Череп из Лубаантуна, насколько мне было известно, хранился в Британском музее. Представить себе, что в этом прославленном учреждении экспонаты содержатся подобным образом, было свыше моих сил.
— Ты меня лечишь? — спросил я.
ДД растерялся.
— Что?
Ах ты, Господи, спохватился я, он же и слов-то таких не знает…
— Ты меня разыгрываешь?
— А… Нет. Я снял это неделю назад в Малаховке.
— Ага, — сказал я, возвращая снимок. — А книжек из Александрийской библиотеки ты в Малаховке случаем не видел?
ДД странно взглянул на меня.
— Ким, это очень серьезно.
— Да, я понимаю. (на самом деле я ничего не понимал. Было совершенно ясно, что Лопухин зачем-то меня разыгрывает, но зачем — я не знал и знать не хотел. Пропал день, подумал я тоскливо. Господи, ну что же мне не везет-то так?) Хочешь, я тебе объясню, что это такое? Это пластмассовая игрушка какого-нибудь тайваньского производства. Или стеклянная пепельница оригинальной формы. И тебе абсолютно незачем было тратить на нее полароидную карточку.
— Ему шесть тысяч лет, — твердо сказал Лопухин. — Если не девять.
Я засопел, боюсь, довольно угрожающе. Я всегда считал терпение одной из основных своих добродетелей, но тут, по-моему, случай был клинический.
— Дим, давай-ка лучше чего-нибудь выпьем. Я коктейль могу приготовить…
— Потом. Поверь мне, Ким: это действительно очень древний череп. Двойник того, из Лубаантуна. И он действительно здесь, в Москве. Неужели тебя не интересует это хотя бы в чисто теоретическом плане?
Тут у меня впервые шевельнулось легкое подозрение, что он говорит серьезно. Да и не стал бы такой солидный мэн как ДД тратить время на глупые шутки.
— Садись, — сказал я, толкая его в кресло и устраиваясь на краешке стола — это моя любимая поза. — И все подробно рассказывай.
ДД сложился в кресле почти пополам и стал похож на циркуль, который запихнули в готовальню.
— Я не могу тебе всего рассказать, Ким. Я сам почти ничего не знаю. Этот череп принадлежал одному знакомому моего деда. До войны они встречались где-то в Туве, дед был там начальником археологической экспедиции. Там, в Туве, дед впервые увидел череп и получил доказательства его подлинности.
— Какие доказательства?
— Не знаю! Это сейчас неважно. Потом, после войны, деда посадили. Кажется, какую-то роль в этом сыграл тот его знакомый… — тут он остановился и некоторое время собирался с мыслями. Мне надоело ждать, и я резко сказал:
— Дальше!
— Дальше… Не так давно дед случайно узнал, что тот человек жив и здоров. Ну, вполне понятно, что он решил его разыскать. В результате… –он снова замялся и неопределенно помахал фотографией.
— В результате ты нашел череп в Малаховке, — закончил я.
— Прекрасная история. Главное, правдоподобная. Ну, а я-то здесь при чем, Димочка?
— Я хотел бы попросить тебя об одном одолжении, Ким, — выдавил из себя ДД и опять надолго замолчал.
Я благосклонно помахал ногой.
— Ну?
— Одним словом, это очень деликатный вопрос, понимаешь, я не совсем уверен, что мое предложение тебе понравится…
Боже, как я не люблю все эти интеллигентские выверты! ДД, наверное, мычал и телился бы еще час, но тут я слез со стола, подошел к нему вплотную и сказал:
— Короче, Склифосовский.
Он метнул на меня испуганный взгляд и убитым голосом выговорил:
— Ким, мне очень нужен этот череп.
Я присвистнул. Вот чего я не ожидал от благородного ДД, так это того, что он заявится ко мне с обыкновенной наводкой. O tempora, o mores!
— Ну и что? — спросил я спокойно.
— Видишь ли, ты только не обижайся, но ты же прекрасно понимаешь, что я категорически не способен на такого рода мероприятия… У меня просто не получится…
— А я, по-твоему, способен? Спасибо тебе, родной.
Выгнать бы его пинками, подумал я злобно. Скотина неблагодарная.
