В гостиной еще
картины, но уже основные богатства: несколько хороших сюрреалистов, пара латиноамериканских известных художников (их я ценю меньше) и даже одна большая работа человека, которого я знал в свое время в Москве, не бесталанная, но все же находящаяся скорее в пределах этнографии, чем искусства. Ни один стул не сдвинут со времени моего прошлого визита. Сейчас она мне покажет, куда мне сесть и предложит выпить. Покажет на диван, на ближнюю секцию его, а выпить я возьму "Шивас-Ригал". Точно, именно на ближнюю секцию дивана указала ее подсохшая рука в благородных кольцах. Садитесь.
Из хулиганства я сел не на диван, но в "его" кресло. Она с удивлением взглянула на меня, но прошла к бару. Отворила створку. "Шивас-Ригал"?
Интересно, каким методом она пользуется для запоминания... Записывает? Я уверен, что семья Бертье общается еще с, по меньшей мере, несколькими сотнями индивидуумов. Дух противоречия шепнул над ухом: попробуй взять водку! "Водка стрэйт, если можно..."
Она чуть вздрогнула спиной, но налила мне водки. Я терпеть не могу водку, и отхлебнув полглотка я мысленно выругал свой собственный дух противоречия, неуместно разыгравшийся сегодня.
"Как вы переживаете холода? - спросила она, усаживаясь в другое кресло и закуривая. - Насколько я помню, вы живете в мансарде в третьем? Надеюсь у вас не очень холодно?"
Вот такими трюками, - подумал я, - Бонапарт завоевывал сердца солдат. Шивас-Ригал, место жительства. "Я удивляюсь вашей замечательной памяти, мадам. Я бываю у вас раз в год".
"О, ничего удивительного, - заулыбалась она. - Я запомнила мансарду под крышей, потому что Мишель, однажды, проводив вас, сказал: Вот приехал молодой человек в Париж, живет в мансарде под крышей. А мне, Ингрид, никогда не привелось приехать в Париж, потому что я в нем родился. Должно быть великолепно приехать в Париж молодым, поселиться под крышей... - У Мишеля было очень грустное лицо".
"У меня холодно, - сказал я. - Четыре окна на улицу, плюс два выходят во внутренний вертикальный двор. Постоянная циркуляция воздуха. Как не топи, все выветривается. Однако я не жалуюсь. Для меня важнее свет, а света на моем чердаке сколько угодно". "У вас опять что-нибудь выходит?"
"Да. - Пошуршав, я извлек из конверта книгу. - Вот, я подписал вам и мсье". "Мишель будет очень рад". "Выходит в январе", - пробормотал я. Из глубины квартиры вдруг замяукала сирена.
29
"Опять! - Она встала. - Что-то не в порядке с alarme*. Уже который раз сегодня. Извините". - Она вышла, прикрыв очень чистую и белую дверь. Я давно уже знал что чистые и белые двери переживают владельцев так же, как и грязные, а сменив сотни крыш над головой, убедился в том, что "стройте свой дом у подножья Везувия", - самая разумная заповедь, однако у них можно было сидеть в пиджаке и рубашке, без четырех свитеров, и я бы выбрал их квартиру, если бы мне предложили выбрать. Разумеется за ту же цену. Романтизм мансарды был мне ни к чему, в моей жизни романтизма было уже много, сплошной романтизм, я бы пожил для разнообразия в теплой квартире. * Сигнализационная система.
Мяуканье прекратилось.
"Без аларма, увы, не обойтись, - сказала она входя и усаживаясь в кресло. - В доме коллекция картин. К нам уже пытались забраться несколько лет тому назад. Но с алармом приходится все время помнить о нем, - она вздохнула. - У нас очень сложной системы аларм, с разными программами..."
"Ко мне влезли в октябре, - сказал я. - С крыши, разбили стекло в окне. Среди бела дня. Правда ничего ценного не нашли, взяли только золотые запонки. Однако противно. Чувствуешь себя жертвой". Я не поведал ей пикантных деталей ограбления. Например то, что чемодан, содержащий коллекцию наручников, цепей и искусственных членов из розовой резины был раскрыт вором или ворами и все эти прелести валялись в центре комнаты. Вор или воры не прихватили ни единого "Эс энд Эм" предмета.
