Храбрый капитан ни за что не хотел расставаться со своимМотилъей.
В Веракрусе он узнал, что Тристан накануне отплыл на каравелле, которая возвращалась на Кубу после того, как освободилась от своего груза — скотины, доставленной по распоряжению Кортеса в Новую Испанию: губернатор принимал меры по налаживанию хозяйства и обработки земель.
Эта новость обеспокоила Сандоваля: встреча Тристана с Киньонесом представлялась ему крайне нежелательной. Хотя они не были осведомлены о делах друг друга, храбрый капитан полагал, что Тристан, которому не дает покоя его нечистая совесть (а в том, что каталонец замешан в преступном заговоре, Сандоваль не сомневался), может столкнуться с Киньонесом и заподозрить, что Кортес отрядил своего верного слугу для поимки его как изменника. Тогда Тристан в лучшем случае попытается скрыться, а в худшем предпримет попытку покушения на ничего не подозревающего посланника Кортеса.
Сандовалю удалось сесть на корабль только на следующий день. Он отплыл из гавани Сан-Хуан-де-Улуа на каравелле, которая направлялась в Испанию, но должна была зайти сначала в Гуанигванико, чтобы забрать пассажиров, а затем в Гавану для пополнения запасов воды перед выходом в открытый океан.
Киньонес уже седьмой день находился в Сантьяго, ожидая, когда Хуан Суарес и его мать объявят о своей готовности отправиться в Мексику, когда Гонсало де Сандоваль, тайно прибывший в город, постучался в дверь его комнаты на постоялом дворе «Вента дель Морро». Киньонес был поражен, увидев ближайшего сподвижника Кортеса. Первой его мыслью было, что Сандоваль приехал по тому же делу, поскольку времени прошло много, а Кортес так и не получил никаких известий о своем родственнике. Хотя ему казалось странным, что губернатор проявляет такое нетерпение и столь рьяно домогается скорейшего свидания с ненавистным свояком, все-таки, после первого обмена приветствиями, Киньонес счел нужным объяснить причины своего почти недельного промедления:
— Я застрял в этой дыре, и день за днем уходит на пустые разговоры, на долгие приготовления, без которых эти люди никак не могут двинуться в путь. Сначала сынок направляет письмо матери, которая живет в Тринидаде, чтобы сообщить новости, которые он узнал от меня; та отвечает, что ей очень хочется поехать в Мехико на похороны, но она не может отправиться прямо сейчас из-за каких-то неотложных дел; тогда он просит, чтобы я подождал еще три дня, а по истечении этого срока присылает гонца из Тринидада с сообщением, что он сам поехал туда, чтобы поторопить мать и помочь ей собраться — она-де в преклонных летах и неважно себя чувствует. Коротко говоря, теперь мне назначена встреча с ними завтра в два часа. Мне, право, очень жаль, что вам пришлось проделать этот долгий путь, но дон Эрнан просил меня по-хорошему уговорить его родственника приехать и ни в коем случае не прибегать к силе. Если бы я решился ослушаться его, может быть, мы бы давно уже были в Мексике.
— Вы ошибаетесь, дорогой друг, — успокоил его Сандоваль. — Я приехал вовсе не для того, чтобы вмешиваться в ваши дела и торопить вас. У меня есть свое поручение от дона Эрнана, и столь же трудновыполнимое, как ваше.
— Что же это за задание? — полюбопытствовал Киньонес, пригласив своего гостя присесть.
— Я разыскиваю дона Тристана, и в поисках его я объехал почти всю Новую Испанию, когда мне сообщили, что он отбыл сюда, на Кубу.
— Так вот, я скажу вам, что видел его не далее как прошлым вечером.
— Что вы говорите?
— Именно так. Мы повстречались в трактире, сыграли партию в кости и выпили по чарке.
