Подарок от Оружейного завода за военно-шефскую работу…
В 1930 году Варганов с отличием окончил училище и получил право выбора флота. «Черноморский», — ответил он не задумываясь.
Назначение было завидное: командиром боевой части на подводную лодку.
Самозабвенно отдался молодой командир службе. Домой приходил за полночь, а утром, едва вынырнет солнышко из бухты, — снова спешил на лодку, на подъем флага.
Но, хоть и не слишком много времени проводил с семьей, запомнился сыну навсегда. Среди прочих деталей, связанных с отцом, почему-то сохранила детская память белый мяч. Тепло, солнечно, отец смеется и протягивает этот мяч ему, Володе…
В июне 1931 года подводная лодка АГ-16 была на всплытии протаранена миноносцем. Погиб весь экипаж. И легла плита на могилу на Братском кладбище — одна на всех…
Швее Маше Варгановой надо было начинать новую жизнь. С Федором ушел и достаток, на какое-то время поселившийся в белом домике на Михайловской…
Работала на фабрике дотемна, чтобы Володечке всего хватало: и одежды, и обувки… Так что каким было детство Варганова: солнечным, как тогда было принято говорить, или не очень, — ответить непросто…
Сам он никакой ущербности не примечал. Не до того было. У ребят с Корабельной дел невпроворот: сбегать на Минную, новый эсминец поглядеть, в Стрелецкой бухте появились мидии, а в Южной уже бычок на «самодур» ловится… Да и мама кличет: лозу подвязать…
Варганов не припомнит, чему он научился раньше: плавать или ходить. У моря до глубокой осени. А тут еще вышел на экраны «Александр Невский», и все ребята понаделали картонные мечи, латы. Теперь любимая игра — новгородцы и псы-рыцари. Жаркие бои вспыхивали возле каждого дома. А склад оружия во дворе у Володи. В бочке, которую вкопал в землю еще дед…
Чем отличался Володя от других мальчишек, так это, пожалуй, страстью к учению. И еще трудолюбием. Такое к нему, наверное, от матросов, от деда и отца перешло…
Придут ребята, а на дверях замок. Все ясно, услали куда-то Володьку. А он с книгой в садике притаится, терпеливо дождется, когда все уйдут, влезет через окно в дом — и опять за учебники…
Война нагрянула внезапно. Ночью дрогнули полы, зазвенели стекла. Володя оторвал голову от подушки. Прожекторные лучи, как шпаги, скрещивались за окнами, хрипло лаяли пушки… «Спи, сынок, спи, — наклонилась над ним мама. — Учения начались».
А в полдень из громкоговорителя донеслось страшное для взрослых и жутко-манящее для мальчишек слово: «Война!»
В полузаросшей терном и ежевикой Ушаковой балке ребята собрались на совет. Фашистов, ясное дело, разобьют быстро, надо успеть, пока не поздно, на фронт, но как?! Предложения выдвигались самые фантастические: проситься на корабли, идти в разведчики… Разошлись, так ничего и не решив.
А война вскоре подступила к городу. Осенью была оставлена Одесса, фашисты ворвались в Крым…
Тревожное слово «эвакуация» поползло по Севастополю. Мать приходила с фабрики, металась по родным, соседям. Один вопрос не давал покоя: что делать с Володькой?! Занятия в школах если и продолжались, то далеко от дома, в штольнях, город бомбили. Того и гляди, угодит мальчишка под шальной осколок… Родственник, имевший отношение к минно-торпедной службе, вызвался определить мальчика на флот. «Пойдешь в юнги?» — «Еще бы!» Володя с трудом удержался, чтобы не подпрыгнуть от радости. Да он только об этом и мечтал!
2
Вспоминает контр-адмирал в отставке Г. Н. Охрименко.
— В ту пору я был младшим флагманским минером Черноморского флота. Что делалось в городе — передать трудно. Уже не только из орудий — из минометов обстреливали…
Все надводные корабли были заняты обеспечением перевозок между Крымом и Кавказом, артиллерийской поддержкой частей, оборонявших Севастополь.
