Так что если вы отойдете на боковую дорожку, я их выпущу, и они – ваши.
– Я войду в дом!
– Нет. Забудьте об этом даже думать.
– Вы мне тоже нужны.
– Да? Впрочем, я так и думал. Я скоро приеду. Двадцатая улица?
– Вы поедете сейчас же. Со мной.
– Нет, нет. Мне нужно спросить мистера Вулфа, есть ли смысл вас беспокоить. Ну, если есть, так я подъеду. Куда? На Двадцатую улицу?
– Да. И сегодня.
– Понятно. Всегда рад услужить. Объекты здесь, у меня за спиной, так что если вы спуститесь со ступенек – только осторожно, не поскользнитесь!
Стеббинс пробормотал что то несуразное и начал спускаться. Когда он оказался на последней ступеньке, седьмой по счету, я снял цепочку, распахнул
дверь и обратился к нашим бывшим клиентам:
– О'кей, в благодарность за сэндвичи и кофе вот мой совет: не отвечайте ни на один вопрос, пока не посоветуетесь со своим адвокатом. Даже если…
Я замолчал, потому что моей аудитории уже не было. Обри подал руку Кэролайн, как только они оказались на ступеньках. Не желая доставлять Пэрли
удовольствие задержать их в моем присутствии, я закрыл дверь, набросил цепочку и вернулся в кабинет.
Вулф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла.
– Меня вызывают в полицию, – сказал я, – ехать?
– Разумеется.
– Мы кое что спрячем?
– Нет. Нам нечего прятать.
– Письма мистера Карноу к его жене находятся у меня в столе. Следует ли мне их захватить с собой?
– С какой стати? Они принадлежат ей, она их обязательно позднее потребует.
– Я обнаружил труп?
– Нет, конечно. Чего ради?
– Ясно. Не беспокойтесь, если я вернусь поздно.
И я отправился в холл за шляпой.
Глава 3
Я вовсе не собирался доставлять удовольствие Отделу по расследованию убийств, тем более что вечер был хорош, как будто специально предназначен
для пеших прогулок. И я решил пройтись полтора квартала до Двадцатой улицы с тем, чтоб по дороге выполнить одно пустяковое дельце. Если бы я это
сделал в кабинете Вулфа, он непременно завопил бы об ущемлении собственного достоинства и притворился бы разъяренным, хотя понимал не хуже меня,
что всегда полезно увидеть в газетах свое имя (при условии, разумеется, что оно не фигурирует в скандальной хронике).
Поэтому я зашел в будку телефона автомата на Десятой авеню, набрал номер редакции «Газетт» и попросил соединить меня с Лоном Коэном. Вскоре в
трубке послышался его голос.
– Перечеркни свою первую страницу, – сказал я ему, – и переделай все заново. Если, конечно, не хочешь, чтобы я запродал свою информацию в
«Таймс». Ты, случайно, не слышал, что Поль Обри и его жена, миссис Сидни Карноу, сегодня днем зашли к Ниро Вулфу. Я побывал вместе с ними кое
где и привез назад в офис мистера Вулфа, а 15 минут назад туда явился сержант Пэрли Стеббинс и забрал их. Или, возможно, ты даже не знаешь, что
Карноу был у…
– Вот это я как раз знаю. У тебя есть продолжение? Прикажешь высасывать из пальца? – ответил Лон.
– Ничего подобного, гарантирована точность и своевременность доставки. Сейчас же я просто хочу, чтобы имя моего босса появилось в газетах. Мое
же пишется А р ч…
– Это я тоже знаю. Кто еще получил твои сведения?
– От меня – никто. Только ты.
– Чего они хотят от Вулфа?
Конечно, этого следовало ожидать. Дай газетному репортеру материала на пару строчек, он пожелает получить на целый столбец. Я с большим трудом
убедил Лона Коэна, что больше у меня ничего нет, и продолжил свой путь от центра города к Двадцатым улицам.
