Я молчал, не в силах произнести ни слова от удивления. Никогда прежде патриархи не вмешивались в дела Флота.
– В первых полетах, – продолжал Сэйтор, – она просто обязана нести нашу добрую волю и утверждать идею, что потребности Земли должны быть непременно удовлетворены. Помимо всего прочего, мы живем на той самой планете, единственной в известной нам Вселенной, которая была местом временного пребывания Иисуса Христа. – Он наклонился вперед и проникновенно произнес:
– Чудо объединения церквей не должно быть разрушено. В колониях поднимают голову секты, не подчиняющиеся Совету патриархов, а без нашего вмешательства они могут найти пристанище и здесь. Борьба с ними требует средств. А мы не можем рисковать нашими доходами.
Я с трудом сдержался, чтобы не выдать все, что вертелось у меня на языке. Церковь непогрешима, хотя у меня и были кое-какие сомнения относительно личности ее нынешнего старейшины. Но что-то сказать требовалось.
– Я попрошу Адмиралтейство рассмотреть поднятые вами вопросы.
– Настоятельно?
– Я не могу приказывать Адмиралтейству. – Лоб у меня начал покрываться испариной.
– Пробный полет на Белладонну был бы хорошим началом.
Я сглотнул. Мы как раз вели переговоры с Белладонной о заключении нового торгового соглашения, собирались увеличить квоты для этой дальней колонии, где добывалась руда, и либерализовать торговлю с ней.
Дело тут было вовсе не в моем великодушии. Сохранить добрые отношения с колониями и пресечь их попытки учредить собственные правительства мы могли, только поддерживая их. А пример к тому дала Надежда: много лет назад я способствовал обретению ею независимости после подавления восстания плантаторов.
Мы не могли допустить новых переворотов – ни из экономических соображений, ни из чисто человеческих. Восстание против ООН было расценено как восстание против Господа Бога. Жертвами сделались миллионы человеческих душ. Понимание того, что я сам проклят, постоянно наполняло мое сердце тоской.
К счастью для Флота, я нашел выход:
– «Галактика» через два месяца отправляется на Константинию. Повезет новую волну колонистов и товары.
– Несколько месяцев задержки делу не повредят, – парировал Сэйтор.
– Откладывать полет на Константинию было бы неразумно, – спокойно возразил я.
– Послушайте, Сифорт. – Теперь тон старейшины был откровенно грубым. – Мы все согласны в одном. – Он обвел рукой своих коллег. – Вы понимаете, что это значит? Представители всех Его церквей действуют по Его воле, и все они придерживаются одного мнения. Мы не сомневаемся, что говорим от имени Господа нашего.
Это было уже предупреждение. Если я брошу вызов Церкви в деле, о котором она говорит от имени Бога, меня могут обвинить в ереси. Маловероятно, я полагаю, но в принципе возможно. Тем не менее я промолчал.
– Давайте откровенно, – продолжил Сэйтор. – Нам уже известно, что земельщики не имеют сомнений относительно того, как утверждать волю нашего Господа.
Да нет, Господь тут ни при чем. Оппозиционная партия видела во Флоте дубину, с помощью которой она могла бороться со своими врагами. Так было всегда. Во время восстания беспризорников правительство земельщиков использовало лазеры Флота для ударов по городским улицам. И теперь оппозиционеры стеной стояли против независимости колоний. Ежели приказать Флоту силой держать колонии в узде, земельщики это с радостью поддержат.
Я колебался, склоняясь все же к тому, чтобы подчиниться. Но перед моим взором возникли идиллические пейзажи Надежды, промелькнули мои знакомые на Дальней. Я не могу позволить этим жадным патриархам поставить с ног на голову всю колониальную политику ООН.
– Я не буду посылать корабли ВКС, чтобы они угрожали гражданам Объединенных Наций, не сделавшим никому ничего дурного.
Пальцы старейшины забарабанили по столу:
– Что ж, воля ваша…
– Брат Николас! – Римский епископ остановил Сэйтора жестом поднятой руки. – Давайте рассмотрим вопрос без лишней суеты. Молю вас, не надо отказываться от жизни в служении Господу из-за такого пустякового дела.
– Мы говорим о больших финансах, ваше святейшество. – Я сунул руку в карман в поисках монетки, но нащупал только кредитную карточку. Я зажал ее двумя пальцами. – Кесарю кесарево, богу богово. Пусть земные дела устраиваются сами собой без нашего вмешательства.
– Это ваша обязанность – вмешиваться. – Отец Николай покачал головой. – Послушайте, Фрэнсис, давайте подождем неделю. Дадим ему время для размышления.
По одутловатому лицу старейшины пробежала тень разочарования.
– Только из уважения к вам, так тому и быть. – Он посмотрел на меня.
Я отбросил в сторону все церемонии:
– Мне не нужна неделя. Пусть кто-нибудь другой пятнает репутацию Флота.
– Тем не менее мы подождем. А сейчас: каково будет дежурное заявление для прессы, когда выйдем отсюда? «Обменялись мнениями»? «Прошла открытая дискуссия»?
– Очень хорошо.
То, что они хотели сказать журналистам, не нуждалось в обсуждении. Вместе со всеми я непроизвольно двинулся к дверям.
Наконец я буду свободен! Столько лет искал возможности сбросить со своих плеч этот груз, эту приевшуюся службу – и теперь все было в моих руках. Но почему же я чувствую не облегчение, а напротив – горестное разочарование?
Потому что горячо любимый мною Флот будет использован на недостойное дело. Два столетия бесстрашные офицеры и матросы бороздили просторы Вселенной, не угрожая колониям, а оберегая их.
С другой стороны, Совет представляет Церковь Воссоединения, а она, в свою очередь, представляет Господа Бога. Кто я такой, чтобы противопоставлять себя Божеству? Я не верил, что патриархи всерьез вознамерились отлучить меня от церкви. Нет, такой угрозы от патриархов не исходило, при всей их велеречивости. Но что тогда имел в виду отец Николай, сказав: «Не надо отказываться от жизни в служении Господу из-за такого пустякового дела»? Отказываться от моей собственной жизни? От моего служения?
Я поджал губы. Если я не смогу согласовать свои дела с церковью, мне надо покинуть так долго занимаемый пост.
Выйдя из офиса, я коротко кивнул Бранстэду и Марку Тилницу. Служба безопасности, как обычно, окружила меня кольцом, и мы двинулись по коридорам к журналистам с голографокамерами, ждущим нас во дворе.
– Что-нибудь не в порядке, сэр? – шепотом спросил Джеренс.
– Позже поговорим. – Патриархи и их свита были рядом.
Моего плеча коснулась чья-то рука. Старейшина Лютеранской церкви тихо сказал:
– Епископу Сэйтору не ниспослан дар изъясняться учтиво, брат Николас, однако слова его требуют внимания. – И этот невысокий седоватый человек в традиционном черном одеянии вытер лицо накрахмаленным носовым платком.
Я прислонился к мраморной колонне, чтобы дать возможность всей процессии проследовать мимо меня.
– Я полон недоумения, ваше преподобие. Отчего это патриархи так забеспокоились по поводу колоний?
Я был готов примерно к такому ответу: земельщики, дескать, уже двенадцать лет не у власти, и потому нашептывают, плетут интриги. А католическая церковь всегда благоволила к Земельной партии.
– Дело тут не только в экономике, – сухо улыбнулся де Стаут. – В колониях слишком много сбившихся с пути истинного людей, и они организуют свои культы.