Этот разговор запал мне в душу.
Как-то, торопясь в клинику с передачей, я увидела в сквере медленно идущего военного в серой папахе и шинели без погон. На сворке он вёл двух спаниелей. Они были чёрные с серым, завитые, нарядные; кудрявые уши чуть не волочились по снегу, носы были уткнуты в землю. Собаки, подрагивая широкими спинами, раскачиваясь на коротких сильных лапах, азартно и тщательно вынюхивали затоптанную дорожку.
– Извините, пожалуйста, – догнала я военного. – Какие чудесные псы! Это ведь спаниели?
– Да, – ответил он с достоинством.
– А вы бы не могли мне посоветовать… Муж хочет завести маленького спаниеля, щенка. Как это сделать?
– Ваш муж охотник?
– Нет. Возможно, он и станет охотиться. – Я смутилась, потому что Вася за всю жизнь никого из животных, кроме мух, не убивал. Но, подумав, что военный в шинели без погон, может быть, и есть полковник в отставке, добавила: – А разве обязательно охотиться? Мы просто очень любим собак…
– Видите ли, – военный продолжал идти, так как его псы, энергично тряся хвостами, рвались вперёд и вперёд, – в охотничьем обществе вряд ли продадут щенка не охотнику. Тем более элиту или от дипломированных родителей с хорошей родословной.
Я понятия не имела, что такое элита; о дипломированных родителях с родословной тоже имела смутное представление. Но храбро сказала:
– Да нам вовсе не нужны дипломы! Был бы просто симпатичный щенок…
– Тогда я могу вам дать адрес. Есть два неплохих щенка, правда зимнего помёта.
Зимний помёт! Любопытно…
На следующий день, ничего не сказав Васе (хотела сделать ему сюрприз), после работы я пришла в тихий переулок возле Зубовской площади и позвонила в одноэтажный деревянный дом. Открыла мне дверь девочка с косичкой. Она быстро сказала:
– Вы насчёт щенка? По коридору прямо. Как раз в это время дальняя дверь в коридоре распахнулась, и из неё выбежали – покатились, трепеща короткими туловищами, два маленьких толстеньких существа.
– Это они? Ой, какие славные!..
Присев, я гладила обоих. Щенки тыкались мне в руки чёрными носами, трясли длинными ушками; став на задние лапки, без устали вертя хвостами-коротышками, норовили лизнуть в лицо.
– Топа и Машенька, вернитесь! – тихо и строго позвала стоящая на пороге седая женщина.
Щенки так же радостно бросились и к ней. Меня провели, усадили. Оказывается, вчерашний военный звонил, что придут смотреть щенка.
– А где их мать? – спросила я.
– Черри! – властно позвала девочка.
Что-то заворочалось за шкафом, оттуда вышла мама. Она была совершенно чёрная, не первой молодости. Усы были седые и брови, а небольшие тёмные глаза смотрели мудро и подозрительно.
– Сама чёрная, а дети светлые! – удивилась я.
Топа была рыжеватой, Машенька золотисто-белой, уже длинноволосой, и по хребту бежала светлая завитая полоска.
– У них отец серебристой масти, – объяснила хозяйка. – Топа, вернись! – повторила она, потому что Топа снова ринулась к порогу.
А Машенька… Возле моего стула стояла скамейка для ног. Машенька проворно вскарабкалась на неё, оттуда ко мне на колени, свернулась, сунула нос в лапки и задышала спокойно-спокойно.
– Вообще-то мужу хотелось щенка-мальчика, – сказала я, гладя мягкую тёплую шерсть. – Но и эти прелестны.
– Кобельки, к сожалению, уже проданы, – сказала хозяйка. – Они улетели в Воркуту. А вот из них, – она показала на Топу и на мои колени, – выбирайте. Если хотите, разумеется…
Ещё бы не хотеть!
Но кого выбрать? Машенька грела меня сквозь пальто, посапывала, а мои пальцы всё перебирали шёлковую шерсть. Топа была тоже очень мила. Пока я раздумывала, она забралась на странное, стоявшее на полу среди комнаты сооружение: стопку книг покрывала гладильная доска.
