Из-за глупых придирок выжившего из ума замухрышки торчать еще год на подготовительном факультете?! Позвольте не согласиться…
Толпившиеся в полутемном коридоре студенты, ожидавшие оценок, со всех сторон бросились к товарищу:
— Ну? Что? Как? Да рассказывай же!
Табалец обвел взглядом друзей.
Все тут. Никто не разбежался.
Гибкий, подвижный каматиец Вензольо; увалень, больше похожий на ручного медведя, уроженец лесистого Барна, Емсиль; кривоногий длиннорукий Бохтан из Окраины, потомок бессчетных поколений всадников и пастухов; изнеженный и женственный аксамалианец Летгольм, удивительно ловко управляющийся с кордом хоть правой, хоть левой рукой; т’Гуран — родом из Вельсгундских холмов — он единственный из всей компании имел право на дворянскую приставку к имени.
— Не молчи же! Гово’и! — Вензольо, как обычно, проглатывал звук «р». Вначале над ним смеялись, потом привыкли. Ну, что поделаешь? В Камате, славящейся лучшими в мире виноградниками и самым душистым табаком, все немного картавят.
Антоло развел руками:
— Честно?
— А как еще? — прищурился, словно прицеливаясь из лука, Бохтан.
— Если честно, то не знаю.
— Как так? — опешил Емсиль.
— Что ст’яслось-то?
— Опять Гусю моча в голову ударила? — презрительно скривился Летгольм.
— Моча? Да его башка битком набита отборным свинячим навозом! — Антоло взмахнул кулаком. — «Молодой человек, вы меня разочаровали! Столь откровенный бред…» — Сварливые интонации профессора удались табальцу столь похоже, что студенты взорвались громовым хохотом. Смеялись даже те, кто стоял в отдалении и слов Антоло слышать не мог.
— Что ж ты написал такого? — удивился т’Гуран. — Или задание…
— Да задание плевое! — Антоло оглянулся на дверь в аудиторию. — Составить гороскоп на самого себя. Подробный, по годам, на будущее…
— И у меня то же было! — воскликнул Летгольм. — Подумаешь, сложность! Ерундовей не придумаешь!
— А мне нужно было на декана гороскоп составить, — пробасил Емсиль. — То-то я струхнул… Он-то, небось, сам на себя едва ль не каждый месяц составляет.
— Да погодите вы! — остановил друзей Бохтан. — Растрещались, как сороки! Антоло, что ты не так сделал? Что им не понравилось?
— Да откуда мне знать, что им не понравилось? Я все по правилам делал. Все звезды в Вороне определил, влияние Солнца, Большой Луны, Малой, будь она неладна, ненавижу заразу! — Студенты сочувственно закивали — небесный путь Малой Луны и вправду отличался излишней прихотливостью, которая доставляла немало пренеприятных мгновений изучающим астрологию, а многим стоил седых волос. Прямо не светило небесное, а рыбацкая лодка, возвращающаяся в порт против ветра, — в один год она так идет, в другой эдак!
— Дальше, дальше что? — теребил друга Бохтан. Он умел вцепляться насмерть — и в собеседника, и в бока необъезженного коня.
— А дальше выходит такое, что ни в какие ворота не лезет! Будто не мой гороскоп!
— Солнце в асценденте п’авильно вычислил? — встрял Вензьоло.
— Я пять раз перепроверил! И Гольбрайн говорит — ошибка не больше четверти градуса…
— А что значит — не твой гороскоп? — задумчиво проговорил т’Гуран. — Кто знает — твой, не твой?
— Да понимаешь! — Антоло развел руками. — Если бы я на генерала какого-то составлял… Сила воли! Твердость характера! Решительность…
Мэтр Носельм стукнул кулаком по столу. Удар получился слабый и жалкий, но профессор, тем не менее, скривился, словно от нестерпимой боли.
— Это невозможно! Я вообще склоняюсь к мнению, что в наше время подобные личности перевелись! Вы только послушайте! — Он схватил бумажный листок и зачитал вслух, делая излишне драматические паузы, как плохой актер: — Средний рост. Самоуверенность. Желание властвовать…
— Что тут удивительного? — пожал плечами Гольбрайн. — Желание, присущее девяти людям из десяти опрошенных.
