Вождь намекал на изменника Мозелекаца, который отправился в поход и не вернулся в родной крааль. Мозелекац со своими воинами покинул вождя Чаку и объявил себя независимым.
— Я вернулся, великий вождь, — ответил Сирайо. — Я остался верен моему повелителю.
Чака промолчал. Он окинул взглядом ряды воинов, которые смотрели прямо перед собой, не смея встретиться с ним глазами.
— Я дал тебе десять индун. У каждого индуны был отряд.
— Они вернулись, повелитель. Все здесь, кроме нескольких человек, которые пали в бою.
Глаза Чаки сверкнули.
— Ты уничтожил неверного пса?
— Я шел по тропе, указанной мне военным советом. Я спустился с гор в страну Зоса. Изменника там не было.
— Где он? — проворчал вождь.
— Мои гонцы принесли весть, что он свернул на север. Сделав свое дело, я повернул назад и пригнал тебе эти стада. Теперь разреши мне пойти по новой тропе вслед за изменником.
— Мы об этом подумаем. Десять быков я дарю войску, пять коров возьми себе.
Военачальник повернулся к своим воинам и сообщил им о щедрости повелителя. Затем призвал он м'бонго7 и приказал ему воспеть вождя.
М'бонго распростерся в пыли перед Чакой, потом вскочил, выпрямился и стал импровизировать песню в честь великого, непобедимого вождя. Чака принимал это как должное, а воины, подхватывая слова песни, поощряли импровизатора. Гул голосов вдохновлял м'бонго, и долго не смолкала песня.
Чака удалился, переваливаясь, как утка. Когда-то он был худощавым и жилистым, но теперь слой жира покрывал его мускулы. За ним, тоже вперевалку, шел первый его знахарь, разжиревший на теплом местечке. Перед уходом вождь отпустил воинов, а военачальнику велел следовать за ним. Втроем они остановились под деревом индаба.
Бушмен Куамма, желая знать, что происходит в военном краале, влез на это самое дерево и спрятался в густой листве. Оттуда смотрел он вниз на вождя, знахаря и военачальника.
Одна из жен принесла скамейку для вождя. Мальчик, заняв место за спиной Чаки, коровьим хвостом отгонял от него мух. Военачальник стоял, опираясь на щит, обтянутый бычьей шкурой, а знахарь тяжело опустился на землю.
Сирайо чувствовал, что ему угрожает опасность, но лицо его оставалось бесстрастным. Вождь и первый помощник его — знахарь — вместе задумали что-то недоброе, и Сирайо терпеливо ждал.
Воины, выходившие из крааля, увидели этих троих и оборвали песню, но индуны крикнули: «Хамба! Идите!» — и воины повиновались. Звуки воинственной песни замерли вдали.
Голос вождя, хриплый и зловещий, рассек тишину.
— Я послал войско в погоню за неверным псом. А пес по-прежнему бродит на свободе. Почему?
Тяжелые веки приподнялись. Вождь посмотрел на знахаря.
— Я спрашивал священные кости, повелитель. Они открыли мне многое.
— Я задал вопрос. Отвечай.
— Те, что идут тропой волка, не достигают цели, о повелитель! — вмещался знахарь.
— Кто этот волк? — спросил Сирайо, перебивая знахаря, который, как казалось ему, заранее придумал ответ.
Чака дал волю гневу.
— Ты, ты этот волк! Ты — предатель, обманувший меня!
— Это сказал тебе знахарь?
— Да, он это сказал.
— Он лжет и знает, что лжет! И ты, вождь, тоже это знаешь.
Чака поднял голову и в упор посмотрел на смельчака. Казалось, гнев его остыл.
Сирайо заметил эту перемену и поспешил использовать благоприятный момент.
— Я вижу, великий вождь, что ты знаешь и помнишь того, кто однажды в минуту опасности прикрыл тебя своим щитом.
Неразумные слова! Не нужно было их произносить. Они напомнили непобедимому не о преданности его слуг, но о зависимости его от них.
— Прошлое не живет. Этот пес, которого я приказал тебе поймать, тоже был когда-то верным слугой.
Он кивнул знахарю.
