Подкрепившись на славу, он выкурил трубочку, растянулся под кустом и, размышляя о своих необыкновенных приключениях, сладко заснул.
IV
Солнце поднялось уже высоко и его лучи заглянули в бурьян, когда Хвощ, очнувшись от сна, сел и прислушался. Ему показалось, что его разбудил какой-то звук. Он насторожился, не понимая спросонья, спит он еще или бодрствует, тем более что вокруг никого не было. Но ветер действительно доносил какие-то звуки – не то мушиное жужжание, не то комариный писк, не то гудение пчелиного роя.
И вот эти звуки слились в какую-то странную песенку. Ни птичья, ни человечья, ни тихая, ни громкая, ни грустная, ни веселая, она так хватала за душу, что хотелось плакать и смеяться.
Хвощ – а он был большим любителем музыки – весь обратился в слух.
Сообразив, откуда доносится звук, он пошел прямо на него.
Скоро он выбрался из бурьяна на лесную полянку, окруженную соснами. Над полянкой тоненькой струйкой подымался дым от небольшого костра, на котором что-то варилось в котелке, распространяя соблазнительный запах. Хвощ потянул носом и хотел подойти поближе – он ведь был охотник поесть, – как вдруг маленькая собачонка, шнырявшая по полянке, заворчала и залаяла. Услышав лай, цыган, лежавший у костра, – это он и играл на варганчике, [1] уча танцевать обезьянку, посаженную на цепочку, – вскочил и быстро огляделся по сторонам. Хвощ, у которого утреннее происшествие отбило всякую охоту иметь дело с людьми, быстро юркнул за терновый куст и, притаившись, стал ждать, что будет.
Не заметив ничего подозрительного, цыган опять развалился у костра и принялся дрессировать обезьянку. Зазвенит варганчиком, подергает за цепочку – и обезьянка прыгает то вправо, то влево. Но двигалась она так тяжело и неуклюже, что цыган то и дело награждал ее тумаками, чтоб шевелилась живее. «Бедная зверюшка!» – подумал сердобольный Хвощ и осторожно высунулся из кустов.
Глянул и остолбенел. Да ведь это Чудило-Мудрило собственной персоной пляшет на цепочке под цыганский варганчик!
Не в силах побороть жалость и удивление, Хвощ шагнул вперед и воскликнул:
– Ты ли это, великий ученый?
Чудило-Мудрило тоже узнал его и закричал:
– Помоги, братец Хвощ, ради бога!
Они бросились друг другу в объятия и расцеловались.
Цыган разинул рот и выронил варганчик. Смотрит – и глазам не верит.
«Что за чертовщина? – думает. – Обезьяны – не обезьяны… Тьфу ты пропасть! Да они лопочут, как настоящие люди!» Струсил цыган, чуть цепочку из рук не выпустил. Но тут его осенила счастливая мысль. Быстро стащив с головы шляпу, он накрыл ею обоих человечков. Потом привязал Хвоща на веревочку и, довольный собой, рассмеялся.
– Ну, теперь зашибу деньжат на ярмарке! – сказал он. – Не медью, а серебром да золотом буду брать за такое представление! Обезьяны, которые плачут, разговаривают и целуются, как люди, – да такое раз в тысячу лет, а то и реже бывает!
Он наскоро поел кулеша, который варился в котелке, засыпал угли золой и, посадив ученого летописца на одно плечо, а Хвоща – на другое, быстрым шагом двинулся в город.
Горько заплакал Чудило-Мудрило: до такого позора дожить – представлять обезьяну на ярмарке! Но Хвощ незаметно подтолкнул его и шепнул:
– Не горюй, ученый! Еще не все потеряно!
– Ах, братец! – простонал Чудило-Мудрило. – Прощай теперь моя слава!
Что я значу без книги!
– А что с ней?
– Пропала!
– А перо?
– Сломалось!
– А чернильница?
– Разбилась!
– Н-да! – печально сказал Хвощ. – Это верно: какой же ты ученый без книги, пера и чернильницы. Но слушай, что я тебе скажу. Позабудь, что ты мудрец, и выпутывайся из беды, как самый обыкновенный простак, вроде меня. Вот увидишь, все еще обернется к лучшему.
