринял несколько… менее трагично. Думал, это перебор. Думал, обойдется…
Зря думал…
* * *
Через день меня в академии отловил Андрей. Мрачно бросив «привет», спросил:
– Есть полчаса?
– Есть.
– Тогда давай через десять минут на стадионе. Наши уже там.
– Иду, – кивнул я, недоумевая, с чего это он так суров.
В академию я забежал показать черновики диплома своему куратору профессору Салтыкову. До защиты оставалось не так много, и я хотел засесть за чистовое оформление. Профессор просмотрел расчеты и графики, полистал тетрадку и дал добро.
Обрадованный, я уже хотел уезжать – через полтора часа тренировка, – а тут Андрюха. Что у него еще?..
Четверка скитальцев сидела на последнем ряду скамеек. Вернее, сидел Денис. Оксана стояла рядом, выставив вперед довольно большой живот. Лена перетаптывалась около них, поглядывая на противоположную сторону футбольного поля, где прыгали несколько человек в спортивной форме. Андрей смотрел на друзей, изредка кидая взгляды на дорогу. Ждал меня.