Толстяк, сообразив, откуда дует ветер, произнес заранее приготовленную речь.
Кости открыли ему, что военачальник повел войско по неверному следу. Он хотел соединиться с Мозелекацем, а затем напасть на великого вождя — вождя, который для подданных своих является отцом и прибежищем.
— Ты лжешь, негодная собака!
— Если я лгу, — сказал знахарь, злобно посмотрев на Сирайо, — ты можешь предложить испытание огнем и ядом.
— Это ловушки для слабых. У великого вождя есть ассегаи. Пусть он приведет в исполнение приговор, который ты мне вынес.
Сирайо отшвырнул щит и сделал шаг вперед, подставляя под удар обнаженную грудь. Смело смотрел он на вождя, бросая ему вызов.
Чака заскрежетал зубами, а знахарь-толстяк презрительно щелкнул пальцами.
— У великого вождя есть палач, который казнит виновных.
Сирайо поднял щит и, бросив последний взгляд на деспота, удалился.
— Прикажи позвать палача, повелитель!
— Нет, оставь его. Он — один из моих воинов. Пусть он ждет суда.
Чака встал со скамьи и ушел, а знахарь заковылял к своей хижине, к которой никто, кроме него, не смел приближаться.
Маленький человек, скрывавшийся в листве, посмотрел вслед толстяку, спрыгнул с дерева и бросился в погоню. Прячась в кустах, он обогнал его, присел и натянул тетиву. Две стрелы вонзились в складки толстой шеи. Знахарь завизжал. В густой траве он разглядел пигмея и заорал во все горло, призывая на помощь. Воины, собиравшие хворост для пиршественных костров, нарушили табу и побежали к хижине.
Дрожащей рукой знахарь указал на то место, где видел бушмена. Куамма выпрямился и расхохотался им в лицо. Он пал, пронзенный копьями, но, умирая, он смеялся.
Воины подняли толстяка и положили его под деревом индаба. В предсмертных судорогах он бился на земле. Чака непобедимый пришел, когда знахарь уже перестал корчиться.
— О, великий вождь, он умер от укуса иниоко. Змея следовала за нами, когда мы возвращались домой, и по ночам убивала нас своим жалом. Но военачальник разогнал наши страхи, и мы не боялись иниоко.
Тогда Чака послал за Сирайо и снова поставил его во главе войска.
Глава IV
БЕГСТВО. ВСТРЕЧА С ЛЕОПАРДОМ. ЖИВОТНЫЕ, СИДЯЩИЕ НА КОРТОЧКАХ
Три беглеца, покинувшие пещеру, долго плыли по реке. Они бились о подводные скалы, тела их были исцарапаны, ноги и руки онемели от холода. Наконец, измученные и окоченевшие, выбрались они на берег и зарылись в сухой песок. Медленно тянулась ночь.
Когда взошло солнце, Кару встал и отряхнул песок. Его занимали два вопроса: первый — не гонятся ли за ними враги, второй — нет ли поблизости дичи.
Холодная серая река медленно катила свои воды между высоких стен ущелья. Дальше она сворачивала вправо, и низовья ее были скрыты от Кару. Луч солнца упал на поверхность реки, и вода стала золотой.
За спиной Кару валялись круглые голыши, обточенные водой. На берегу шелестел тростник; у подножия высокой каменной гряды росли ивы и дикий табак. Кару заметил пчел, кружившихся у скалы; крылышки их сверкали на солнце.
Он вздохнул с облегчением, взял свой мешок я достал две небольшие палочки; одна была заострена, другая в нескольких местах пробуравлена. Эти палочки заменяли ему коробку спичек. На берегу разбросаны были сучья, куски коры; Кару выбрал из них самые сухие, которые могли служить трутом. Усевшись на землю, он начал добывать огонь. Палку с пробуравленными дырочками он зажал между большими пальцами ног, а заостренный конец другой палки вставил в одну из дырочек и стал вертеть эту палку между ладонями. Вскоре показались искры, и протянулась ниточка дыма. От искр воспламенился трут, и вспыхнуло пламя — маленький красный цветок. Кару начал кормить это пламя кусочками сухих палок. Тогда Суолла молча встала, принесла хворосту и разложила костер.