— Да? И что они узнали?
— Алиби подтверждается. Маунтклеменс числится в списке пассажиров трехчасового самолета.
— Задержки рейса не было?
— Нет, самолет улетел точно по расписанию. Ты знал, что авиакомпания записывает фамилии пассажиров и хранит списки три года?
— Нет. Очень хорошо, что они это делают, Спасибо за информацию.
Итак, у Маунтклеменса было алиби. И Квиллер получил подтверждение своей версии. Только один человек, говорил он себе, имел мотив для всех трёх преступлений, обладал достаточной силой, чтобы воткнуть нож в человека, и имел благоприятную возможность подтолкнуть Нино к смерти. Только Батчи Болтон.
Квиллер вернулся к своей печатной машинке, задумчиво посмотрел на зелёные клавиши и чистый лист бумаги,
Батчи, он знал это наверняка, имела серьёзные претензии к Эрлу Ламбрету. Она думала, что он надувал её при продаже работ и умалял её достоинства. Более того, Ламбрет подбивал свою жену дать отставку Батчи. Обиды, подобные этим, могли распалить воображение женщины, которая имела личные проблемы и была склонна к припадкам ярости.
Если убрать Ламбрета, могла рассуждать она, Зоя снова будет моим лучшим другом, как в старые времена.
Но на пути к сердцу Зои было ещё одно препятствие — Нино, к которому Зоя проявляла нескрываемый интерес. Если с Нино произойдёт несчастный случай, Зоя, возможно, с большим энтузиазмом отнесется к возобновлению девической дружбы.
Квиллер присвистнул сквозь зубы, когда вспомнил ещё один факт, по словам миссис Бахвайтер, идея поставить творение джанк-скульптуры на подмостки принадлежала Батчи.
После устранения Нино Батчи обратила внимание и на другие проблемы. Маунтклеменс представлял угрозу счастью Зои и её карьере, и Батчи, свирепо защищая подругу, могла убрать это последнее препятствие…
— Ты всегда выглядишь таким загадочным, когда пишешь? — раздался мягкий голос.
Испуганный, Квиллер поспешно вскочил на ноги.
— Прости, мне не следовало приезжать к тебе без предварительного звонка, но я выехала в город подстричься и решила заодно заглянуть к тебе. Девушка в приемной сказала, что я могу пройти. Я не отрываю тебя от чего-нибудь важного?
— Нисколько, сказал Квиллер. — Рад, что ты зашла. Пойдём пообедаем.
Зоя прекрасно выглядела. Он представил себе, как наслаждаясь любопытными взглядами, он вводит её в пресс-клуб.
Но Зоя сказала:
— Не сегодня. Спасибо. У меня есть другие дела. Я буквально на пару минут.
Квиллер нашёл для неё стул, и она подвинула его поближе к стулу Квиллера.
Понизив голос, она сказала:
— Я должна кое-что поведать тебе — это лежит на моей совести.
— Это поможет расследованию?
— Не знаю. На самом деле не знаю. — Она оглядела комнату: — Здесь можно говорить?
— Абсолютно безопасно, — успокоил её Квиллер. — Записывающая аппаратура музыкального критика выключена, а человек за соседним столом полностью погружен в себя: последние две недели он пишет статью о налогообложении.
Зоя постно улыбнулась:
— Ты спрашивал, на какие средства Маунтклеменс приобретал свои шедевры. Я уклонилась от ответа, но потом решила, что ты должен знать, потому что косвенно это отражается на вашей газете.
— Каким образом?
— Маунтклеменс участвовал в прибылях галереи Ламбретов.
— Ты имеешь в виду, что твой муж платил ему?
— Нет. Маунтклеменс владел галереей.
— Он был фактическим владельцем?
— Да, — кивнула Зоя. — Эрл был только наёмным служащим.
— Вот это да! — выдохнул через усы Квиллер. — Маунтклеменс мог одновременно рекламировать свою галерею и уничтожать конкурентов, а «Прибой» платил ему за это.
