Я перебрал снимки, и мне едва плохо не стало – на каждом из них, где отчетливо, а где не слишком, но было одно и то же: эти медики во главе со своим капитаном колдуют над трупами, лица прикрыты марлевыми полумасками, на руках хирургические перчатки, а в пальцах – то скальпель, то что‑то вроде ножниц, то пила вроде маленькой ножовки. На двух снимках было отчетливо видно какое‑то приспособление, похожее на аппарат переливания крови, – насмотрелся я на такие с год назад, когда валялся в госпитале после ранения.
Подошел Док, молча просмотрел снимки. Потом мы кое‑как разобрались в кнопках на камере, отмотали назад пленку и дали запись на встроенный монитор. Тут я уже просто смотреть не мог. Силой заставлял себя не отрывать взгляда. Там было то же самое, что на снимках, только в цвете. Док вполголоса комментировал:
– Удаление роговицы глаза… Изъятие желез… Полное обескровливание трупа…
– А кровь‑то зачем? – взревел я. – Роговицы – понимаю, почки – понимаю. Но – кровь?!
– Кровь мертвого человека в течение шести часов пригодна для переливания, – объяснил Док и выключил камеру. – Значит, так все оно и есть. У меня приятель работает в спецлаборатории экспертом. Вместе в академии учились. В этой лаборатории занимаются опознанием трупов. Еще с полгода назад он рассказывал: начали время от времени поступать трупы с профессионально удаленными роговицами глаз, железами, полностью обескровленные. Ясно: кто‑то охотится за человеческими тканями. Думали – они, – кивнул он на боевиков. – Оказывается – нет, не они. Что же это такое, Сережа?!
– Зачем вы за ними следили? – спросил я у Исы. – Что вы хотели сделать со снимками и пленкой?
– Мы хотели передать все людям из ОБСЕ. Вместе с ними. Устроить большая пресс‑конференция. Мы хотели сказать всему миру: не чеченцы – звер, а русские – хуже звер. Если ты честный человек, капитан, сделай так. Скажи всем. Такой не должен быть. Никогда. Ваш Бог говорит: так нельзя. Аллах говорит, так нельзя. Сделаешь?
Я лишь пожал плечами.
– Иншалла, – сказал я, имея в виду не высокое звучание этих слов: «На то будет воля Аллаха», а вполне бытовое: «Как получится».
– Аллах акбар! – ответил мне полевой командир Иса.
Мы с Доком выгребли из хурджума все пленки и снимки. Кассету из видеокамеры вытащить не получилось, пришлось брать кассету вместе с камерой. На обратном пути Док приостановился и открыл крышки всех пяти термостатов. Я даже заглядывать в них не стал, только махнул рукой:
– Закрой!
– Бесполезно. Терморежим уже нарушен, ткани непригодны к употреблению.
И просто захлопнул крышки, не защелкивая.
Мы подошли к капитану Труханову и выложили перед ним фотографии.
– Это и есть твое сверхсекретное задание? – спросил я.
Он не ответил.
– От кого ты его получил? Он продолжал молчать.
– Ладно, – сказал я. – Когда вы обнаружили засаду?
– Около полудня.
– И сразу связались по рации со штабом?
– Да. Они обещали срочно прислать помощь.
– Кто именно?
– Этого я сказать не могу.
– Тогда я скажу. Генерал‑майор Жеребцов.
– Откуда вы знаете?
– От верблюда. В двенадцать десять мою группу подняли по тревоге, доставили на ближайший к этому месту блокпост, дали БТР и под завязку – мин и гранат. Приказ был: уничтожить бандформирование в этом ущелье, засыпать минами.
– Но он же знал, что мы здесь!
– Поздравляю, начинаешь соображать.
– Но он же знал, что мы здесь!
