Радостный такой, сияет, как надраенный пятак, а в руке у него – пакет с плесневелым хлебом. Вот это нормально!
Влад улыбнулся для порядка, пытаясь разгадать, куда клонит старик. Отсмеявшись, тот снова наполнил рюмки.
– Нравится тебе твоя работа? – спросил неожиданно.
– Не хуже других.
Панич взял из коробки тонкую сигару с пластмассовым мундштуком – подарок Салыкова, закурил и, откинувшись на спинку плетеного соломенного кресла, косанул на Губаря:
– Оставь нас вдвоем.
Губарь удалился, присел на скамью у ворот. Налетел ветер, набежали облака; солнце скрылось, но тут же появилось снова, отразилось в стеклышках меховских очков.
– Ты зачем очки носишь? – спросил Панич. – С глазами что или так, по привычке?
– По привычке, – ответил Влад, проглотив кусок.
– Правильно, – выпустил струю дыма Панич, – глаза беречь нужно. Стрелять‑то не разучился еще?
«Замочить кого‑то понадобилось старику!» – понял Влад.
– Вроде нет.
– Ну, тогда слушай меня внимательно, крестник. Дело у меня к тебе серьезное, такое не всякому доверишь. Есть у меня одна «точка», где работают толковые ребята. Придумали они рецепт одного порошка, который со временем должен принести солидный навар – и мне, и тебе хватит, и внукам твоим. По договоренности с… одной европейской организацией – какой, не скажу для твоей же пользы – забросил я пробную партию этого порошка в Скандинавию, да на лайнер кто‑то навел Интерпол. Оно бы и черт с ним, да вот неделю тому из этой самой «точки» ушли три урки – с таким же порошком, изготовленным на основе синтетического морфина по уникальной рецептуре. При них золотишко, так что если их возьмут органы – сразу вычислят, откуда они путь держат и где, стало быть, этот порошок изготавливают. А потом сам понимаешь: обе партии идентифицируют и «точку» накроют. Раньше у меня в Красновишерском гарнизоне свои ребята были, могли блокировать входы‑выходы, но гарнизон заменили, а дать уркам выйти из тайги живыми да еще с грузом никак нельзя. Не буду скрывать: в погоню за ними вышли четверо, остался один. У них прицельные стволы с оптикой, а сами они смертники, им все равно каюк.
– Почему только четверо? – удивился Влад.
– А какой толк от большого числа? «Базу» охраняют жиганы да бывшие спецназовцы, их снимать – только класть почем зря. Там «ура» кричать ни к чему, там тайгу понимать надо, экспедиция навыков требует. Пантера тебя в свое время по тайге поводил, стреляешь ты, судя по моим данным, неплохо, а с глазу на глаз встретишься – не испугаешься. Решай, крестник. Только быстро – в Вижае человек ждет.
Влад понимал, чем чревата такая «экспедиция», но понимал также и то, что пробил его звездный час: сам старик Панич, на которого работали высокопоставленные чиновники, у которого в зарубежных банках были миллионные счета, которого охраняли профессионалы из элитных подразделений, посвящал его в тайну своего бизнеса.
– Когда ехать? – выдержав минутную паузу, спросил он. Панич улыбнулся, погасил сигару и поднял рюмку:
– Сейчас, – ответил коротко. – В двадцать ноль‑ноль на «триста восьмидесятом» пикете у Северного тебя заберет «вертушка». По пути тебе все растолкуют. А чтобы не скучно было по тайге бродить, сразу скажу: плачу по пять «штук». За каждого.
Влад посмотрел на часы и, кивнув в знак благодарности за прием, молча направился к машине. Губарь пошел было за ним, но Панич остановил его жестом. Когда машина выехала со двора, подозвал к себе:
– Что скажешь, Володя?
Недавний полковник МВД, всю жизнь проработавший в угро и повидавший виды, Губарь опустился на табуретку, разминая в желтых пальцах «Беломорканал», покачал головой:
– Не охотник он, Константиныч.
Там другие законы, это не кулаками махать. Убьют его.
Панич взял радиотелефон, набрал номер. Пережидая гудки, насмешливо посмотрел на Губаря:
– Он не охотник, – согласился. – Он каратель. А убьют – значит, судьба у него такая.
Кабминовская комиссия проверяла по документам каждую тонну, каждый цех, все машины и склады; приемную Кожухова осаждали прибалтийские купцы, перечислившие гарантийные суммы в «Техэкспорт»: «Где ваш металл, где наши деньги?»
А Минфин вместо помощи предложил «Техэкспорту» с уставным капиталом четыреста миллионов долларов продать акции на сумму шестьдесят миллионов, став, таким образом, совладельцем. Что оставалось делать банкирам? Продались. Теперь очередь была за объединением.
Панич – лицо частное, ни к чему не причастное. Выжидает. Сволочь уголовная! Обещал съездить в Москву, нажать на нужные рычаги и отозвать комиссию, а теперь симулирует радикулит – выжидает. А ведь в Москве у него своих людей – пруд пруди. И в «оборонке», и в ФСБ мощная сеть чиновников, охранников, осведомителей. Не в одиночку же заправляет целым городом!
Накануне Кожухов пытался встретиться с Паничем, выработать совместную тактику. Старик его не принял, сославшись на больную поясницу. Правда, вечером приехал Вершков, заверил, что все будет хорошо, Дмитрий Константинович принимает‑де меры по его вызволению из западни. Но Кожухов больше никому не верил. Нужно было действовать, и действовать решительно, заручившись поддержкой сильных мира сего, способных противостоять Паничу и заинтересованных в его свержении.
Кожухов посмотрел на часы и встал:
– Поехали, Саша. Все в порядке. «Ауди‑100» устремилась в Екатеринбург.
В двадцать ноль‑ноль у него была назначена встреча с Джеком Камаем, однокашником, а ныне директором российско‑американской фирмы «Редмет ЛТД».