— Маунтклеменс мог одновременно рекламировать свою галерею и уничтожать конкурентов, а «Прибой» платил ему за это. Почему ты не сказала об этом раньше?
Руки Зои задрожали.
— Мне было стыдно, что Эрл в этом участвовал. Я надеялась, что это умрёт вместе с ним.
— Твой муж обсуждал дела галереи дома?
— Нет, до недавнего времени я понятия не имела, что Маунтклеменс связан с галереей, и узнала об этом несколько недель назад, когда мы с Эрлом откровенно обсудили Маунтклеменса. Именно тогда он сказал мне, что Маунтклеменс является фактическим владельцем галереи. Для меня это было шоком.
— Могу в это поверить.
— Я испугалась, что Эрл вовлечён в это дело. После того разговора он начал больше рассказывать мне о том, что происходит в галерее. Он ужасно много работал, часто переутомлялся. Работа хорошо оплачивалась, но её было слишком много. Маунтклеменс больше не хотел никого нанимать или просто не хотел рисковать. Всё делал Эрл. Помимо встреч с клиентами он мастерил рамы для картин и вёл всю бухгалтерию.
— Да, я слышал это, — сказал Квиллер.
— Эрл вынужден был бороться со всеми бюрократическими препонами правительства и укрываться от налогов.
— Укрываться от налогов, я не ослышался?
Зоя горько усмехнулась:
— Неужели ты думаешь, что такой человек, как Маунтклеменс, сообщал обо всех своих доходах?
— И что твой муж думал об этом мошенничестве?
— Он говорил, что это касается только Маунтклеменса. Эрл просто делал то, что ему говорили, и не нёс ответственности. — Зоя прикусила губу. — Но мой муж хранил полную запись реальных сделок.
— Он делал два отчета параллельно?
— Да. Один для себя.
— Он собирался использовать эту информацию?
— Эрл хотел положить этому конец. И потом ещё неприятности со мной. Вот тогда Эрл и предъявил Маунтклеменсу свои требования.
— Ты слышала их разговор?
— Нет, но Эрл передал мне все подробности. Он потребовал, чтобы Маунтклеменс оставил меня в покое, и пригрозил ему.
— Могу представить себе, как легко было напугать нашего покойного сотрудника, — сказал Квиллер.
— О да! Он был напуган, — подтвердила Зоя. — Он знал, что мой муж не шутит. Эрл пригрозил, что предупредит налоговую инспекцию. У него имелись записи, которые доказывали мошенничество. Он даже мог получить вознаграждение от правительства за информацию.
Квиллер откинулся на стуле.
— Да, это могло вылиться в крупные неприятности.
— Если бы стало известно, кто настоящий владелец галереи, боюсь, «Дневной прибой» тоже выглядел бы неважно.
— Это в лучшем случае! Другие газеты обязательно подлили бы масла в огонь. И Маунтклеменс…
— Маунтклеменс предстал бы перед судом. Эрл говорил, что за обман инспекции он мог получить приличный срок.
— Это был бы конец для Маунтклеменса во всех отношениях.
Они молча посмотрели друг на друга, потом Квиллер нарушил паузу:
— У него был сложный характер.
— Да, — пробормотала Зоя.
— Он действительно разбирался в искусстве?
— У него были прекрасные знания. И между прочим, в его отзывах не было фальши. Всё, что он хвалил в галерее Ламбретов, было достойно похвалы — картины, графика, джанк-скульптура Нино.
— А как же Скрано?
— Его концепция неприлична, но техника безупречна. Его работы имеют классическую красоту.
— Всё, что я вижу в них, — это нагромождение треугольников.
— О, но пропорции, замысел, глубина — и всё это в точной геометрической структуре! Великолепно! Немыслимо великолепно!
— А твои собственные картины? — резко спросил Квиллер.