— Все фашистские козни… Петарды в табаке!
И рассмеялся опять. В противоположность Энкелю он мог смеяться постоянно, по всякому поводу и в любых обстоятельствах.
— Пойду поищу Зинна, — повторил он, когда, наконец, удалось раскурить сигарету, и, подобрав концы накинутого на плечи одеяла, вышел.
Его коротенькая фигура быстро исчезла из поля зрения Энкеля, стоявшего у хижины и молча смотревшего на север, стараясь восстановить в памяти сложный рельеф тех мест, по которым предстояло итти бригаде. Он был ему хорошо знаком по карте.
Ветреная и не по-весеннему холодная ночь заставила его поднять воротник и засунуть руки в карманы. Он стоял, слушал рокот горного потока, доносившийся так ясно, словно вода бурлила вот тут, под самыми ногами, смотрел на звезды и думал о печальном конце того, что ещё недавно рисовалось им всем, как преддверие победы. Они думали, что многое простится их несчастной родине за то, что они, тельмановцы, водрузят своё знамя рядом с победным стягом Испанской республики… Тельмановцы! Сколько человеческих жизней! Неповторимо сложных в своей ясности и простоте. Сколько больших сердец! Тельман! Для многих из них он был олицетворением самых светлых мечтаний о жизни, которая придёт за их победой, — он, носитель идей, завещанных Лениным, идей Сталина… Он, знаменосец, которого они мысленно всегда представляли себе идущим впереди их батальона…
В темноте послышались шаги, стук осыпающихся камней. Энкель хотел было по привычке окликнуть идущего, но услышал перебор гитары и хриплый голос Варги:
Товарищи, мы обнимаем вас.
Прощаемся с испанскими друзьями
Возьмите чаше боевое знамя,
Шагайте с ним в сраженье в добрый час
Во имя братства, что связало нас…
Из темноты вынырнул силуэт Варги.
— Посмотри-ка, что за инструмент. — И Варга придвинул к самому лицу Энкеля гитару, на которой тускло поблёскивала инкрустация из перламутра.
…Два жарких года схваток и побед
Мы с вами честно шли сквозь смерть и пламя,
В сердцах боев жестоких выжжен след.
И где могил любимых братьев нет!
Так жили мы, так умирали с вами…
Варга умолк, прислушиваясь к утихающему звону струн. Негромко повторил:
И где могил любимых братьев нет!..
И Энкель так же тихо:
И горе у живых в груди теснится,
Нам незачем сегодня слез стыдиться…
— А Варга неожиданно резко:
— Слез нет!.. Нет, и не будет!..
— Нет… не будет… А где Зинн и другие?
— Тащат своего цыплёнка.
Варга исчез в хижине и через минуту сквозь звон гитары весело крикнул:
— А ты знаешь, Людвиг, моего эскадрона прибыло! Они ведут сюда ещё и того чешского лётчика Купку, которого, помнишь, вытащили из воронки… — Он расхохотался. — Бедняга тоже безлошадный, как и я. Говорит, что, как только вырвется отсюда, раздобудет новый самолёт и перелетит обратно в Мадрид… Вообще говоря, неплохая идея, как ты думаешь?
— Вопрос о выводе добровольцев решён, — размеренно произнёс Энкель, — и мы не можем…
— Ты не можешь, а мы можем! — нетерпеливо крикнул Варга. — Чорт нам помешает!.. Вернёмся — и больше ничего… Плевать на все комитеты! Только бы вывести отсюда немцев, а там, честное слово, вернусь в Мадрид! Непременно вернусь!
— Верхом? — иронически спросил Энкель.
— Чех возьмёт меня с собою на самолёте.
Пальцы Варги проворней забегали по струнам.
— Эх, нет Матраи!.. Без него не поётся.
Из темноты хижины до Энкеля донёсся жалобный гул отброшенной гитары. Он пожал плечами и сказал:
— Пожалуйста, минуту внимания, майор… Я изменяю порядок движения бригады. Твои люди поведут лошадей с больными.
В дверях выросла фигура Варги.
— Мы условились: эскадрон отходит последним. Мы прикрываем тыл!
