«Весточка с воли»
С наступлением лета в городе, где дислоцировалась наша гвардейская учебная дивизия, все опасения по поводу действия брома на наши мужские организмы испарились в одночасье. Резкий континентальный климат, характерный для тех широт, где начиналась моя служба, не только сумел в течение одной единственной ночи принести нам жаркое лето, но настолько преобразил местных обитателей женского пола внешне, что впору было диву даваться.
Изысканными, невиданно-заморскими пташками запорхали мимо окон нашей казармы еще вчера напоминавшие неуклюжих пингвинов девушки с узла связи. В рожденную из морской пены Афродиту превратилась библиотекарша Вера Ильинична, серые волосы которой в лучах яркого солнца начали переливаться сочным соцветьем пшеничного поля. Даже чудовищно огромная тетя Зина из офицерского кафе, куда, получив честно заработанные 3 рубля в месяц, мы тайком бегали за конфетами, стала напоминать рубенсовскую Венеру, до самой осени превратившись в предмет искреннего обожания любвеобильного Толяна, никогда прежде не отличавшегося подобным постоянством.
Никогда раньше, до службы в армии, не обнаруживал я в себе склонности к вуайеризму, но с приходом лета все чаще стал присоединяться к товарищам, собирающимся в курилке у КПП[3] части. Поболтать. И поглазеть на девчонок, без устали снующих мимо решетчатых въездных ворот по своим, таким далеким от нас, делам. В коротеньких юбчонках. Светящихся на солнце кофточках.
Иногда некоторые из этих девчонок оказывались женами и дочерями служивших у нас офицеров и прапорщиков и, легко впархивая через КПП, оказывались вынужденным пройти совсем рядом с нами. В развивающихся на легком ветерке платьицах. Небрежно помахивая сумочками. Распространяя обворожительно-неуловимый аромат женского тела или вызывающе-настойчивый запах парфюма. Усиленно не глядя в нашу сторону. Или мило кивая головой тем из нас, с кем были знакомы.
Жен и дочерей собственных командиров и начальников обсуждать у нас было не принято, однако мы сполна компенсировали нами же установленное табу на девчонках, с которыми наши сослуживцы знакомились в увольнительных, изредка забегавших к ним, чтобы одарить жгучим поцелуем и подбросить шоколадку или пакетик леденцов. В подобных случаях мы активно обсуждали достоинства посетительниц, а главное… Главное, спешили сбить с толку счастливца, чтобы получить доступ к заветному лакомству.
Все течет, все меняется
Философская суть армейского бытия проникает в сознание солдата по истечению первого же периода срочной службы. Сознание того, что скоро твое место «духа», «зеленки», «молодого» займет кто-то другой, что ты сумел пережить и с честью выйти из первого по-настоящему самостоятельного и самого, пожалуй, сложного периода жизни, придает силы, окрыляет. Всего-то шесть месяцев назад впервые попав в абсолютно чуждую обстановку, ты напрягаешься и сохраняешь это напряжение все то время, пока не поймешь однажды, что ты можешь. Что ты уже справился. Ты еще и не на такое способен.
Адаптировавшись к непривычным и таким «напряжным» поначалу условиям, вдруг начинаешь вновь видеть себя человеком, а не запуганным, загнанным в хвост и в гриву, мечущимся из стороны в сторону жеребенком. Принимаешься качать «железки», чтобы не стыдно было потом на такой далекой и желанной «гражданке» сбросить с себя перед девчонками верхнюю одежду. Берешься за книжки, чтоб наверстать упущенное за казавшиеся бесконечными месяцы муштры. Осваиваешь новую для себя специальность, которая, глядишь, позволит тебе и вне армии спокойно получать свой хлеб с маслом, а там и с икрой. И понимаешь, наконец, что ты страшно изменился. Стал самостоятельным, готовым принять решение, реализовать его и ответить, если придется. Превратился в настоящего мужика, наконец.
Шесть месяцев службы в учебке пролетели настолько быстро, что первая в моей жизни армейская осень показалась неправдоподобно ранней. К ноябрьским праздникам волнения и хлопоты выпускных экзаменов неожиданно оказались позади, и в день Великой Октябрьской Социалистической революции я оказался в числе двадцать новоиспеченных сержантов и специалистов 3-го класса, которых Судьба (или наша строевая часть, что, впрочем, казалось одним и тем же) направляла к новому месту службы. В далекую и неизвестную страну, бывшую в те времена одной из братских республик. На самый что ни на есть передний край. На границу с одним из вероятных противников нашей Родины.
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ГАРНИЗОННОЙ СЛУЖБЫ
Первые впечатления
Не успел Каспий, оставшийся позади поезда, несущего нас к новым свершениям, осесть новыми впечатлениями в не таких уж и грубых солдатских душах, как перед нашим взором предстала новая, восхитительно-необычная страна. Люди, похожие и непохожие на нас. Говорящие на незнакомом языке, обменивающиеся непонятными жестами, одетые по-особому — чужие внешне, но на деле родные и близкие.
Подсевшие в наш жесткий купейный вагон на каком-то потерянном в сухой степи полустанке попутчики принялись одаривать нас сладостями и фруктами, опаивать чаем, который казался неуместным в жаре поначалу, но в итоге принес чувство прохладного умиротворения. Стоило сойти на любой станции, чтобы спокойно покурить, как мы тут же оказывались в центре всеобщего внимания. Мужчины в непривычно темных одеждах наперебой предлагали нам сигареты и, забавно коверкая русские слова, спешили рассказать о собственной службе в армии. Женщины в пестрых одеждах и непременных головных платках скармливали нам вкуснейшую халву. Торговки совали в руки горячие пирожки и кульки с семечками. Дети, забывая закрыть щербатые рты, восхищенно сверлили блестящие значки на нашей парадной форме горящими угольками своих задорно блестящих черных глазенок.
Вечером вместо успевшего надоесть сухпая[4] , несмотря на робкие возражения сопровождающего офицера, нам предстояло смолотить с десяток жареных цыплят, несколько палок копченной рыбы и груду свежих овощей, так что спать мы улеглись с полным ощущении того, что засыпаем дома, а не в вихляющем из стороны в сторону, дребезжащем всеми своими старыми деталями поезде.
Новое место службы
Пронзительный голос муллы, вещавшего с вершины стройного, обвитого тончайшим каменным кружевом минарета, стал первым впечатлением от нового места службы, куда поезд благополучно довез нас одним солнечным ноябрьским утром. Разбудив не без помощи проводника явно перебравшего прошлой ночью офицера, мы высыпали на привокзальную площадь города Н., бывшего, между прочим, столицей автономной республики.
Обещанную машину из штаба за нами так и не прислали, и под рассеянным взором постепенно приходящего в себя капитана мы двинулись навстречу Судьбе, рискуя свернуть шеи от обилия новых и ярких впечатлений. Необычность чувственного восприятия окружающего не померкла и после того, как мы переступили въездные ворота, выкрашенные привычной зеленой краской, потому что находившиеся в районе КПП офицеры все сплошь были не в кителях, а в рубашках, а солдаты… В совершенно незнакомых и даже чуждых нашей прежней армейской эстетике панамах, выгоревших на солнце хэбэ, с болтающимися значительно ниже пояса ремнями, новые однополчане произвели на нас ошеломляющее впечатление, разительный эффект которого лишь в малой степени смягчали напутствия, полученные в стенах родной части.