Очевидно, у них были нормальные сексвкусы.
"Кошмар! - воскликнула мадам Бертье. - Полиция не обеспечивает секъюрити граждан."
"Секъюрити это миф, - сказал я. - Обеспечить безопасность квартир никакая полиция не в силах. Тотальная секъюрити вообще невозможна..."
"Ну разумеется, - воскликнула норвежская женщина и уселась поудобнее. Лицо ее сделалось оживленным. Очевидно вопрос секъюрити ее живо интересовал. - Но мы не говорим о тотальной секъюрити, речь идет хотя бы о том, чтобы убрать преступников с улиц и от дверей наших квартир".
"Лучше ничего не иметь, дабы ничего не терять, - изрек я мудро. И тотчас сообразил, что говорить подобные вещи в наполненной ценностями квартире глупо. - Что касается личной безопасности, то даже президентов убивают. Простому же человеку уберечься от настоящего врага невозможно. Всякий может убрать всякого. Представьте себе, вы
30
возвращаетесь вечером и у ворот вашего дома сталкиваетесь с человеком... Он преспокойно вынимает револьвер и без эмоций и лишних телодвижений стреляет в вас. Садится в машину и уезжает. Первый полицейский, исключая счастливый случай, появится не раньше, чем через десять минут. За это время автомобиль пересечет треть Парижа..."
"Ну, это вы насмотрелись "поляр"*, мсье Лимонов, - сказала она, слабо улыбнувшись, как бы веря и не время мне. - Не преувеличивайте". * Т.е. полицейских фильмов.
"Я не хожу в синема и по ТиВи смотрю только новости, мадам. Я лишь хочу сказать, что от решительного врага в современном супергороде уберечься невозможно. Наше счастье еще, что современная цивилизация разжижала волю всех, преступников тоже, и как следствие этого - враг, обыкновенно крикливый хрипун, коего хватает лишь на скандал, ругательства, или вдруг, в крайнем случае, на короткую вспышку драки. Дальше дело обыкновенно не идет. Но не дай бог ни вам ни мне приобрести ВРАГА. В Соединенных Штатах у меня были знакомые, похвалявшиеся, что способны убрать мешающего мне типа за пять тысяч долларов.
"Сказки, распространяемые преступным миром для устрашения граждан..."
"Вовсе не сказки, - обиделся я. - Моего друга Юру Брохина убили выстрелом в затылок в его апартменте в Нью-Йорке в 1982 году. - И я позволил себе уколоть ее. - Вы, люди миддл-класса, изолированы от криминального мира, тесно соседствующего, кстати сказать, с миром простых людей, вашими деньгами и предрассудками. Живете вы в гетто для обеспеченных граждан, общаетесь исключительно с себе подобными. Потому мир кажется вам чистым и светлым. Подобный дорогим магазинам или залам музеев. Но пройдитесь, скажем, по Пигалю и вы можете заметить край какой-то другой жизни, сотни и тысячи людей работающих в бизнесе продажи секса. Вы увидите, разумеется, лишь легальную его часть. Но даже она впечатляет. В кафе сидят азиаты, югославы и арабы в тесных пиджачках и с тяжелыми глазами. Часами ничего не делают и беседуют... Вы когда-нибудь задумывались, о чем? Что они фабрикуют?**"
** Т.е. замышляют.
"Признаюсь, я была на Пигале всего два раза в жизни и оба в voiture***. Я успела увидеть множество бедно одетых мужчин. Все они как бы чего-то ждали и вглядывались в перспективу бульвара." *** В автомобиле.
31
"Около года, мадам, у меня была любовная связь с женой бандита. Да-да, настоящего бандита. За время этого странного романа я успел узнать насколько криминализирован Париж... Вы даже себе не представляете..."
В коридоре зазвенел телефон. Она извинилась и вышла. Произнесла там несколько невнятных фраз и возвратилась в комнату.
"Это Мишель. Он извиняется. Он все еще в ателье. Он ждал, когда схлынет трафик. - Она уселась в кресло.
Я знал, что рабочее ателье Мишеля Бертье находится в десяти минутах ходьбы от квартиры.