– Поздравляю, начинаешь соображать. Когда мы стреножили Ису и его джигитов и нашли вас, я сообщил об этом по рации в штаб, потребовал срочно транспорт и солдат, чтобы доставить всех к нам. Вместо них через час прикатил сам генерал и потребовал, чтобы я выполнил ранее полученный приказ.
– Но он же знал, что мы здесь! – с отчаянием повторил этот трюханый капитан.
– Старый ты выродок! – проговорил я. – Как же у тебя рука поднялась на такое?
– Приказ есть приказ. Приказы не обсуждают, а выполняют.
– Вот ты и выполнил. Но что‑то я сомневаюсь, что тебе дадут Звезду Героя.
– Что вы собираетесь сделать?
– То, что и собирался. Доставить всех вас в штаб. Только не к Жеребцову, а в штаб армии. Пусть они и думают, что теперь с вами делать. Сейчас мы выведем вас наверх…
Я не успел договорить. Послышался приглушенный хлопок, и над Ак‑Су повисла красная ракета. И тут же – еще две, подряд. Это был даже не форс‑мажор, а что‑то еще серьезнее. Спускались мы минут пятнадцать, а тут взлетели на гребень минуты за три, не больше. И вовремя.
– Пастух! – истошно завопил Артист из‑под БТРа и отчаянно замахал рукой. И только мы успели втиснуться между гусеницами, как со стороны солнца на нас спикировал вертолет и по броне прогрохотали пули крупнокалиберного пулемета.
Вертолет заложил вираж и пошел на второй боевой заход. Пока пулеметная очередь буравила камни и дувал овчарни, я высунулся на полсекунды и увидел, как в открытом люке вертолета к пулеметной турели припал генерал‑майор Жеребцов и поливает на все деньги, при этом, возможно, что‑то крича.
– Как они могли так быстро обернуться? – удивился я.
– Наверное, рация у них была, – предположил Боцман. – Отошли километра на два и вызвали вертолет.
«Вертушка» уже делала третий заход. На наше счастье, вертолет был легкий, транспортный, без пушек и ракет, а то все мы давно уже плавали бы в небе вместе с обломками БТРа. Не целиком, конечно, плавали, а частями. Третий заход мы спокойно пересидели под укрытием бронированной туши БТРа, а на четвертый Трубач выдвинулся из‑за боковины, вскинул свой «кольт‑коммандер» и выстрелил три раза подряд по этой злобной, ревущей двигателем и плюющейся трассирующими очередями стрекозе. И вроде попал. Или мне показалось?
– Фонарь я ему высадил, – сообщил Трубач, усовываясь под бронетранспортер и вкладывая в барабан новые патроны вместо истраченных. – Упреждение слишком большое взял. Сейчас будет нормалек.
И он занял выжидательную позицию.
Но пятого захода не последовало. То ли Трубач действительно разбил смотровой фонарь, то ли Жеребцов понял, что пулеметом нас из‑под БТРа не выковырнешь. Вертолет заложил обратный вираж и ушел к западу, растаял в лучах склоняющегося к закату солнца.
Я кубарем выкатился из‑под БТРа.
– Ребята, ходу! Сейчас здесь будут «Черные акулы». Заводи БТР! – крикнул я Тимохе, который у нас был самым большим спецом по всему, что двигалось, – от мотоцикла до танка. Вторым таким после него умельцем был Боцман.
– На БТРе не уйдем, – возразил Тимоха. – Мишень. С первого же захода возьмут. Все в «ровер»! – скомандовал он.
– А в «ровере» уйдем? – спросил я, переваливаясь через борт круто разворачивающейся машины.
– Он хоть верткий!
Тимоха оглянулся, чтобы убедиться, что все сели, и дал по газам, только щебень брызнул из‑под колес.
По моим прикидкам у нас было минут тридцать или тридцать пять форы: пока «акулы» поднимутся, пока дотрюхают до квадрата 17–25, пока раздолбают БТР и будут прочесывать окрестности, отыскивая нас.