На что он надеялся, отправляясь сюда? На гаснущее солнце, продолжающее излучать животворное тепло? На существование возле него планеты земного типа с развитой сетью подземных пещер, уходящих вглубь, к жару неостывшего ядра? На расу гостеприимных гуманоидов, которые скажут: «Перебирайся к нам, приятель, мы защитим тебя от президента „Старфлайта“?
Надежда живет, питаясь самыми нелепыми фантазиями. Подсознательно увязывая желаемое с правдоподобным, человек и на ступенях эшафота продолжает верить во внезапное спасение.
Гарамонд, Эйлин и Крис уже стояли у подножия эшафота, но надежда на чудесное избавление меркла, ее затмевал благоговейный ужас перед тем, к чему приближался «Биссендорф». Попытки вообразить размер сферы вызывали у Гарамонда приступы мигрени. Даже по астрономическим меркам это космическое тело непомерно велико, ведь радиус его оболочки (если это действительно сферическая оболочка) превышает радиус орбиты Земли, то есть внутри нее уместилось бы Солнце вместе с Землей. Объект был так огромен, что с расстояния, на котором Солнце горело бы яркой точкой, сфера даже невооруженному глазу казалась бы черным диском на фоне звездных туманностей. Гарамонд наблюдал, как она росла на экранах, пока не заполнила собой все поле обзора — темная, чудовищная громада, — а до нее еще оставалось пятнадцать миллионов километров.
Сердце сжимал страх. В первые дни после сообщения Ямото еще теплилась надежда на то, что новый объект — творение разума, слишком уж гладкой была его поверхность. Но потом леденящие душу размеры гиганта не оставили иллюзий. Мозг не принимал мысли о том, что живые существа способны породить такое чудовище, непостижимая технология создания подобного сооружения должна была настолько опережать земную, что человечество не смело о ней и мечтать.
На последнем этапе сближения астрономические датчики «Биссендорфа» выдали еще одну поразительную новость: вокруг сферы обращалась планета.
Оптика на нее никак не среагировала, хотя гравитационные возмущения подтверждали наличие планеты с массой и диаметром, близкими земным, с почти круговой орбитой, удаленной от поверхности сферы на 80.000.000 километров.
Открытие планеты дало новую пищу догадкам и спорам о происхождении сферы. Главный астроном Ямото вручил капитану доклад, в котором настаивал на том, что сфера представляет собой тонкую оболочку, в центре которой находится обычное в прочих отношениях солнце.
Скорость корабля сравнялась со скоростью невидимой звезды, и он вышел на экваториальную орбиту. До поверхности Черной сферы оставалось чуть больше двух тысяч километров, не очень удобное расстояние для реактивного космобуса, на котором обычно отправлялась разведывательная партия. Но ионные дюзы «Биссендорфа» не годились для точных маневров, и Гарамонд не рискнул подойти ближе.
Сидя в центральной рубке управления, он следил по стерео за сборами отряда, уже сгрудившегося возле шлюза переходной палубы. Хотя капитан помнил, если не по имени, то в лицо, всех членов экипажа, он с трудом узнал светловолосого весельчака и показал на экран.
— Клифф, кажется, там один из пилотов умыкнутого челнока?
— Точно. Его зовут Джо Бронек. Он удачно вписался в команду, — ответил старпом. — По-моему, ты ему здорово удружил.
— А в группу разведки кто его назначил? Тэймен?
— Бронек вызвался добровольно, а Тэймен прислал его ко мне, чтобы я сам с ним побеседовал. — Нейпир усмехнулся.
— Что тебя позабавило?
— Он начал качать права. Ты устроил аварию, катер бездействует, а ему, видите ли, надо налетать положенные часы.
Гарамонд рассмеялся.
— А тот с синим подбородком?
— А-а, Шрапнел… Все еще злится. В команде работать не желает. Мне пришлось установить за ним наблюдение.
— Даже так? Кажется, я принес ему извинения.
— Да, но он по-прежнему негодует.