— Ким, — прочитав мои мысли, вскричала скотина. — Я не имел в виду ничего оскорбительного! Правда, я сам бы полез туда, но ты же можешь вообразить себе, что из этого получится!
Я вообразил, и мне сразу стало легче.
— Ты понимаешь, что толкаешь меня на банальную квартирную кражу? — любезно осведомился я. — Мелкую такую, примитивную уголовщину?
— Нет, — ответил ДД сразу же, — это не кража.
— А что?
— Возвращение вещи ее законным владельцам.
— Вам с дедом?!
— Нет. Не спрашивай меня, ради Бога, ни о чем! Это сейчас совершенно неважно!
— А на суде это тоже не будет важно?
Он захлопал глазами.
— Ким, но ведь не будет никакого суда… С этой стороны тебе вообще ничего не грозит.
— Очень интересно, — сказал я. — Ну и что конкретно от меня требуется?
Лопухин облегченно вздохнул.
— Я все подготовил, — с этими словами он вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист плотной бумаги. — Вот, возьми, это план.
Я взял бумагу и развернул. На листе умело — сказывалась археологическая практика — был нанесен план дачного поселка с подробными комментариями. Один дом, стоявший на отшибе, был обведен красным кружком.
— Череп хранится в этом доме, — пояснил ДД. — Где именно, я не знаю. Твоя задача, Ким, — проникнуть в дом в отсутствие хозяина, найти череп и унести его с собой.
— Одну минуточку, — перебил я. — А почему, собственно, ты думаешь, что именно я могу выполнить такую работу, а? У меня что, на лбу написано, что я специалист по дачным кражам?
— Да нет, Ким, ну что ты, — бормотнул Лопухин смущенно.
— Может, тебе кто-нибудь что-нибудь про меня рассказывал? — вкрадчиво осведомился я. — Может, кто-то дал тебе рекомендации?
— Да, — сказал ДД, вздохнув. — Да, мне рекомендовали тебя.
— В качестве мелкого воришки?
— Hет, как человека, способного на рискованные дела.
— Безумно интересно. И кто же дал мне столь лестную характеристику?
Это действительно было интересно. Люди, которых я знал по Университету, как правило, не имели представления о моей работе, а с теми, кто был в курсе, Лопухин вряд ли мог встретиться на заседании Союза Молодых Историков.
ДД поднял на меня свои честные подслеповатые глаза и мужественно, словно партизан на допросе, ответил:
— Я не могу назвать тебе его имя.
Я улыбнулся циничной улыбкой выпускника иезуитского колледжа Вальтера Шелленберга и сказал:
— В таком случае говорить нам более не о чем. Хочешь коктейль?
— Это непорядочно… меня просили… — вяло сопротивлялся ДД.
— А порядочно предлагать мне такую грязную работу? — рявкнул я. — Лопухин съежился, насколько вообще может съежится почти двухметровая жердина.
— Кто тебе наплел эту чушь?
— Кулаков, — раскололся, наконец, Лопухин. — Сашка Кулаков. Но он просил…
Теперь все стало на свои места. Ну разумеется, Сашка Кулаков, трепач и сплетник, мажор из мажоров, кошмар нашего курса. Когда-то давным давно, еще в начале моей карьеры, я сдуру посодействовал ему в решении одного пустякового вопроса (начистил пачку двум лохам из «Чайника») и страдаю с тех пор неимоверно. Все слухи и легенды, которые ходили обо мне в стенах нашей альма-матер, обязаны своим появлением именно ему. Периодически он всплывает на моем горизонте, как воплощенное свидетельство моей юношеской глупости.
— Значит, Кулаков, — повторил я. — Ну и что же он еще про меня рассказывал?
— Он сказал, что ты работаешь… м-м, ну, словом, за деньги выполняешь разные деликатные поручения. Что ты известен в определенных кругах как солдат удачи. Честно говоря, я очень удивился, я ведь совершенно не знал, что ты делал после распределения, но подумал…
— Достаточно, — перебил я. — Ладно, Дим, чего уж там. Это правда.
— Я понимаю, ты работаешь за деньги… — заторопился ДД.