Я согласился бы продолжать руководить агентством, если, конечно, Карноу пожелает меня нанять. Ну, и Кэролайн не станет претендовать ни
на какие его средства: ни в форме единовременного пособия, ни пожизненного содержания.
– Это была моя идея! – сказала Кэролайн.
– Нет, наша, – настаивал несостоявшийся супруг.
Вулф, нахмурясь, переводил взгляд с одного из них на другого. Я тоже с удивлением на них смотрел. Очевидно, Обри действительно любил ее, а не ее
деньги. Ну, а я всегда за истинную любовь, хотя, конечно, до известных пределов. Я постарался отвлечься от лирики и перенести мое внимание в
чисто профессиональное русло. Допустим, она решила откупиться от своего законного мужа, считая, что ее Поль стоит миллиона долларов. Я понимал,
что потребовалось бы много времени и сил с нашей стороны, чтобы заставить ее отказаться от такого решения. Скосив глаза на его открытую, но
ничем не примечательную физиономию, «не красавец, не урод», я заметил про себя, что она его переоценивает.
Тем временем Обри продолжал:
– Так что когда Бииб отказался этим заниматься, и мы узнали, что Карноу приехал в Нью Йорк, то решили: мне надо самому идти к нему и все
объяснить.
Договорились мы об этом лишь вчера вечером. Сегодня у меня с утра были кое какие деловые свидания, а днем я поехал в отель «Черчилль», где он
остановился, и поднялся к нему в номер. Я не стал предварительно созваниваться по телефону, потому что никогда его не видел и хотел сначала
посмотреть на него, а потом уж затевать разговор. Да да, я хотел на него взглянуть. – Обри замолчал, потер ладонью лоб, а потом сильно сжал его
руками. Потом руки его упали на колени и кулаки разжались. – Свидание было нелегким, – продолжал он, – я как то даже не представлял себе, что
именно мне надо ему сказать. Основное предложение – тут все было ясно, но у меня на уме было еще кое что. Агентство то у нас общее, половина
акций принадлежит Кэролайн, вторая – моя. Ну, так я мог пригрозить ему, что если он не примет наше предложение, я буду держаться за свою
половину акций, во всяком случае, не уступлю ему их без борьбы. Но я так и не разобрался, разумно это или нет. Я мог бы также сказать, что
Кэролайн беременна, на деле это не так, скорее всего я бы ему этого не сказал, потому что я немного суеверен. Подобными вещами шутить не стоит.
И все же такая мысль у меня была… Вообще то все это не имеет значения, потому что я его так и не увидел. – Он сжал рот, потом опустил
подбородок. – Вот тут я оказался не на высоте, признаю это, только не подумайте, что струсил. Я подошел к двери его комнаты, 2318, не позвонив
снизу, как я уже говорил, и было поднял руку, чтобы постучать, но не смог. Почувствовал, что меня трясет. Даже зубы стучали. Я постоял, стараясь
успокоиться, но ничего не мог с собой поделать. И я понял, что если я войду к нему, изложу ему все, а он наотрез мне откажет, неизвестно, что
может случиться. В таком состоянии я скорее бы все испортил, чем добился успеха. Потому я позорно сбежал. Мне очень стыдно признаваться в столь
постыдной слабохарактерности. Кэролайн ждала меня в баре неподалеку. Я рассказал ей всю правду. Можете поверить, мне нелегко было признаваться в
собственной робости. Ведь вплоть до этого момента она думала, что я в состоянии справиться решительно со всеми трудностями, которые могут нам
встретиться. Она считала меня настоящим мужчиной.
– Я и сейчас так думаю, Поль, – сказала она очень серьезно.
– Да? Дорогая, я так хотел бы тебя обнять.
– Не сейчас.
– Да? Дорогая, я так хотел бы тебя обнять.
– Не сейчас. Не раньше, чем… – Она махнула рукой. – Перестань твердить об одном и том же.
– Хорошо, забудем об этом пока…
Он повернулся к Вулфу:
– Короче, я ей сказал, что мужской разговор не состоялся. Мы уселись за столик и снова принялись рассуждать. По нашему мнению, никто из друзей
не годился для выполнения этой миссии. Адвокат, работающий в нашем агентстве, зеленый юнец. Когда кто то из нас, даже не помню, кто именно,
назвал ваше имя, мы оба уцепились за эту мысль. Я тут же нашел будку телефона автомата и договорился о встрече… Может быть, вам удастся вызвать
его сюда и сделать от нашего имени данное предложение. Если же он не пожелает, пошлите к нему Арчи Гудвина. Кэролайн почему то считает последнее
более целесообразным, потому что Карноу излишне обидчив и болезненно самолюбив. Но уж это вам решать. Если вам удастся убедить его принять наше
предложение, вы можете потребовать за услуги любую цену. Но, к сожалению, теперь нам придется жить весьма скромно, и я вынужден вас об этом
сразу предупредить. Пять тысяч долларов, что нибудь в этом роде, это предел… Но, Бога ради, не отказывайте нам, займитесь этим делом прямо
сегодня, сейчас же.
Вулф откашлялся.
– Я же не адвокат, мистер Обри, я детектив, сыщик, как иногда говорят.
– Мне это известно, но какая разница? Все в один голос повторяют, что вы знаете, как добиться того, что вам требуется. Вот мы и хотим, чтобы вы
добились от Карноу согласия принять наше предложение.
– Я мог бы придраться к вашей формулировке, – сказал Вулф, – но вам сейчас не до семантических споров. Мой гонорар зависит от рода и количества
выполненной работы. Ваше задание представляется мне совсем несложным. Скажите, вы все продумали, когда определяли мой гонорар? И были искренни?
– Абсолютно!
– Глупости. Абсолютная искренность недоступна ни одному человеку. Если мистер Карноу примет ваше предложение, могу ли я быть уверен в том, что
вы в точности выполните все те условия, которые перечислили?
– Да, да, не сомневайтесь. Выполним.
Вулф обратился к Кэролайн:
– Миссис Карноу, а вы?
– Она вовсе не «миссис Карноу»! – рявкнул Обри. – Она моя жена.
Вулф слегка пожал плечами.
– Мадам, уверены ли вы, что согласны со всеми предложенными вами условиями и будете честно их придерживаться?
– Да, – послышался твердый ответ.
– Знаете ли вы, что тем самым отказываетесь от вдовьей части наследства, предусмотренной законом, от крупного капитала?
– Знаю.
– В таком случае я должен задать вам несколько вопросов о личности мистера Карноу, поскольку мистер Обри с ним никогда не встречался. У вас не
было от него детей?
– Нет.
– Полагаю, вы вышли за него замуж по любви?
– Мы считали, что любим друг друга. Да, мы любили…
– Вы к нему охладели?
– Не совсем так. – Она заколебалась, не зная, как объяснить. – Сидни был страшно обидчив, вспыльчив и заносчив… Чувствуете, я все еще говорю
«был», потому что так долго считала его умершим. Мне было всего восемнадцать, когда мы познакомились. Как я сейчас думаю, я плохо понимала его
и, наверное, просто его не знала. Он пошел добровольно в армию, считая это своим долгом, поскольку не участвовал во Второй мировой войне.
Неоднократно повторял, что он «обязан очистить свою долю картофеля», это его собственное выражение. Я не была с ним согласна, но к тому времени
уже поняла, что мое мнение, мои чувства и мысли не были для него особенно важны… Если вы собираетесь попытаться заставить его принять наше
предложение, конечно, вам желательно знать, что он за человек, но я сама его, по сути дела, так и не узнала, несмотря на прожитое вместе время.