— Странно. Почему?
Нейпир издал сухое покашливание.
— Он не собирался надолго разлучаться с женой.
— Я эгоист и свинья, да, Клифф?
— Нет, что ты.
— Брось. Я отлично изучил твое «кхе-кхе», ты всегда так делаешь, когда меня заносит. — Гарамонд попытался представить себе старшего пилота челнока в кругу семьи, похожей на его собственную, но это ему не удалось.
— Шрапнелу известно, что полет продлится всего год? Почему бы не постараться извлечь как можно больше выгоды из своего положения?
Нейпир снова прочистил горло.
— Группа готова к выходу.
— Опять кашель разыгрался, Клифф? Какую глупость я сморозил на сей раз?
Нейпир тяжко вздохнул и заерзал, устраиваясь поудобнее.
— Вы не нравитесь друг другу, а мне и смешно, и грустно, потому что вы — два сапога пара. Окажись ты в его шкуре, ты точно так же лелеял бы свою обиду, ожидая благоприятного момента для страшной мести. Вы и внешне-то схожи, а ты говоришь: странное поведение.
Гарамонд натянуто улыбнулся. Они с Нейпиром давно отбросили условности, поэтому форма обращения старшего помощника нисколько его не задела. Смутили сами слова Нейпира, имевшие, казалось, второй смысл, но анализировать их сейчас совсем не хотелось.
Он настроился на селекторную частоту группы, вслушиваясь в разноголосицу участников экспедиции, ждущих герметизации летательного аппарата и завершения процедуры проверки. Кто-то поругивал неудобные скафандры, которыми пользовались обычно не чаще двух раз в год во время плановых тренировок. Другие ворчали и чертыхались по поводу перчаток, не способных ухватить как следует ни ручку прибора, ни инструмент. Однако Гарамонд понимал — все это рисовка, на самом деле команда испытывает радостный подъем. Жизнь на борту корабля не баловала разнообразием. Однотипные дальние перелеты прерывались только паузами, когда специалисты с помощью телеметрической аппаратуры подтверждали либо полное отсутствие возле очередного светила каких-либо планет, либо их непригодность для жизни, да такими же скучными возвращениями на базу. За весь срок службы «Биссендорфа» люди впервые получили возможность покинуть защитную скорлупу и выйти в чужой космос. Не говоря уже о том, что эта вылазка сулила участникам прикосновение к чему-то, выходящему за рамки предыдущего опыта человечества! Для маленькой команды исследователей наступала поистине великая минута, и Гарамонд пожалел, что не может принять участие в экспедиции.
На экране внешние ворота причальной палубы заскользили в стороны, открывая тьму без единой звездочки. Сфера, находившаяся в двух тысячах километров, не просто заслоняла полнеба, она сама была половиной неба. Горизонт ее казался прямой линией, рассекшей видимую часть Вселенной надвое: верхняя часть блестела звездными скоплениями, нижняя тонула в кромешном мраке. Сфера вовсе не выглядела материальным телом. При взгляде на нее душа холодела, казалось, корабль завис над бесконечной бездной.
Удерживающие кольца разошлись, и белый космобус снарядом вылетел из чрева материнского корабля. Его угловатый силуэт почти моментально сократился в размерах до точки, но пока суденышко уходило вниз, бортовые огни еще долго поблескивали на обзорном экране. Гарамонд наблюдал в центральной рубке сразу за несколькими мониторами, на которые телекамеры космобуса передавали данные. Один из них показывал внутренний вид аппарата.
На высоте трехсот метров от поверхности сферы командир суденышка Кремер включил прожекторы, и в черной бездне появилось тусклое сероватое пятно: сфера, хотя и слабо, но все-таки отражала свет.
— По приборам гравитация — ноль, — доложил он.
Гарамонд подключился к связи.
— Намерены продолжать спуск?
— Да, сэр. Отсюда поверхность кажется металлической. Попробую сесть на магнитные опоры.
— Действуйте.