Потом играли в «балду», «железку» и «города». Затем принялись прыгать на месте и с энтузиазмом выполнять ненавистный еще недавно комплекс армейских гимнастических упражнений, оказавшихся не худшим способом восстановления нормального кровообращения.
Еще через час мы абсолютно продрогли и с омерзением отворачивались от гигантских цистерн, заполнивших помещение. Мы пробрались к входной двери и, убедившись, что она надежно закрыта, принялись барабанить в нее кулаками и сапогами и отчаянно звать на помощь, понимая, что если помощь не подоспеет вовремя, мы рискуем околеть или опозорить честь мундира. В самом прямом смысле.
Надежда на помощь в лице какого-то рабочего появилась через час-другой нашего активного, но абсолютно безрезультатного выламывания двери. Рабочий выслушал нас и не спеша пошел искать директора, который появился через час-полтора и, провозившись еще минут пятнадцать с дверью, выпустил нас на волю, хитро улыбаясь при виде солдат, дико несущихся по территории завода в поисках отхожего места.
Оставшиеся до окончания учебки месяцы службы я с воодушевлением малевал боевые листки, щиты наглядной агитации и школьные стенгазеты, молясь, чтобы поскорее завершалось наиболее пригодное для потребления пива время года, и с содроганием думая, что начальник штаба может вновь засунуть меня в состав рабкоманды, на пивзавод. Все это время в моей «мастерской» не было видно и нашего батальонного фотографа, с головой ушедшего в съемку, проявку и печать снимков всего живого, что могло попасться на его пути.
Надо сказать, что я с тех пор отличаюсь крайней умеренностью в употреблении пива и даже жарким летом могу позволить себе не больше стакана этого неплохого в целом напитка.
Крыса
Первые месяцы срочной службы, проходившие в ветхих строениях царской постройки, связаны с массой незабываемых случаев, один из которых вполне мог закончиться плачевно.
Не знаю, как в других учебках, но в нашей сержанты-старожилы уделяли немало внимания леденящим кровь курсантов рассказам о том, как в прежние годы на территорию части по никому не известным подземным коммуникациям неоднократно проникали террористы, вырезавшие за одну ночь по сотне военнослужащих. Делалось это, как гласила солдатская молва, в абсолютной тишине: террористы, заткнув рты безмятежно спящих защитников Родины, орудовали шомполами, которыми они протыкали уши своих жертв. До сегодняшнего дня понятия не имею, насколько это соответствует истине, но рассказывали, что, проникая в мозг, шомпол мгновенно лишал жизни людей, которые даже пикнуть не успевали. Подобными мифами сержанты, как им казалось, совершенствовали состояние нашей боеготовности и, надо подчеркнуть, с успехом добились того, что после пары месяцев службы мы — «духи» — были в состоянии подняться и одеться по полной форме всего за 45 секунд, что считалось соответствующим неписаной норме так называемого «гвардейского подъема». Достиг этой рекордной скорости и я, хотя, признаться, укладываться в положенный срок мне удавалось только тогда, когда вместо портянок я натягивал на ступни носки, запрещенные уставом, но бережно хранимые, как напоминание о гражданской жизни, свободе, солнышке и девушках, беззаботно шастающих за высокими заборами части.
В ту ночь, домалевав очередной стенд для солдатского клуба, я лег особенно поздно. Стараясь производить поменьше шума, чтобы не разбудить ребят, спящих вокруг, я быстро юркнул под грубое казенное одеяло и вырубился еще до того, как моя голова успела коснуться жесткого кирпича подушки.
Снилось мне что-то очень приятное и расслабляющее. Сквозь сон я отчетливо чувствовал какую-то теплую тяжесть на своем левом плече.
Тяжесть эта находилась там какое-то время, а потом, лязгнув портновскими ножницами по моему уху, бухнула на пол. Проснувшись, я автоматически провел рукой по отчаянно пульсирующему болью уху и почувствовал, что оно мокрое. Через койку от меня сонно одевался кто-то из ребят нашего взвода — дневальный ночной смены, о чем, впрочем, я узнал позже.
А в тот момент, решив, что это какая-то очередная идиотская солдатская игра, суть которой заключается в кусании уха спящего человека, я выпрыгнул из постели и, совершив достойный киносъемки воздушный пируэт, лягнул ногой своего товарища, который тяжело осел на пол и недоуменно вытаращил на меня глаза.
— Идиот несчастный! — грубо бросил я ему и пошел в туалет, чтобы смыть чужую слюну с саднящего уха, а заодно осмотреть его при нормальном освещении, так как горящая в казарме ночи напролет синяя лампочка ничуть не рассеивала мрака нашего спального помещения.
Хорошо помню выражение лица дневального, стоящего у тумбочки с какой-то книжкой в руке. При моем появлении в коридоре на лице его появилось выражение человека, увидевшего привидение. Беззвучно открыв рот, он в течение нескольких секунд рассматривал меня, а потом, резко вскинув руку к пульту оповещения, включил сигнализацию.
То, что происходит нечто неладное, я сообразил только тогда, когда на рев сирены в коридор высыпала вся рота, а в дверях появился дежурный по части с парой автоматчиков.
— Что здесь творится? — сурово спросил капитан, подозрительно рассматривая сотню полуголых ребят.
— Нападение, товарищ капитан! — бледными от волнения губами прошептал дневальный и показал пальцем на меня, стоящего в центре образовавшегося посреди казармы тесного круга однополчан.
Увидев, что все с ужасом смотрят на мое ухо, я поднес к нему руку и убедился, что из него хлещет кровь, заливая мою майку и грудь.
То ли капитан не знал наших солдатских баек, то ли он уже не в первый раз сталкивался с подобными случаями, только, скомандовав роте отбой, отвел меня в дежурку и, изучив мое ухо, сообщил, что это укус крысы. Одной из тех, которые в несметном числе рыскали по всей территории дивизии.
— Шел бы ты спать, товарищ курсант, — сказал он мне устало и принялся звонить дежурному по штабу дивизии, чтобы доложить ему о причине ночной тревоги в первой роте учебного батальона связи. — К врачу сходи завтра.
Лекарю из нашей санчасти я показался сразу после того, как он соизволил появиться в своем кабинете. Долго упрашивал его тщательно обработать рану и сделать противостолбнячную или какую-нибудь еще прививку, которая могла бы обезопасить меня от заразы, разносимой зубами грызунов. Но он, хлебнув изрядную порцию из сосуда с надписью «Наружное», посоветовал смазать ухо йодом и подождать, пока у меня не поднимется температура.
— Ты потерял много крови, — безразлично сказал он и еще раз приложился к сосуду, — скорее всего, вся инфекция уже выведена из организма… Свободен!
Похоже, что вся зараза действительно вышла с кровью, потому что температура у меня так и не поднялась, а бешенством или какой иной болезнью я не заразился. Но и сегодня с содроганием смотрю на грызунов, так хорошо приспособившихся к армейской показухе и прекрасно освоившихся среди внешнего лоска и порядка.
Армейские сословия
Общество, учили классики, состоит из классов и сословий. Не обошли гений и мудрость вождей и армейское общество, также подразделяющееся на различные виды и подвиды. Есть высшие офицеры, есть офицеры старшие, есть офицеры младшие, отличающиеся друг от друга не столько количеством и размером звезд на погонах, сколько такими, не всегда ясными для нас, солдат, понятиями, как должность, штатная категория, принадлежность к выше— или нижестоящему штабу.