Топа влезла на доску, дошла до середины; доска накренилась, и она важно съехала по ней вниз.
– Кто же придумал им такую забаву? – засмеялась я.
– Это всё Зоя! – Женщина кивнула на девочку. – И качаться обеих на доске выучила…
– Забавно. Эй ты, соня, проснись, покажи!
Но Машенька не желала проснуться. Она только подняла голову, сладко зевнула и вдруг лизнула мне руку тёплым розовым языком. А потом свернулась, вздохнув, – заснула опять. Этим она и покорила меня. Ладно, значит, беру Машеньку!..
Я спросила, сколько стоит щенок. В ответ хозяйка стала спрашивать сама: что мы за люди, населённая ли квартира, много ли маленьких детей. Потом назвала цену, по тем временам большую. Но Машенька так тронула меня своей доверчивостью, что я согласилась. А хозяйка задумчиво сказала:
– Конечно, жаль, что она не будет работать. Однако по всему судя, вы любите животных.
Девочка во всё время нашего разговора стояла у окна и смотрела на меня с тайной неприязнью.
– Почему вы так странно назвали её – Машенька? Мою маму зовут Мария, – улыбнулась я.
– Это всё Зоя. – Хозяйка снова показала на девочку. – Вы можете переменить имя, щенки привыкают к новому быстро. Я, кстати, тоже Мария…
Теперь засмеялись мы обе.
Девочка, так же неприязненно взглядывая на меня, помогла завернуть Машеньку в захваченный старый платок, уложить в корзинку. Потом тихо спросила:
– А можно прийти её посмотреть? К вам.
– Конечно!
Я написала адрес. Хозяйка вручила мне собачий «паспорт» – книжицу с непонятным и длинным перечнем предков, с печатями. Позже мы с Васей и Андрейкой изучили паспорт: один из Машенькиных предков был вывезен из Германии, хозяин его носил фамилию Шлиффенбум. А бабку по отцу звали коротко и звучно – Мга…
Вскоре мы были уже дома. Пока ехали на трамвае, Машенька сладко спала в корзинке. В комнате же начала проявлять бурную деятельность: обнюхала углы, мебель, печку, подоконники. Полакав тёплого молока, залезла опять в корзинку и заснула.
Пришла Хая Львовна. Запричитала:
– Опять! Вам работы мало? Чтобы обо мне так заботились, как вы о собаках…
– Да она же маленькая, тихая. Это очень ласковая порода, комнатная, называется спаниель. И умная.
Хая Львовна только руками развела.
Ночью я проснулась оттого, что по моим ногам кто-то ходил. Включила свет. На полу тут и там поблёскивали аккуратные лужицы. А на тахте у меня в ногах, серьёзно помаргивая, сидела и грызла одеяло Машенька. Она выспалась и спать больше не собиралась.
* * *
– Но как же мы всё-таки будем её звать? – спросил Вася. – И надо серьёзно заняться её воспитанием.
Вся наша маленькая семья была уже в сборе. Вася приехал из больницы, Андрей – из Ленинграда. Я, конечно, не выдержала: рассказала мужу до срока, кто ждёт его дома.
Приехав, Вася сильно разочаровался.
Машенька оказалась порядочной флегмой, лентяйкой. Больше всего она любила поспать и поесть. А когда просыпалась, начинала грызть без разбора всё: книги, ножки стульев, мои босоножки, Андрейкин портфель… К тому же Машенька подурнела: у неё заболели глаза. Пришлось обратиться к врачу. Тот прописал альбуцид, и теперь каждый вечер начиналась мука.
– Машенька, иди сюда! – говорила я.
Увидя в моих руках пипетку с лекарством, она проворно забивалась под шкаф. Мы отодвигали шкаф – пряталась под стол или за книжную полку. Наконец, выманив с большими усилиями, я брала её себе на колени; Машенька напрочь пригибала голову и, только поняв, что сопротивление бесполезно, позволяла капнуть себе в глаза. Спрыгивала, отряхивалась, как после купания, и снова пряталась. Ещё долгие годы спустя при словах «Давай капнем в глаза?» Машенька всегда удирала…
– Так как же мы будем её звать?.. Знаете, я сегодня купил в охотничьем магазине книгу.