— Нет, — голос Энкеля звучал сухо, — последними идут немцы.
— А что, по-твоему, мои кавалеристы… — начал было Варга, однако Энкель, не повышая голоса, но так, что Варга сразу замолчал, повторил:
— Последними идут тельмановцы… So!
Варга шумно вздохнул.
— «So», «so»! — передразнил он Энкеля. — Значит, мы… госпитальная команда?!
Он хотел рассмеяться, но на этот раз не смог.
Это был уже третий пограничный пункт, к которому французские власти пересылали бригаду, отказываясь пропустить её через границу в каком-либо ином месте. И вот уже третьи сутки, как бригада стояла перед этим пунктом. Полосатая балка шлагбаума была опущена; в стороны, насколько хватал глаз, тянулись цепи сенегальских стрелков, виднелись свежеотрытые пулемётные гнезда. Вдали, на открытой позиции, расположилась артиллерийская батарея.
Истомлённые горными переходами, лишённые подвоза провианта, в износившейся обуви, ничем не защищённые от ночного холода, даже без возможности развести костры на безлесном каменистом плато, бойцы бригады с недоуменной грустью смотрели на ощетинившуюся оружием границу Франции.
У сенегальцев был совсем нестрашный вид: забитые, жалкие в своих шинелях не по росту, в ботинках с загнувшимися носами и в нелепых красных колпаках, они часами неподвижно стояли под палящим солнцем. В их глазах было больше удивления, чем угрозы.
Даррак, Лоран и другие французы пытались вступить с ними в переговоры, но африканцы только скалили зубы и поспешно щёлкали затворами. С испугу они могли и пустить пулю…
Энкель и Зинн третьи сутки напрасно добивались возможности переговорить с французским комендантом. Он передавал через пограничного жандарма, что очень сожалеет о задержке, но ещё не имеет надлежащих инструкций.
Солнце село за горы. Энкель, упрямо поддерживавший в бригаде боевой порядок, лично проверил выдвинутые в стороны посты сторожевого охранения. А наутро четвёртых суток, едва край солнца показался на востоке, посты, расположенные к северо-востоку, донесли, что слышат приближение самолётов. «Капрони» сделали три захода, сбрасывая бомбы и расстреливая людей из пулемётов.
Не обращая внимания на ухавшие с разных сторон разрывы и визг осколков, Варга подбежал к Зинну. Багровый от негодования, с топорщившимися усами, венгр крикнул:
— Посмотри!..
И показал туда, где на открытой вершине холма стояла французская батарея. Зинн навёл бинокль и увидел у пушек группу французских офицеров. Они все были с биноклями в руках и, оживлённо жестикулируя, обсуждали повидимому, зрелище бомбёжки бригады. Со всех сторон к этому наблюдательному пункту мчались верховые и автомобили.
— Знаешь, — в волнении произнёс Варга, — мне кажется, это они и вызвали «Капрони»!
— Все возможно.
— Посмотри, они чуть не приплясывают от удовольствия после каждой бомбы! Если бы здесь могли появиться ещё и фашистские танки, те сволочи были бы в полном восторге.
— Ты не считаешь их за людей?
— Люди?!. — Варга плюнул. — Вот!.. Если бы они были людьми, республика имела бы оружие. От них не требовалось ни сантима, — только открытая граница. Они продали фашистам и её. Проклятые свиньи! Ты мне не веришь, я вижу. Идём же… — И он увлёк Зинна к группе бойцов, прижавшихся к земле между двумя большими камнями.
Когда Зинн спрятался за один из этих камней, первое, что он увидел, были большие, удивлённо-испуганные глаза Даррака.
— И эти негодяи называют себя французами! — сквозь зубы пробормотал Даррак.
За его спиною раздался неторопливый, уверенный басок каменщика Стила:
— Посмотри на их рожи — и ты поймёшь все.
Увидев комиссара, Даррак поспешно сказал:
— Прошу вас, на одну минутку! — и потянулся к биноклю, висевшему на груди Зинна. Он направил бинокль на ту же группу французов, на которую показывал Зинну Варга. Он смотрел не больше минуты.