Я кое-что у него выиграл, — сказал Киньонес, похлопывая себя по кошельку, который носил на поясе, — но это человек, которого никак не упрекнешь в постыдной скупости, так что он достойно встретил свое поражение. А зачем он вам понадобился?
— Дон Эрнан просил меня доставить его в Койоакан. Больше я ничего не могу рассказать вам, поскольку мне велено сохранять дело в тайне. Не знаете ли вы, где его можно найти?
— Не знаю, — ответил Киньонес, но, увидев, как огорчился Сандоваль, добавил: — Впрочем, завтра я наверняка увижу его, потому что, когда он узнал, что я еду в Испанию, мы договорились, что он передаст мне письма для своих родственников.
— Вы рассказали ему, что едете в Испанию? — с тревогой переспросил Сандоваль.
— Да, — отвечал Киньонес и с удивлением переспросил: — А почему это так вас взволновало? Что у вас за дела с Тристаном?
— Неужели вы позабыли, что я просил вас держать в тайне все, касающееся отправки золота для императорского двора? Это было неразумно…
— Я ни слова не сказал о золоте! — возразил обиженный Киньонес. — И кроме того, он человек благородный, человек чести, и не только по рождению, но и по воспитанию. Это сразу заметно по его поведению и манерам.
— Дон Эрнан да и я тоже полагаем, что ему нельзя доверять, потому-то я и послан сюда, чтобы кое-что о нем разведать. Больше я ничего не могу рассказать вам без разрешения на то губернатора, но если наши подозрения подтвердятся, то может оказаться, что Тристан замешан в тяжких преступлениях, и любые сведения, сообщенные ему, могут серьезно повредить губернатору, который старается честно служить на благо императора и Новой Испании. Что еще вы рассказали ему о вашей будущей поездке за океан? — спросил Сандоваль у Киньонеса, который был поражен услышанным.
— Немногое, — задумчиво отвечал тот, пытаясь восстановить в памяти свою встречу с Тристаном и беспокоясь, не позабыл ли он каких-нибудь важных подробностей, касающихся вопросов управления новой провинцией, — только то, что мы собираемся оправляться после Рождества.
— Более чем достаточно, чтобы повредить нам, если он все же окажется не тем, за кого себя выдает, — тяжело вздохнул Сандоваль.
Глава XI,
в которой рассказывается о том, как Тристан узнал о прибытии Антонио де Киньонеса на Кубу и решил навестить его на постоялом дворе, чтобы выведать у него какие-нибудь секреты
Как известно, Тристан и Хуан Суарес сговорились всеми способами вредить дону Эрнану и постараться добиться его осуждения и казни. Смерть доньи Каталины еще более возбудила ненависть свояка Кортеса, который обвинял в этом прискорбном событии губернатора Новой Испании. Для дона Хуана это означало не только потерю сестры, но и провал их тайного пакта с Тристаном: рухнули все надежды разузнать от жены Кортеса что-либо о злоупотреблениях ее мужа, наносящих урон интересам испанской короны, чем так хотели очернить его заговорщики и из чего надеялись извлечь для себя выгоду.
Сразу же по прибытии из Веракруса на Кубу Тристан отправился к Хуану Суаресу, чтобы принести ему свои соболезнования в связи с кончиной доньи Каталины и высказать сожаления, что рухнул их план поживиться самим и повредить Кортесу.
— Безусловно, я нанес бы вам тяжкое оскорбление, дон Хуан, если бы осмелился сравнить ваше горе с моим, но поверьте, и мое сердце разбито этой тяжкой утратой: красота вашей сестры, ее изящество и изысканные манеры навсегда сделали меня ее верным рабом, который тщетно пытался заслужить расположение своей госпожи.
Суарес поблагодарил Тристана за сочувствие, которое тот выказал в это тяжелое для него время, и рассказал, что дон Эрнан направил сюда одного из своих капитанов, чтобы тот сопроводил их с матерью в Койоакан, где состоятся похороны доньи Каталины и свадьба доньи Франсиски с Сандовалем.