Итальянцы XV века настолько привыкли к первосвященникам, обремененным многочисленным потомством, что участие Чезаре Борджа
в праздничной процессии не удивило бы никого. К тому же Лукреция и Жофре тогда еще жили в Риме, и Александр VI, видимо, считал, что присутствие
детей на интронизации ни в малейшей степени не может его скомпрометировать.
Как бы то ни было, Чезаре продолжал занятия, покинув Пизу лишь через месяц – отец назначил его комендантом замка Сполето, города на полдороге
между Римом и Перуджей. Оттуда он послал письмо Пьеро де Медичи во Флоренцию – факт сам по себе незначительный, но интересный в связи с
установившимся мнением о личной вражде между Чезаре и флорентийскими правителями.
Гвиччардини сообщает, что Борджа, еще находясь в Пизе, обратился к Пьеро с просьбой о посредничестве в некой криминальной истории, в которую был
замешан один из его друзей. Специально приехав во Флоренцию, Чезаре – по словам историка – несколько часов безуспешно дожидался аудиенции во
дворце Медичи и наконец вынужден был ни с чем вернуться обратно, немало уязвленный таким пренебрежением.
Трудно сказать, как возникла такая версия, но ясно одно – она не имеет ничего общего с действительностью. В упомянутом письме Чезаре приносит
свои извинения в связи с тем, что из за крайней спешки не посетил Пьеро, проезжая через Флоренцию в Сполето. Загадочная, темная история – тоже
миф; в письме содержится просьба оказать содействие некоему Ремолино, желающему получить должность на кафедре канонического права в Пизанском
университете (а не избежать суда, как уверяет Гвиччардини). В этом то деле Борджа и просит дружеской поддержки Пьеро де Медичи. Судя по всему,
желаемая услуга была незамедлительно оказана – уже в следующем году означенный Ремолино числится полноправным (то есть штатным) лектором
канонического права, как явствует из «Истории Пизанской академии» Фаброниса.
Письмо показывает, что семнадцатилетний юноша уже вполне сознавал свое исключительное положение в обществе. Весь стиль, выражения и подпись –
«Ваш брат, Чезаре де Борджа, избранник Валенсийский» – соответствует тону, принятому в переписке коронованных особ. Своеобразный титул Чезаре
объясняется тем, что он уже получил от Александра VI архиепископа Валенсии – должность, приносившая 16000 дукатов годового дохода – и готовился
принять герцогское достоинство.
А папа в Риме между тем не знал покоя. Первое, на что он обратил внимание, было наведение порядка в городе. Преступность за годы правлении
Иннокентия VIII достигла, как уже говорилось, неслыханных масштабов и еще более усилилась за краткий промежуток междуцарствия. В августе 1492
года ежесуточно около двухсот римлян погибали насильственной смертью – в десять раз больше, чем в спокойные годы. Перед организованными бандами
наемных убийц и вольнопрактикующих грабителей трепетали не только мирные горожане, но и отряды стражников.
Александр VI быстро и решительно изменил положение – он не собирался делить власть над Римом с кем бы то ни было. Не прошло и недели, как
главари бандитов – их имена не составляли тайны – уже качались на виселицах; укрепленные притоны были взяты штурмом и разгромлены. Сменив
наиболее продажных судей, папа ввел новые муниципальные должности – тюремных инспекторов и комиссаров, которым поручалось наблюдение за охраной
спокойствия на городских улицах. Кроме того, каждый четверг Александр VI лично принимал посетителей, чьи споры или жалобы не могли быть решены
обычным судом.
Правопорядок в Риме был восстановлен, но куда сложнее обстояли дела в области внешней политики.
Правопорядок в Риме был восстановлен, но куда сложнее обстояли дела в области внешней политики. Тучи войны вновь начали заволакивать итальянское
небо, и надлежало всерьез позаботиться об устойчивости папского трона. Главная угроза для мира на Апеннинском полуострове исходила на этот раз
из Милана, от Лодовико Мария Сфорца по прозвищу «иль Моро», занимавшего престол в качестве регента при своем племяннике, молодом герцоге Джане
Галеаццо. Отстранив от правления мать юноши, Лодовико поместил – вернее сказать, заточил – его в крепость Павию; ради соблюдения приличий это
объяснялось заботой о безопасности принца. Вместе с Джаном почетное заключение разделяла его юная жена, Изабелла Арагонская, дочь герцога
Калабрийского, наследника Неаполитанского королевства (сына короля Ферранте). Молодая чета не доставляла узурпатору особых хлопот, пока у них не
родился сын. Родительская любовь и гордость заставили Изабеллу забыть об осторожности, и в Неаполь полетело письмо – внучка умоляла старого
короля защитить законные права ее сына на миланский трон. Для Ферранте не могло быть, конечно, более выгодной ситуации, чем воцарение в Милане
Изабеллы и ее мужа – и притом благодаря прямому вмешательству короля. В этом случае интересы Неаполя на севере страны получили бы прочную и
постоянную поддержку. Вопрос заключался в другом – хватит ли у него средств, чтобы тем или иным путем устранить Лодовико Сфорца. Так обстояли
дела к моменту интронизации Александра VI. К миланской проблеме, омрачавшей отношения между Римом и Неаполем, вскоре добавились новые трудности.
Франческетто Чибо, сын Иннокентия VIII, в свое время получил в удел от отца два богатых лена – Серветри и Ангуиллару. Почувствовав себя в
стесненных обстоятельствах и к тому же понимая, что ему не удержать столь крупной добычи, Франческетто решил продать землю. Покупатель нашелся
быстро – мессер Джентиле, глава могущественного рода Орсини. В начале сентября 1492 года в Риме, во дворце кардинала Джулиано делла Ровере,
стороны подписали договор, согласно которому Орсини получал обе области за 40000 дукатов. Деньги ему ссудил король Ферранте – ведь Орсини были
его вассалами.
Эта сделка уже непосредственно затрагивала интересы Ватикана, поскольку лены, отданные Иннокентием сыну, принадлежали церкви. Александр VI,
разумеется, не мог допустить отчуждения церковных земель – он считал их своими, как, впрочем, и все его предшественники. И папа объявил купчую
незаконной.
Удостоверившись, что в костер разногласий между папой и королем легло новое крупное полено, Лодовико начал действовать. О том, чтобы избавиться
от венценосных пленников в Павии, пока не могло быть и речи – известие об их убийстве или смерти вызвало бы немедленную войну, а Лодовико
прекрасно понимал, что силы Неаполитанского королевства превосходят его собственные ресурсы. Требовалось поскорее найти союзников.
При первой же встрече с венецианским послом Сфорца в доверительной беседе дал ему понять, насколько сочувствует несчастной республике, чьим
владениям вскоре будет угрожать армия неаполитанского испанца. А ведь этого не избежать – путь к Милану открыт, и Ферранте лишь ждет предлога,
чтобы силой оружия посадить на трон безвольную куклу Галеаццо. Грустная озабоченность звучала в голосе герцога, и весь его облик
свидетельствовал о готовности твердо и с достоинством принять неизбежный удар судьбы – потерю власти, изгнание или заключение в крепость.
Лодовико Моро был, бесспорно, одним из талантливейших лицедеев своего времени. В данном случае ему удалось провести даже венецианцев,
славившихся коварством во всей Европе.