Коля ловил на себе завистливые взгляды и гордо выпячивал подбородок - знай наших, мелкота недоделанная, собирай копейки, кому жизнь дорога, кто больше даст, в ту стенку и стану, а противоположной стенке тогда все одно - каюк.
Вышли на площадь. В глубине взметнулась пятью куполами церковь, сбоку - добротный поповский дом под железной крышей, в пять окон, с наличниками глухой резьбы, с петушком на трубе.
Соседи - прельские - уже выстраивали стенку; от мужика к мужику ползла четверть - редко кто отказывался, а последний - хлипкий, низкорослый мужичонка, побулькал, утер губы и поставил бутыль подальше, чтоб не разбили.
Подошел Феденька, ехидно улыбнулся:
– Ты, Коляча, злой. Злой, как черт!
– С чего ты взял? - ответил Коля, взглядом ища поддержки у мужиков.
– То и злой, - Феденька перестал улыбаться. - В прошлый раз Пустошина под ребра хватил. Худо! Ох, худо. Три дня Пустошин маялся…
– Пошел вон, дурак, - сказал Анисим Оглобля, всегдашний Колин подручный, здоровый, с туловищем бочкой и длинными тощими руками, из-за которых и получил прозвище. - Пошел! - Анисим ткнул Феденьку, и тот опрокинулся в грязь, нелепо задрав ноги. Поднялся, тщательно отряхнулся, сказал, глядя поверх Колиной головы:
– Что жизнь человека? Так, дрянь. Человека обидеть - что плюнуть, - и в упор посмотрел на Колю. - Сон вспомни: зовешь родителей, а дозваться не можешь…
И хотя Феденька сказал сон наоборот и вроде бы не угадал, Коля вздрогнул, и ему стало страшно.
Подошел церковный староста Тит. Сам он по причине крайней худобы и бессилия никогда в драках не участвовал, но зрелище любил, взбадривался, когда тугая струя крови ударяла в землю из перекошенного мужицкого рта, похрюкивал от восторга и тихо ругался матом - чтобы "уравновесить нутро".
– Десять рублей, - голосом скопца сказал Тит.
Коля переглянулся с Анисимом. Тот отрицательно покачал головой, и Коля понял, что цена не окончательная, будет торг.
Предводитель прельских, немногословный, похожий на медведя Силантий буркнул:
– Двадцать.
– За прельскнх мы нынче, - подытожил Коля.
– А совесть у тя есть? - обиделся Тит. - Ты где родился-крестился, ирод, ежели за лишнюю десятку родные Палестины продаешь?
– Сам не будь жидом, - солидно возразил Анисим. - Дай нам тридцать сребреников - мы прельских сей же секунд, как Иуда Христа, продадим… - Анисим захохотал.
– Тьфу! - в сердцах плюнул Тит. - Накажет вас бог.
– Встали, - Коля занял место в стенке прельских. Анисим - рядом с ним.
– Прельские грельским всегда юшку пускали! - начал кто-то.
– У прельских бабы квелые, ж… прелые! - с достоинством ответили грельские.
– Ах ты, срамник, - Коля играючи ткнул говорука, и тот повалился, хватая ртом воздух.
– Бей! - завопил Анисим и начал молотить направо и налево.
Все смешалось, над толпой повисла густая брань. Кто-то поминал бога, кто-то призывал чертей, а кое-кто уже лежал, корчась от боли, сплевывая кровавую слюну.
Навстречу Коле метнулся мужичок - тот, что последним пил из четверти, в руке - подкова.
"Ах ты… - почти с нежностью подумал Коля. - Обычаи нарушать… Ну, не обессудь!"
Шагнул и, перенося вес всего тела с левой ноги на правую, ударил.
Мужичок ойкнул и захрипел. Вылезли из орбит бесцветные глазки, зрачки внезапно расширились - во весь глаз.
Коля еще успел подумать: "больно ему", а мужичок уже повалился и замер.
Коля перешагнул через него и услышал вопль: заголосила-завыла женщина. "Должно, жена", - снова подумал Коля, нанося очередной удар. "Ничто… кабы я с сердцем - грех… А это - забава… Я без злобы к ним, а они ко мне… Забава - и все!"
И другой упал мужик. Коля посмотрел на него и вдруг наткнулся на горящие ненавистью глаза. Это было так неожиданно, что Коля замер на мгновение, и тут же кто-то ударил его под "дых".
