Наружная дверь отворилась, открывая еще две двери по обеим сторонам и лестницу наверх.
Он почуял Джема наверху и поднялся по ступенькам. Когда он остановился напротив, как он чувствовал, нужной двери, то тихо постучал.
Немного погодя дверь отворилась, и Бестер обнаружил себя глядящим в безобразное дуло автоматического пистолета.
Глава 5
– Ну, – хрюкнул Джем. Он был в черной майке и тренировочных штанах. – Не мой ли это старый приятель-дедуля? Заходи-ка! – он многозначительно выставил пистолет, и Бестер заметил – это был старый двенадцатимиллиметровый Naga, возможно, с начиненными ртутью пулями, которые оставляют на выходе рану размером с мяч для софтбола.
– Не вздумай, – сказал Бестер хладнокровно.
Джем следил за ним налитыми кровью глазами с сузившимися зрачками. Апартаменты были просторные, обставленные в современном дорогом, но скверном вкусе. Крикливо. Жалкая мальчишеская фанаберия – желание выглядеть крутым – бросалась в глаза во всем. Бестер заметил бутылку красного вина и взял ее.
– Ах, "Шато де Риду" шестьдесят седьмого года, – сказал он. – Неплохой год… скверный выбор к пицце, как бы то ни было.
Он видел разносчика, приходившего раньше, а сейчас увидел и остатки еды, разбросанные на большом деревянном столе.
– Оно стоит сто кредитов за бутылку.
– О, ну тогда оно должно подходить ко всему, – отозвался Бестер. Он подошел к бару, выбрал стакан и налил себе немного.
– Что, черт возьми, ты собрался делать?
– Знаешь, – поведал Бестер, – тебя обсчитали. Это дешевое "Коте дю Рон" в другой бутылке. Я бы сказал, что ты переплатил кредитов девяносто пять.
– Тебе осталось жить шесть секунд, дед.
– О, я так не думаю, – он снова отпил вина.
С каким-то звериным рыком Джем прыгнул вперед, размахивая оружием у лица Бестера, как дубинкой. Бестер установил захват над его нервной системой и проследил, как тот падает, ощутил резкий звон боли, похожий на звук бьющегося стекла. Только это был Джемов нос, который тот разбил о паркетный пол. И несколько зубов.
– Да, пожалуйста, устраивайся поудобнее, – сказал Бестер. – Нам предстоит долгая ночь. В конце ее ты будешь мертв, но я намерен посвятить этому мое время. Так редко теперь попадается случай этим заняться. – Он сделал еще глоток вина, потер здоровой рукой другую, всегда сжатую. – Начнем?
Он заморозил голосовые связки Джема, так что головорез мог издать лишь жалкое подобие квохтанья. Но его мозг – ах, он был охвачен паникой, прекрасной разновидностью ужаса.
"Это глюки, – говорил себе Джем, – это не взаправду."
Бестер погрузился в его мысли как скальпель в масло.
"Нет, боюсь что нет. Это более взаправду, чем ты можешь вообразить."
И "скальпелем" он принялся "стачивать" Джема кусок за куском.
Он уверился, что злодей чувствует, что умирает, наблюдал, как тот в последний раз пытается вырваться. Его расширенные глаза гасли и туманились, его глотка пульсировала, тужась закричать, но Бестер этого не позволил.
И вот он был мертв, хотя его тело еще функционировало. Все, что только что было Джемом, было извлечено из него.
Бестер взял паузу, отпил еще вина, пока дышащее тело пялилось в потолок. Он отошел и, поскольку кишечник и мочевой пузырь Джема самоопорожнились, открыл окно – впустить свежего воздуха. Он потянулся, попробовал размять мышцы шеи, включил телевизор посмотреть, сообщается ли что-нибудь о пожаре. Это заняло десятисекундный эпизод в местных новостях. Картинка показала отель, Луизу, пожарные машины, но себя он не увидел.
Он пошел в кухню и приготовил кофе, затем вернулся туда, где с открытыми глазами лежало тело. Затем с должным вниманием и тщательностью он стал собирать Джема вновь.
Было почти утро, когда он возвратился в отель.
