Хозяин гостиницы, в белой блузе и поварском колпаке, оглядывал зал с видом земледельца, подсчитывающего убытки после циклона.
Когда аптекарь умолк, остальные зашептались. Жан Сервьер поднялся первым и нахлобучил шляпу.
- Все это хорошо, но я человек женатый, и мадам Сервьер ждет меня...
До скорого, комиссар!.. Ле-Поммерэ прервал свою прогулку по залу.
- Подождите меня, я тоже иду обедать... Ты остаешься, Мишу?
Доктор только пожал плечами. Аптекарю очень льстило играть первую скрипку. Мегрэ услышал, как он говорил хозяину:
- ... разумеется, необходимо взять анализ содержимого всех бутылок!..
И раз здесь есть представитель полиции, он может мне это предписать!..
На стойке и на шкафу стояло не меньше шестидесяти бутылок разных аперитивов и ликеров.
- Ваше мнение, комиссар?
- Пожалуй... Это не мешает...
Аптекарь был маленький, тощий и нервный человечек. Он делал движений в два раза больше, чем это было нужно. Принесли корзинку, чтобы сложить в нее бутылки. Аптекарь позвонил в кафе Старого города и попросил передать своему помощнику, чтобы тот явился немедленно.
С непокрытой головой, он озабоченно бегал между гостиницей и прилавком своей аптеки, перетаскивая бутылки, и еще успевал перекинуться словечком с зеваками, собравшимися на тротуаре.
- А я? - застонал хозяин. - Что будет со мной, если у меня заберут все напитки?.. Обедов и так никто не заказывает... Вы будете обедать, комиссар?.. Нет? А вы, доктор? Или вы пойдете домой?
- Нет. Моя мать в Париже, а служанка в отпуске...
- Значит, вы будете ночевать у нас?..
***
Шел дождь. Черная грязь покрыла улицы, и ветер сердито трепал занавеси на окнах. Мегрэ пообедал в столовой гостиницы. Через два столика от него с похоронным видом ел доктор.
Сквозь зеленые стекла виднелись лица любопытных, иногда они прилипали к окну. Официантка отлучилась на полчаса - наверное, тоже обедала. Затем она появилась на своем обычном месте возле кассы и оперлась на нее локтем, перебросив полотенце через руку.
- Дайте-ка мне бутылку пива! - сказал ей Мегрэ.
Пока он пил, он ощущал на себе внимательный взгляд доктора. Тот, казалось, ожидал признаков отравления.
Жан Сервьер больше не показывался, как и обещал, Ле-Поммерэ тоже.
Кафе опустело, никто не рисковал заходить в него, а тем более пить. На улице клятвенно заверяли, что бутылки отравлены все до одной.
- Хватило бы, чтобы умертвить весь город!..
Со своей виллы на Белых песках позвонил мэр. Он хотел точно знать, что происходит. Последовал неопределенный ответ, и вновь воцарилось унылое молчание. Доктор Мишу сидел в углу и просматривал газеты.
Официантка застыла на месте. Мегрэ невозмутимо курил. Время от времени в кафе заглядывал хозяин - хотел, видимо, удостовериться, что новой трагедии не случилось.
Городские часы исправно отзванивали положенное время, на улице затихли шепот и шаги любопытных. Слышались лишь монотонные жалобы ветра да шум дождя, стучавшегося в окна.
- Вы ночуете здесь? - спросил у доктора Мегрэ. Его громкий голос прозвучал так неожиданно, что доктор и официантка вздрогнули.
- Иногда... Я живу с матерью в трех километрах от города, в огромной пустой вилле.
.. Мать уехала на несколько дней в Париж, а служанка отпросилась в деревню, у нее женится брат...
Доктор встал и после небольшой паузы сказал поспешно:
- Доброй ночи!
Он поднялся по лестнице на второй этаж. Слышно было, как он вошел в комнату, расположенную как раз над комнатой Мегрэ, как упали на пол снятые башмаки. В кафе не осталось никого, кроме комиссара и официантки.
- Поди-ка сюда, - сказал Мегрэ, откидываясь на спинку стула.
Официантка подошла и остановилась перед ним. Ее поза, ее движения казались заученными.
- Присядь... Сколько тебе лет?
- Двадцать четыре...
Она была как-то преувеличенно скромна. Вечно опущенные глаза, бесшумная, скользящая походка, желание быть незаметной и привычка вздрагивать при каждом окрике - все это вполне вязалось с внешностью замарашки, запуганной и забитой. И все же в ней чувствовалась гордость, которую она всячески старалась подавить.
Малокровная и плоскогрудая, она была почти полностью лишена женской соблазнительности. И тем не менее что-то неясное, болезненное и унылое привлекало в ней.
- Что ты делала раньше, до этого кафе?
- Я сирота... Мой отец и брат погибли в море, на барке "Три волхва"... Мать умерла давно. Я работала продавщицей в писчебумажном магазине на Почтовой площади...
Почему у нее такой тревожный взгляд?
- У тебя есть дружок?..
Она молча отвернулась. Не спуская глаз с ее бледного лица, Мегрэ курил, медленно потягивая пиво.
- Наверное, клиенты пристают к тебе... Особенно постоянные, вроде тех, что сейчас ушли отсюда... Они бывают здесь каждый вечер и любят красивых девушек... Ну-ка, признавайся! Который из них?
Побледнев еще больше, она прошептала с усталой гримасой:
- Да нет... Никто... Разве только доктор...
- Вот как... Ты живешь с ним? Она доверчиво посмотрела на него.
- Нет. Когда он здесь ночует, он требует, чтобы я оправляла ему постель...
Давно уже Мегрэ не приходилось выслушивать такой лаконичной исповеди.
- Он делал тебе подарки?
- Раз или два, когда уговаривал меня, чтобы я пришла к нему в свой свободный день... В последний раз это было позавчера... Он пользуется тем, что мамаша уехала... У него много женщин...
- А мосье Ле-Поммерэ?
- То же самое... Правда, у него я была только один раз, и то давно...
Я пришла, а у него уже была девушка с консервной фабрики... И я ушла...
Эти господа меняют девушек каждую неделю...
- А мосье Сервьер?
- Мосье Сервьер человек женатый, он совсем другое дело... Он ездит кутить в Брест. А здесь он только шутит да иногда ущипнет меня мимоходом...
Дождь не прекращался. Где-то очень далеко выла сирена корабля, разыскивавшего в тумане вход в порт.
- У вас всегда такая тоска?
- Что вы! Это зимой господа остаются одни и скучают. Только иногда разопьют бутылочку с каким-нибудь коммивояжером... А летом здесь полно приезжих. Наши господа гуляют с ними, пьют шампанское, ездят по богатым виллам... Летом здесь много машин, много красивых женщин, и мы сбиваемся с ног. Вместо меня в кафе работают три официанта, а я сижу в погребе и отпускаю вино.