Тут он замолчал, потому что сзади послышался гомон догонявшей их толпы.
Это были цыгане – они тоже спешили в город на ярмарку. Шли загорелые, оборванные цыганки, неся в платках за спиной грудных младенцев; ковыляли старухи с трубками в зубах; шагали мужчины с котелками на палках; вприпрыжку бежали цыганята, полуголые, с курчавыми волосами и плутоватыми глазенками.
Цыган с Хвощом и ученым летописцем присоединились к толпе. Дойдя до города, цыгане рассыпались: кто свернул налево, кто направо, и каждый стал своей дорогой добираться до базарной площади. Ярмарка была уже в разгаре.
Денек был погожий, людей – видимо-невидимо; лошади, телеги, скот запрудили просторную, широкую площадь. Мужики толпились в рядах, где продавались сапоги и шапки, крестьянки торговали горшки да миски, девчата покупали ленты и бусы, а ребятишки, держась за материнские юбки, свистели в глиняных петушков или грызли пряники.
С телег, из плетеных коробов вытягивали шеи гуси и утки; толчея, суматоха, кудахтанье, гогот, гомон.
Но настоящее столпотворение было у балагана. Перед ним, подбоченясь, стоял цыган и орал во все горло:
– Эй, честные христиане, подивитесь на чудеса в балагане! Слушайте, смотрите – денежки платите! Две ученые обезьяны – прямо с луны на шарабане! Честное цыганское слово! Прямо с луны! Хлеб едят, как люди говорят, песенки играют, народ потешают! Эй, честные христиане, полюбуйтесь на чудеса в балагане!
Народ бросал медяки и протискивался к балагану, где Чудило-Мудрило бил в бубен, а Хвощ играл на свирели.
Пользуясь тем, что все обступили балаган, цыгане стали шнырять среди телег: где тулуп стянут, где платок, где кадушку масла, где яичек или курочку.
Никто ничего не замечал – все уставились на балаган, поглощенные удивительным зрелищем. Только Хвощ все видел. Когда Чудило-Мудрило, всем на удивление, отбарабанил свой номер, Хвощ поднес к губам свирель, но, вместо того чтобы играть, запел:
Берегись! Ворище по телегам рыщет!
Берегись! Ворище по телегам рыщет!
Зрители переглянулись с недоумением, а Хвощ как ни в чем не бывало опять запел:
Берегись! Ворище по телегам рыщет!
Берегись! Ворище по телегам рыщет!
Тут один крестьянин оглянулся на свой воз, а тулупа-то нет. У другого только что купленные сапоги исчезли. Не успели мужики взять в толк, что происходит, как женщины крик подняли: у старостихи узорчатый платок пропал. Народ бросился догонять воров, а цыгана поколотили так, что он и про цепочку и про веревочку забыл. Воспользовавшись суматохой, Хвощ и Чудило-Мудрило исчезли, будто в воду канули.
V
Уже за полдень перевалило, когда гномы, еле переводя дух, добежали до леса и бросились на траву – отдохнуть немного. Особенно устал Чудило-Мудрило. Цепь, к которой приковал его цыган, немилосердно натирала ему ногу и мешала идти. Ученый стонал и охал от боли, пока Хвощ не разбил цепь камнем и не приложил к ноге свежую травку. Но лечить Чудилу-Мудрилу было не так-то просто. Он отчаянно сопротивлялся, утверждая, что все эти простонародные средства годятся разве что для мужиков, но никак не для ученых. Однако, почувствовав облегчение, сразу умолк.
А Хвощ, внимательно оглядевшись, радостно воскликнул:
– Да ведь это та самая полянка, где нас цыган поймал! Ура! Значит, и кулеш тут!
И бросился искать потухший костер. Обнаружив его очень скоро, он разгреб золу, подложил хвороста и стал дуть изо всех сил. Угли разгорелись, повалил дым, по хворосту запрыгали искры, и наконец вспыхнул яркий, веселый огонек. Скоро в котелке забулькал вкусный кулеш. Друзья поели и закурили. Посидев немного, они уже собрались было в путь, как вдруг Хвощ наткнулся ногой на что-то твердое. Нагнувшись, он поднял варганчик, оглядел его со всех сторон и заиграл.