Разбитое окно было загорожено картоном. Он отпер ключом дверь, навстречу ему ударил едкий сырой запах гари.
Единственная лампа была включена на одном из необгоревших столиков. Луиза с усталым видом сидела в ее свете перед пустой бутылкой.
– Вы заключили другой контракт, догадываюсь, и пришли за своими вещами?
– Нет. Я, напротив, думал немного поспать.
Она покачала головой.
– Отель закрыт.
– Почему? Ущерб-то ничтожный.
– Ничего себе ничтожный – в окно метнули зажигательную бомбу.
– Вы не хотите закрывать отель.
– Кто вы, чтобы говорить мне, чего я хочу? Вы обо мне ничего не знаете.
– Я знаю женщину, которая, когда я ее увидел в первый раз, защищала то, что ей принадлежало. Я знаю – она не отдаст это так просто.
– Ничего не просто. Все – не просто. Пять лет я пыталась держать это место на плаву. Пять лет – наблюдая, как иссякают мои сбережения. Достаточно. Мне конец.
– У вас нет денег на ликвидацию следов небольшого пожара?
– Что в этом толку? Они только сделают это снова, или что похуже – пока я снова не начну платить им, чего я позволить себе не могу.
– Возможно, вы удивитесь.
– О чем вы?
– Просто, вы можете быть удивлены, только и всего. Что-то случается. Что-то меняется.
– Некоторые вещи – нет, – она медленно шлепнула по столу. – Знаете, сперва я думала, вы на что-то надеетесь относительно меня. Постель. Так? Это причина вашего упорства?
– Нет.
– Что тогда?
– Мне нужно место, где остановиться, вот и все. И я не люблю хулиганов. Не люблю, когда мне диктуют, что я должен делать.
– Полагаю, не любите. Вы были на войне, не так ли?
Он замер, не будучи уверен, что говорить. Которую войну она имеет в виду?
– Да, – наконец решился он.
– Я так и думала. Вы ведете себя по-особенному. Я думаю, все худшее, что могли, вы уже повидали, и это "съело" в вас весь страх. И, может быть, больше, чем ваш страх. – Она подняла на него глаза, но он не думал, что она ждет ответа.
– Вы когда-нибудь любили, мистер Кауфман?
– Да.
– Что с ней стало?
– Ничего, о чем я бы хотел говорить.
– Я однажды была влюблена. Безумно, глупо влюблена. Нынче все, что я имею – это разрушенный отель. – Она оперлась о стол. – Он бросил меня. Видите ли, это не ваше дело, но я все равно вам расскажу, не знаю, почему – вино, возможно. Он бросил меня с моими долгами, моей пустой комнатой, и покинутая, я осталась без какого бы то ни было понятия о любви. Думаю, я больше в нее не верю. С вами произошло то же? Вы покинули ее? Вы прячетесь от своей прежней жизни?
Бестер чуть не повторил, что это не ее дело, но вместо этого вздохнул.
– Нет, – сказал он, вспоминая Кэролин в последний раз, как он видел ее живой и в сознании, опутанной проводами технологии Теней. Хуже, чем мертвую. Но он не покидал ее.
– Нет, я пытался сделать для нее все, что только мог. Я… пошел на многое. – Он усмехнулся. – Просто не получилось, – он вспомнил, что осталось от Кэролин после того, как мятежник-террорист взорвал оборудование. Вспомнил, в какой ярости был, потому что он обещал ей, что справится и все будет как надо. Но собрать заново растерзанное тело – совсем не то, нежели восстановить психику.
Некоторые обещания не следует давать, так как они не могут быть выполнены.
– Нет, – тихо повторил он, – не получилось.
Из-за Байрона. Из-за Литы. И более всего из-за Гарибальди, чьи инженеры, без сомнения, сконструировали оружие, убившее его любимую.
– Да, что ж, это жизнь, не так ли? – сказала она. – Не получается. Мы стареем, мы умираем. Вселенной безразлично.
– Вы многовато выпили.
– Недостаточно. Вы знаете, что я хотела быть художником? Я училась в Парижской Академии искусств. Намерения были очень серьезны, но я пожертвовала этим. Ради любви. Ради этого, – она с отвращением обвела руками комнату.