Но кабинет торпедной стрельбы оставался, катерники и подводники в нем тренировались. А надо вам сказать, что не только на берегу — на боевых кораблях матросов не хватало. Все рвались на сухопутье.
Кабинет торпедной стрельбы — целое хозяйство, сами помните, наверное. Диорама, макеты кораблей-целей, мостик в натуральную величину и на нем дальномер, торпедный прицел, ночной визир. Ну, и так далее. И все это должно двигаться, освещаться, вращаться… А у меня на всю службу полтора человека! И тут приходит ко мне начальник кабинета: так, мол, и так, товарищ капитан-лейтенант, мальчишка в юнги просится. Поглядел, смышленый вроде мальчик. И не заискивает, не просит. Гордый.
Доложил начальнику штаба флота контр-адмиралу Елисееву, получил «добро». И не пожалел о своем решении. Как ни приду в кабинет, юнга что-то драит, прилаживает. И команды не поджидает, соображает сам, что к чему. А над минной стенкой, где кабинет располагался, уже снаряды рвались, и находиться там — все равно что на бочке с порохом сидеть. А юнга молодцом: побелеет, правда, малость — и опять за работу.
* * *
…В декабре 1941 года кабинет торпедной стрельбы был отправлен в Поти. Не знал Володя, что рядом, на транспорте, на который с воем пикировали «юнкерсы», шла его мама.
Уходила из Севастополя цветущей женщиной — приплыла в Поти инвалидом… Крепкий организм Маши Варгановой не вынес нервного напряжения. Сначала стали сдавать ноги, потом глаза…
А Володя продолжал служить. И учиться, В вечерней школе. Учиться ему присоветовал Охрименко. Капитан-лейтенант приходил в кабинет поздно, когда на рионских болотах уже начинали лягушки свой ночной концерт, тяжело опускался на складной стул-разножку.
— Чтобы стать настоящим моряком, юнга, надо учиться.
Пройдут десятки лет. Судьба сведет на Черноморском флоте двух адмиралов. Что-то покажется очень знакомым Охрименко в смуглолицем собеседнике, и он, еще не веря, что такое может быть, спросит:
— А вы не были когда-то юнгой, Владимир Федорович?..
3
В 1944 году в Баку открылось подготовительное училище ВМФ. Его выпускники распределялись по военно-морским училищам. Среди первых, кто подал заявление, был юнга Варганов. На его фланелевке сияла медаль «За оборону Севастополя», складки на брюках были такие, что хоть хлеб ими режь… В подготе (такое название сразу прилепилось к подготовительному) его прозвали Уставом. Впрочем, старшину роты Варганова любили. И не только командиры (это было бы неудивительно) — подчиненные тоже. Устав был дотошен, ничего не скажешь. Но зато справедлив. Очень.
Тут мне вот что подумалось. И на флоте, и в армии существует закон: жить и служить по уставу. Эти слова несчетное количество раз произносят с трибуны… Увы, жизнь — и военная в том числе — куда многообразней ситуаций, предусмотренных самой совершенной инструкцией… Но в уставе есть положения, которые действительны на все случаи жизни. Среди них: вежливость по отношению к подчиненным. Иногда мне вообще кажется, что воинский устав — единственный документ, регламентирующий взаимоотношения между людьми. Хамство в этом документе исключается. Грубость тоже. Вот почему начальники, строго руководствующиеся уставом, вовсе не кажутся мне сухарями…
Варганов начал «жить и служить по уставу», когда ему было пятнадцать лет.
Подгот Володя окончил с отличием. Забегая вперед, скажу, что точно так же, с отличием, Варганов окончил военно-морское училище, высшие офицерские классы, академию… Похоже, другой оценки, кроме «отлично», для него не существовало. Способности? Да, несомненно. И кроме того, желание выполнить любую работу как можно лучше. Это уже давало знать себя воспитание.