– Я позову вас, когда вы мне понадобитесь.
С этими словами белая дама начала медленно подниматься по лестнице, и вскоре ее фигура растворилась в сумраке коридора. Капестан в полном смятении выскочил из дома и, подбежав к постоялому двору «Сорока-воровка», принялся из всех сил колотить в дверь.
К великому удивлению шевалье, ему открыли почти сразу. Но его ожидал еще больший сюрприз: в дворянине, отпершем дверь, он узнал маркиза де Сен-Мара, с которым поссорился несколько часов назад. Капестан инстинктивно надвинул шляпу на глаза…
Перед ним действительно стоял маркиз де Сен-Мар, до смешного похожий на него самого. Капестан кутался в фиолетовый плащ – и у Сен-Мара был точно такой же! Шевалье облачился в таинственном замке в колет и штаны стального цвета – и Сен-Мар был одет в тот же костюм! На голове у шевалье была серая шляпа с красным султаном – точь-в-точь как у Сен-Мара!
– Вы сильно запоздали! – сказал молодой маркиз. – Наконец-то! Дорогу вы знаете, не так ли? Собрание началось уже час назад. Кстати, сударь, на вашей шпаге, разумеется, есть отметина?
– Дьявольщина! – прошипел Капестан. Действуя наугад, он выставил из-под плаща шпагу. Бросив быстрый взгляд на эфес, Сен-Мар произнес:
– Очень хорошо! Идите быстрее.
Капестан зашагал по указанному ему коридору, в конце которого виднелась дверь. Открыв ее, шевалье оказался в пустой комнате. Но из-за следующей двери до него донесся шум голосов. Подойдя поближе, он остановился.
– Подсматривать в замочную скважину? – прошептал юноша. – Фи! А если войти, убьют. Вернуться назад? Расспросов не оберешься! А-а, была не была! Вперед!
И шевалье распахнул дверь… В комнате, в которую он попал, находилось около двадцати человек. Все были одеты совершенно одинаково: колеты и штаны стального цвета, фиолетовые плащи, серые шляпы с красными султанами. Возглавляли собрание трое дворян, сидевших на возвышении.
Когда шевалье вошел, все головы повернулись к нему, затем присутствующие вновь обратились в слух, ибо один из вожаков держал патетическую речь.
Капестан заметил, что большинство людей в комнате было в масках. Никто не удивился приходу шевалье и не спросил, как его зовут. Из этого юноша заключил, что участники собрания не были знакомы друг с другом – и, следовательно, костюма, а также таинственной метки на шпаге было вполне достаточно для того, чтобы попасть на это сборище. Поклонившись, Капестан сел. Как раз в этот момент человек на возвышении закончил свою речь, которую шевалье не слышал. Зато он прекрасно услышал, как его соседи, исступленно аплодируя, закричали во все горло:
– Да здравствует граф Овернский, герцог Ангулемский! Да здравствует Карл X!
– Карл X? – пробормотал юноша. – А как же наш государь Людовик XIII? Насколько мне известно, он еще жив…
Карл Ангулемский лучился счастьем. Кожа его отличалась той нездоровой белизной, что возникает после долгих лет, проведенных в заключении; и в самом деле, внебрачный сын Карла IX всего лишь год назад бежал из Бастилии, куда его заточил Генрих IV, дабы избавиться от бесконечных интриг и заговоров докучного родственника.
Двое других мужчин на возвышении улыбались весьма натянутыми улыбками. Сидевший справа, поднявшись, провозгласил:
– Я, принц де Жуанвиль, герцог де Гиз, клянусь, что готов, невзирая на неоспоримые права на трон, завоеванные моим отцом Генрихом Меченым для Лотарингского дома, представителем коего я являюсь, подчиниться решению собравшихся здесь дворян. Вместе с ними я говорю: да здравствует Карл X!
– Герцог де Гиз! – прошептал потрясенный Капестан.
Затем поднялся тот, что сидел слева от графа Овернского. Кусая губы от зависти, он произнес:
– Я, Генрих Бурбонский, принц Конде, хотя и принадлежу к королевскому роду, хотя и ношу на своем гербе три лилии, но готов согласиться со сделанным здесь выбором и приветствовать герцога Ангулемского в качестве нашего законного государя.
