Она, казалось, искала кого-то среди присутствующих. Лоб ее озабоченно наморщился.
Эспартеро знал, чего недоставало правительнице. Сегодня он должен сделать решительный шаг, и либо проигрыш ждет его, либо того, кого напрасно искала нетерпеливым взглядом королева! Но герцог Луханский так привык к победам, что в эту опасную минуту был так же спокоен, как и на поле битвы.
Подошли молодые и старые генералы и офицеры гвардии. Каждый добивался счастья быть замеченным и отмеченным Изабеллой или Марией Кристиной.
Раздались бравурные звуки музыки, и лакеи в шитых золотом ливреях, разносившие на серебряных подносах пенистое шампанское, моментально скрылись. Мария Кристина удостоила танцем генерала Нарваэца. Герцога Луханского выбрала молодая королева.
Другие пары последовали примеру королев, и скоро все закружились в стремительном вихре танца.
После танца правительница удалилась в одну из уютных ниш, близ которой стоял герцог Луханский. Решительная минута приближалась. В нише на маленьком столе в бокалах стояло шампанское. Мария Кристина слегка пригубила божественный напиток. Эспартеро подошел к ней и предложил свои услуги.
— Вы очень внимательный хозяин, мой герцог, — сказала правительница вполголоса, садясь на один из стульев. — Я должна поблагодарить вас за пышное убранство вашего дворца и оказанный нам достойный прием. Но все-таки не могу не сознаться в своем недовольстве, вызванном тем, что в толпе высокопоставленных гостей ваших я не вижу того, кого наверняка рассчитывала здесь встретить!
— Кажется, моя соправительница сердится на меня за то, что я забыл пригласить новоиспеченного герцога.
— Забыли? Я думала, что герцог Рианцарес вправе занять первое место среди гостей. Вы улыбаетесь, генерал? Эта улыбка для меня оскорбительна.
— Ваше величество, я счел присутствие герцога Рианцареса, бывшего солдата лейб-гвардии Мунноца, неуместным в кругу генералов и благородных господ! — отвечал Эспартеро с гордым сознанием собственного достоинства.
— Он так же, как и вы, герцог, поднят моей милостью на ту высоту, на которой имеет теперьполное право быть! Полагаю, расстояние между Таранконом и Гранатулой не так уж велико!
Эспартеро побледнел — он понял намек правительницы на то, что Мунноц, сын лавочника из Таранкона, имеет такое же право на счастливое изменение своей скромной участи, как и он, сын извозчика из Гранатулы. Крайне тщеславный и гордившийся своим высоким положением Эспартеро почувствовал, что вся кровь прихлынула у него к голове, рука его задрожала; по своей всегдашней прямоте он нашел, что время, наконец, откровенно поговорить с регентшей.
— Ваше величество… саном своим я обязан единственно народу и этой шпаге, чем несказанно горжусь.
— Мадридский народ непостоянен, герцог!
— Постояннее, чем вы думаете, ваше величество! Мадридский народ умеет ценить достойных.
Эспартеро нажал на потайную пружину ниши, и с обеих сторон выдвинулась драпировка, отделившая от залы очаровательно освещенную беседку; Мария Кристина осталась с Эспартеро одна, и он стал перед ней на колени.
— Что это значит, герцог? — шепотом спросила она.
— Ради Бога, ваше величество, разойдитесь с Мунноцем! Он попирает ногами честь вашей короны, он дерзкой рукой разрушает все надежды, которые мы возлагали на ваше правление! Я с нетерпением ждал этой минуты, чтоб на коленях умолять вас освободиться от влияния этого человека и не забывать клятвы, данной вами когда-то народу с балкона вашего дворца!
Мария Кристина выпрямилась, темные глаза ее засверкали таким огнем, который лучше всяких слов давал понять, как глубоко задел ее за живое Эспартеро.
— А что вы мне посоветуете взамен, мой герцог? У вас совет, должно быть, наготове, ведь эту комедию вы разыграли, подготовившись предварительно?
— Влияние патеров, при содействии которых легче всего управлять народом, не было бы столь губительным, как Мунноца!
На устах Марии Кристины мелькнула ироническая улыбка, говорившая о ее умственном превосходстве и глубоком знании человеческой психологии.
— Я мать королевы,правительница Испании, герцог! Отворите портьеру!
Эспартеро встал и, повинуясь приказу, надавил на пружину. Грациозные пары опять закружились перед их глазами, бал был в разгаре.
Герцог Луханский чувствовал, что в игре с правительницей он проиграл свою партию; его оскорбило и унизило то, что она с презрением отказалась от предложенной им руки, и он горел нетерпением дать понять регентше,кому она выказала холодность и неприязнь.
На улице все еще раздавались восторженные крики толпы. Эспартеро улыбнулся, в голове его мелькнула удачная мысль.
— Позвольте мне, ваше величество, — сказал он нарочито громко, чтоб стоящие вблизи офицеры его услышали, — поблагодарить "мадридский народ за овации!
Он взял бокал с шампанским, подошел к ближайшему венецианскому окну и отворил его.
Народ увидел герцога-победителя, и восторг, выразившийся в неистовом крике, даже превзошел ожидания Эспартеро. Он поклонился и поднял бокал за здравие народа. В это время на площади Пласа Майор раздались пушечные выстрелы.
Королева сильно побледнела, она поняла, что хотел сказать герцог Луханский, демонстрируя после их разговора неподдельный энтузиазм мадридцев.
В эту минуту к торжествующему Эспартеро подошел слуга и подал ему два письма на серебряном подносе; герцог распечатал одно из них. Если бы ему, улыбающемуся так самодовольно, принесли известие о проигранном сражении, то это не испугало бы его до такой степени, как донос камердинера.«Леон и Борзо —изменники. Они плетут против Вас заговор. Я собственными своими ушами слышал их разговор», — было сказано в письме, которое Эспартеро тотчас же спрятал. Оправившись от испуга, он взял другое письмо в надежде, не подаст ли оно ему повод скрыть свое волнение.
Это второе письмо было от бывшего боевого соратника и доброго друга Серрано.
Лицо герцога, невольно омрачившееся, прояснилось, и он поспешно воскликнул:
— Где же молодой дон Серрано?
— Он ждет в передней, — отвечал слуга.
— Так приведи его сюда! Я очень рад, что могу принять его у себя, — сказал Эспартеро, отходя от окна и направляясь к двери.
В залу вошел молодой человек в запыленной одежде, благородная осанка и прекрасные черты лица которого производили приятное впечатление. Дон Франциско Серрано, только что приехавший со своим старым слугой в Мадрид, не передохнув после утомительной дороги, немедленно отправился к герцогу. Доминго остался внизу, у подъезда дворца, с уставшими, запыленными лошадьми, возбуждая любопытство толпы. Да он и сам с неменьшим любопытством озирался вокруг.
— Поздравляю с приездом, дон Серрано, — сказал Эспартеро, подавая руку несколько смущенному Франциско. Позвольте мне прежде всего прочитать письмо вашего высокочтимого отца.
Франциско имел время оглядеться по сторонам: какая богатая обстановка, какие блестящие мундиры! Разве может он сравниться с этими господами, увешанными звездами и роскошно одетыми с ног до головы?
Пока он никто — просто молодой деревенский дворянин, вступивший на новое поприще с тяжелым сердцем, мучимый неизвестностью и озабоченный напрасными поисками своей возлюбленной.
Но его смущение продолжалось недолго. Франциско почувствовал, что и в нем живет тот дух, который возвышает людей, и это сознание, возникшее в нем с неодолимой силой, возвратило ему уверенность в себе и спокойствие.