Я с большим трудом
убедил Лона Коэна, что больше у меня ничего нет, и продолжил свой путь от центра города к Двадцатым улицам. В Манхэттенском Отделе по
расследованию убийств я надеялся попасть к лейтенанту Роуклиффу, поскольку мне не терпелось попытаться еще разок вывести его из себя, да так,
чтобы его заколотило от злости. Но вместо него я попал к выпускнику колледжа, некоему Айзенштадту, который не представлял для меня никакого
интереса. Единственное, чего он хотел, это фактов. И я добросовестно выложил их ему, не упомянув, естественно, о том, что я входил в номер
Карноу. На это ушло менее часа, включая время на перепечатку сделанного мною заявления, которое я должен был подписать. Я отклонил настоятельное
предложение Айзенштадта не уходить до возвращения инспектора Кремера. Мне пришлось напомнить ему, что я гражданин с незапятнанной репутацией, во
всяком случае, в глазах полиции. А она не имеет ко мне никаких претензий. Адрес мой всем известен, так что в случае необходимости меня несложно
разыскать.
Когда я вернулся домой, Вулф сидел в кабинете, зевая над книгой. Равнодушие его было наигранным: он хотел показать, что потеря гонорара в пять
тысяч долларов такой пустяк, о котором не стоило и говорить.
Я не знал, что делать: продолжать ли злить его дальше, или отправиться спать. Обе возможности были в одинаковой мере заманчивыми.
Подбросив монетку, я поймал ее. Вулф не стал у меня спрашивать, что я такое решаю, опасаясь, как бы я не предложил ему самому догадаться. Выпал
«орел».
Я сообщил Вулфу, что о моем визите в Отдел по расследованию убийств нечего и докладывать, пожелал спокойной ночи и поднялся на второй этаж в
свою комнату.
Утром за завтраком на кухне, где Фриц заботливо поставил передо мной гору горячих лепешек и положил свежие газеты, я обнаружил, что подарил Лону
Коэну материала куда более, чем на пару строк. Очевидно, он по собственному почину разбавил мою информацию, посчитав ее стоящей внимания,
всякими пустяками. К примеру, я узнал из нее, что у Сидни Карноу имеется тетушка Маргарет, именуемая миссис Райсонд Севидж, у нее – сын Ричард и
дочка Энн, которая ныне замужем за неким Норманом Хорном. К тексту были приложены снимки Энн и Кэролайн, весьма дурные.
По утрам я редко вижу Вулфа до одиннадцати часов, когда он спускается вниз из своей оранжереи, а в то утро я вообще его не видел. В самом начале
одиннадцатого позвонил сержант Стеббинс и пригласил меня зайти в прокуратуру как можно скорее. Мне потребовалось не более четырех минут на то,
чтобы убрать бумаги со стола, позвонить Вулфу, надеть шляпу и поспешить к выходу, потому что имелась слабая надежда повстречаться с бывшими
нашими клиентами, которые, поразмыслив, возможно, пришли к выводу, что они рано «пресытились Вулфом».
Впрочем, мне не стоило так торопиться. В большой приемной верхнего этажа дома 155 по Леонард стрит я прождал не менее получаса, сидя на жестком
деревянном стуле. Я уже готов был подойти к окошечку и заявить сидящей за ним особе весьма почтенного возраста, что могу торчать здесь еще
максимум три минуты, когда из внутреннего коридора появилась другая женщина.
Она отнюдь не была ветераном на службе Закона, и я помедлил с объявлением ультиматума. Ее походка была достойна изучения, лицо требовало
подробнейшего анализа, туалет – тщательной инвентаризации. И я подумал, что если ее имя Энн Севидж Хорн, то руководству «Газетт» нужно в три шеи
прогнать своего фотографа. Она заметила, как я ее разглядываю, и без тени смущения отплатила мне той же монетой. Голова прекрасной дамы была
несколько склонена к одному плечу, что же касается ее пристального взгляда, то так разрешают себе смотреть на мужчин или королевы, или
проститутки.