Кусая губы от зависти, он произнес:
– Я, Генрих Бурбонский, принц Конде, хотя и принадлежу к королевскому роду, хотя и ношу на своем гербе три лилии, но готов согласиться со сделанным здесь выбором и приветствовать герцога Ангулемского в качестве нашего законного государя.
– Принц Конде! – выдохнул Капестан. Овация, вызванная заявлениями герцога де Гиза и принца Конде, постепенно стихла, и герцог Ангулемский выступил на шаг вперед.
– Господа, – сказал он, – своими словами мои прославленные кузены нанесли последний удар власти этого ничтожного королька, которого все мы считаем недостойным французского престола. Сердце мое преисполнено благодарности к благороднейшему отпрыску Лотарингского дома. Когда я взойду на трон, герцогу де Гизу будет наградой шпага коннетабля, и нет никого, кто бы мог носить ее с большим правом. Кроме того, ему будет дарован титул генерального наместника нашего королевства.
Это обещание было встречено одобрительным гулом. Гиз поклонился с ледяным лицом, словно ожидал гораздо большего.
– Что до моего прославленного кузена принца Конде, – продолжал граф Овернский, – то бескорыстие его может быть вознаграждено лишь титулом губернатора Гаскони, Гиэни и Наварры с дарованием всей полноты гражданской и военной власти.
При этих словах на губах принца Конде появилась тусклая улыбка. Он поклонился, а затем погрузился в глубокую задумчивость, вероятно, подсчитывая будущие доходы от налогов во вверенных ему провинциях.
– Что до вас, герцоги, графы, шевалье, – вновь заговорил Карл Ангулемский, – то вам я ничего не обещаю, ибо на все будет ваша воля. Я мечтаю быть лишь первым дворянином моего королевства, исполнителем ваших желаний. Итак, пусть каждый из вас к следующей нашей встрече составит список того, что хотел бы получить для себя и для своих близких, – я заранее все утверждаю.
Всеобщее ликование достигло апогея.
«Не подать ли и мне списочек?» – сказал Капестан самому себе.
– Господа, – продолжал герцог Ангулемский, – благодаря вашему решению со всеми раздорами покончено: отныне между мной и моими кузенами Гизом и Конде нет места соперничеству. Беру на себя торжественное обязательство чтить права и привилегии знати. Теперь нам пора расходиться. На следующем собрании, которое состоится в Париже в моем дворце двадцать второго августа, я извещу вас, с помощью каких мер, согласованных на тайном совете, намереваемся мы достичь нашей цели. Прежде всего нам необходимо избавиться от жалкой интриганки Марии Медичи и от ее презренного любовника Кончино Кончини; затем от этого негодяя Альбера де Люина и, наконец, от опасного честолюбца – герцога де Ришелье! Невозможно более терпеть, чтобы могущественные и высокородные сеньоры с трепетом склонялись перед властью этого прелата.
Тут голос графа Овернского зазвучал глухо, и в гробовой тишине, воцарившейся в комнате, тяжело упали зловещие слова:
– Вы узнаете, каким образом мы добьемся того, чтобы французский трон вновь стал свободным… Юный Людовик XIII приговорен… Ваше решение будет исполнено!
Побледневшие заговорщики содрогнулись, а герцог Ангулемский с мрачной торжественностью закончил:
– Как? Вы это узнаете. Но уже сейчас, господа, я могу, обнажив голову и преклонив колено, провоз гласить, подобно герольду: король умер!
– Да здравствует король! – угрюмо отозвались заговорщики, и каждый вытянул руку, словно присягал государю.
Харчевня «Сорока-воровка» вновь опустела. Герцог Ангулемский, найдя Сен-Мара у дверей, сжал его в объятиях:
– Дорогой мальчик, – прошептал он на ухо маркизу, – отправьте к своему благородному отцу верхового с известием, что вопрос о вашем браке с моей дочерью окончательно решен.