— Вы слушайте дальше! Сила воли и воля к победе! Твердость характера, умение рискнуть всем и победить!
— Ну, право же, коллега! — улыбнулся декан. — Не приходит ли вам в голову, что речь идет об игре в кости или карты? Зачастую гороскопу допускают двоякое толкование…
— А то и троякое, — заметил Гольбрайн, теребя нижнюю губу.
— А это? Как вам понравилось? Честолюбив и добьется желаемого. Одержит три великие победы на поле брани. Двух королей низложит и одного возведет на престол.
— Ну… — замялся мэтр Тригольм, а Гольбрайн только вздохнул.
— Что, уважаемые коллеги, нечем крыть?
— Оставьте ваш жаргон для портовых притонов, — с неожиданной злостью ответил мэтр Гольбрайн.
— Вы, кажется, забываетесь! — Гусь принял позу записного фехтовальщика.
— Ну, что вы мне сделаете? — насупился Гольбрайн и развернул плечи. Носельм хоть и был лет на десять моложе, невольно попятился — сложением его коллега-астролог ничуть не уступал лесорубу. — На дуэль вызовете?
— Мэтр Тригольм, я попросил бы призвать к порядку…
— Коллеги, не будем ссориться! — Декан примирительно воздел руки. — Случай действительно весьма запутанный. Но налицо желание фра Антоло перепроверить им же полученный результат…
— Значит, сам чувствует, что глупость получилась! — горячо воскликнул Носельм. — Сила воли и воля к победе! Упрямство, как у итунийского быка, — в это я еще поверю! Но воля к победе…
— Мэтр Тригольм, — вмешался Гольбрайн. — Я заявляю как человек, все зубы проевший на составлении гороскопов, ошибка если и есть, то столь мизерная, что не в состоянии повлиять на конечный результат. Я сам не понимаю, как такое может получиться, но ведь получилось! Поразительно, неправдоподобно, но, похоже, правда.
— Да что вы такое говорите! Заступаетесь за богатенького хлыща! Чем прославился этот… Как его?
— Фра Антоло.
— Да, именно, Антоло! Чем он прославился за семь лет учебы? Пьянками? Поножовщинами? Походами по сомнительным домам?
— Вы его там встречали? — усмехнулся Гольбрайн.
— Вам не уязвить моего самолюбия! — Гусь вздернул подбородок. — Это общеизвестно! Провинциал, разбогатевший на торговле шерстью!
— Положим, не он, а его отец… Или, пожалуй, дед, — глубокомысленно изрек декан. — А ведь и правда, как я об этом не подумал. Фра Антоло один из немногих студентов, ни разу не имевший задолженности по оплате учебы…
— Это не дает ему права составлять фальшивый гороскоп, пропитанный пустым бахвальством и неуважением к более образованным и повидавшим жизнь людям!
Гольбрайн покачал головой, но никак не прокомментировал последнее высказывание коллеги. Вместо него высказался декан:
— Прошу запомнить, мэтр Носельм, что мне одинаково дороги все студенты — и уроженцы Аксамалы, и самые захудалые провинциалы. И поверьте мне, Табала — это еще цветочки по сравнению с Окраиной. Я готов учить хоть великана из Гронда или дроу из северных гор, если они покажут соответствующее прилежание и будут исправно вносить оплату за обучение.
— Деньги, деньги, деньги… Как много они решают в наше время… — картинно прижал пальцы к вискам Носельм.
— Да! Деньги! — отрезал Тригольм. Несмотря на пухлые щечки и объемистое, «уютное» брюшко, он умел быть тверже лучшего клинка, когда возникала необходимость. — Прошу заметить, мэтр Носельм, ваше жалование ровно наполовину финансируется из этих денег и лишь наполовину — из императорской казны.
— Мальчик всегда показывал отменное прилежание на лекциях и практических занятиях, — добавил Гольбрайн. — А его похождения после занятий… Это не наша забота, а городской стражи.