Свет в глазах сразу померк, и высокие купола церкви с сияющими крестами провалились куда-то во тьму…
Коля очнулся в чьей-то горнице. На окнах белели чистые занавески, отделанные на манер подзоров, поверх занавесок колыхалась диковинная материя-сеточка: прозрачная, в больших тканых цветах.
– …Полезно, батюшка, очень даже полезно, - услышал Коля обрывок фразы. - Отчего революция? Оттого, что народец наш ожирел от безделья и зажрался! Вот и пусть морды друг другу бьют, дурную кровь сгоняют… Я вам так скажу: если бы в каждой деревне, на каждой фабрике по воскресеньям стенка на стенку ходила, не было бы никакой революции! Силы народа ушли бы на полезную забаву, понимаете?
"Батюшка! - сквозь вязкий туман пробилась мысль. - Я, должно, у священника, отца Серафима. Больной я, что ли". И сразу же вспыхнуло острое любопытство: "С кем же батюшка говорит?"
Коля повернулся, застонал:
– Ну, кажется, слава богу, - отец Серафим перекрестился и подошел к кровати, на которой лежал Коля. - Как мы? Больно?
– Ничего, - Коля покосился на гостя.
Тот стоял у окна и внимательно смотрел на Колю.
Был он маленький, пухленький, с короткими руками и круглой головой без шеи, в темно-синем вицмундире с золотыми пуговицами. Встретив Колин взгляд, он улыбнулся, отчего на румяных щеках обозначились два спелых яблока, сказал:
– Крепкий у вас организм, молодой человек, это прекрасно! Вы даже не подозреваете, насколько это важно для вас и… для меня! - он потер пухлые ладошки, посмотрел на отца Серафима и весело засмеялся.
– Не понимаю я чего-то, - хмуро сказал Коля. - Домой пойду…
– Какой там! - всплеснул руками Серафим. - Лежи и не вздумай! - Священник бросил укоризненный взгляд на гостя. - Вы, Арсений Александрович, напрасно. Озорство в серьезном деле - только помеха, голубчик. Однако мне в храм пора. Вы уж тут без меня. Не торопясь, с осторожностью.
Серафим ушел. Арсений щелкнул массивным золотым портсигаром, чиркнул спичкой, задымил.
– Нехорошо здесь курить, - буркнул Коля. - Образа здесь…
– Ишь ты, - задумчиво сказал Арсений. - Бога боишься. Это славно. Да ведь я - гость. Гость в дом - бог в дом, слыхал?
– Знаем, - солидно отозвался Коля. - Однако обхожденье и гостю положено.
– Верно, - кивнул Арсений. - Давно в стенки ходишь?
– Как в силу вошел. Два года.
– А лет тебе? - удивился Арсений.
– Семнадцать, - Коля засмущался, опустил глаза.
– Семнадцать?! - опешил Арсений. - Ай да ну! А с одного удара положишь человека?
– Любого. Передо мной еще никто не устоял.
– Ну, приемчики разучить, - как бы про себя сказал Арсений. - Дзю-до, карате… Экстра-класс!
Коля не понял ни слова и только моргал. Арсений заметил это, рассмеялся:
– Потом, все потом. Главное, не обманул меня батюшка, все сходится. Жаль только, в деле я тебя не увидел. Поздно приехал. А почему? Дороги, брат - жижа одна.
– Не повезло мне на этот раз, - горько сказал Коля.
– Жизнь - как зебра, - заметил Арсений. - Черная полоска, потом - белая. Лошадь это такая, полосатая, - объяснил он. - Водится в теплых странах.
– А кто… вы кто будете? - мучительно краснея, спросил Коля. Не в его обычае было вот так, по-бабьи, расспрашивать.
– Я-то? - добродушно переспросил Арсений. - Чиновник. Занимаюсь… особыми делами, а какими - узнаешь, когда подружимся. Вот как мы с отцом Серафимом лет пять назад.
– Все же мне идти надо, - Коля приподнялся, опустил ноги на матерчатую дорожку. - Родители, поди, беспокоятся.
– Родители? - Арсений странно посмотрел на Колю и подошел к нему вплотную: - Вот что… Мне отец Серафим не велел говорить, да ты парень крепкий, мужчина. Нет больше твоих родителей. И дома твоего нет. Крепись, Коля. Горе большое, а ты - молись. Все ходим под богом, и пути его - неисповедимы. - Он перекрестился.
Сказанное с трудом проникало в мозг.