Трудно быть джентльменом и выслушивать все это… Да и зачем, спрашивается, всегда быть джентльменом? Я влепил ей легкую пощечину. Голова Вороны мотнулась, в глазах появилось осмысленное выражение.
— Пришла в себя? — спросил я. — Поговорим?
— Никогда!
— Нехорошо. Я же тебя из могилы вытащил. Ты уже там была.
— И была бы!
Я нагнулся над мусорным ведром, вытащил шприц, кинул его в папку.
— Сдохнем… Все сдохнем, — опять запричитала Ворона.
— Кто тебе порченого «геру» дал?
— Никто! Не было этого! Никто не давал!
— Смотри, — я выкинул из кармана ладонь, на которой лежал «чек» героина. Такие штуковины постоянно ношу с собой. При общении с контингентом вещь незаменимая, хотя и таскать ее — преступление. Да что не преступление? Вся эта работа — сплошное преступление идиотских законов, которые не дают нам выметать нечисть. И то, что я сейчас делаю, — незаконно. Какой-нибудь высоколобый умник-юрист возопил бы возмущенно — позор! А я не высоколобый умник. У меня заочный юрфак Московской Академии за плечами — и хватит.
Она потянулась к героину, но он волшебным образом пропал с моей ладони. На лице Вороны отразилась борьба. Но я наперед знал, чем она кончится. Нет ничего на свете, что перевесит для наркомана, у которого начинается ломка, хорошую дозу героина.
— Тютя этот «герыч» дрянной дал нам, — всхлипнула Ворона.
— Кто?
— Боря Утютин.
В моей памяти что-то нехотя заворочалось. Где-то слышал я эту кликуху.
— Утютин — кличка?
— Все так думают. Это фамилия!
— Адрес?
— Я его по пейджеру нахожу, — Ворона не сводила глаз с моей руки, в которой только что был героин.
— Номер.
Она задумалась. Потом отбарабанила цифры. Ты глянь, еще не все мозги героином съедены.
— Отлично, — кивнул я. — С твоей помощью мы его и возьмем.
— Что? Нет! — завопила она.
— На нет и героина нет, — я направился к выходу. Догнала она меня в коридоре. Упала на колени. Уцепилась за мои ноги, как регбист. И взвыла:
— Ну пожалуйста! Я сдохну. Дай.
— Сдашь Тютю?
— Нет… Да!
— Когда?
— Завтра только смогу.
— Вот спасибо, — я кинул на пол целлофановый шарик где-то с десятой частью грамма героина. — Ты хоть понимаешь, куда катишься?
— Понимаю, понимаю, — зашептала она, сжимая пакетик. Ее больше ничего не интересовало. Она говорила механически.
— Хорошо тебе провести вечер, — я хлопнул дверью. И почувствовал, что меня подташнивает. Меня будто стискивало тисками. Нет, так жить нельзя!
Я вздохнул. Мир надо принимать таким, как он есть. Нечего устраивать страдания опера по безвинно порушенным жизням…
Я поглядел на часы. Могу еще успеть на «винтовую хату». Надо было от Вороны в контору (так именуют в милиции свое место работы) прозвонить. Ну да ладно.
— Но, каурая, — воскликнул я и включил зажигание. Двигатель завелся сразу.
Арнольд влепил ему с ходу кулаком в спину. Барыга пролетел два метра и пропахал коленом асфальт, попытался подняться. Тут подскочил я и вмазал подлеца ласковым движением в тротуар. Он только и пискнул:
— У, блин…
— Ты смотри, еще порядок нарушает, — буркнул Арнольд. — Брань в общественном месте.
— Браслеты, — велел я.
— Английские. Фирменные, тебе повезло, — сказал Арнольд, защелкивая наручники на барыжьих запястьях.
— За что? — завопил тот.
— За торговлю героином в неположенных местах, — сказал я.
Взяли мы его около мусорных баков под неодобрительные взоры местных котов после того, как он продал своему старому покупателю героина на сто долларов.
— Нарушение правил торговли, — хмыкнул Арнольд. — Иди, козел! — он пинком направил Тютю в сторону затормозившего «Форда». Галицын отворил дверцу и сделал приглашающий жест.
— Я ничего не делал. Ничего, — бормотал Тютя.
— На нет и суда нет, — кивнул Арнольд.
Мы вчетвером — я, Арнольд, Князь и барыга — втиснулись в машину.
— Ну что, влип? — с сочувствием спросил я.
— Вы кто? — воскликнул Тютя.
— Хрен в пальто… Милиция. Где «белый» берешь?
— Вы меня с кем-то перепутали.
— Ах, перепутали, — кивнул я. — А это что? — Я выудил v него из нагрудного кармана стодолларовую купюру. — Деньги меченые. Не веришь?
— Я ничего не делал. И ничего не знаю.
Вчера, подумав, мы решили усложнить комбинацию и не вводить в нее Ворону. Ворона сдала нам посредника — застарелого наркомана, который тоже брал у Тюти героин. Утречком мы его «хлопнули» на продаже — прямо на улице. Статья 228 Уголовного кодекса Российской Федерации, где расписано наказание за сбыт наркотических веществ, произвела на него неизгладимое впечатление.
— Он же тебе не брат. Он на наркоманской беде разжирел, — сказал я.
— Точно. Сука он, — с плохо скрываемой неприязнью произнес наркош. — Поднялся, гадина, на героине. Машину, технику купил. Жену с квартирой отхватил.
— Сдаешь нам его — и свобода.
— По рукам…
Барыгу у наркоманов сдать считается не западло. И он честно сдал нам Тютю. Пробил сообщение на его пейджер. Они созвонились. Договорились встретиться у помойки за кафе «Волнорез». Тютя отдал наркотики. Получил меченые сто баксов. А потом и по хребту.
— Отпустите! — вдруг взбрыкнул Тютя и дернулся на сиденье, в отчаянном порыве пытаясь вырваться, отчего машина качнулась.
Арнольд улыбнулся обрадованно и залепил ему кулаком в лоб.
— Машину разнесешь. — Я так стиснул плечо Тюти, что он взвыл.
Машина тронулась с места.
— Чего рубаха с длинными рукавами? — спросил я.
— Холодно.
— Ну да. Двадцать восемь градусов. — Я задрал его рукав. Арнольд оглядел руку задержанного и присвистнул:
— Хорош…
Тюте лет двадцать пять. Красивый парень. Статный. С роскошными черными волосами. Такие морды раньше были на фотографиях в парикмахерских в качестве рекламы модельных причесок. Белые брюки, кремовая рубашка, дорогие туфли — стиляга. Такой должен девушкам нравиться. Все в нем хорошо — и стать, и рост. Вот только одно плохо. На нем — чертова печать. Вся его рука в глубоких шрамах. По ней плугом прошелся шприц, оставив следы навсегда.
Машина выехала со двора и устремилась к окрестной свалке. Там было пусто.
— Остановись, — приказал я.
Князь остановил машину.
Я распахнул дверцу, поставил одну ногу на асфальт. Ветер свистел, и бродячие собаки рылись в отходах.
— Все равно я ничего не делал, — прошептал Тютя, поеживаясь на сиденье.
— Это ты суду объяснишь, — сказал я. — Все, дело сделано. Теперь — тюрьма. И надолго. Там не поколешься.
— Я ничего не делал, — упрямо твердил Тютя. Арнольд, естественно, не выдержал такой вопиющей наглости и врезал поочередно ему по каждому уху, так что глаза Тюти чуть не вылезли из орбит. Барыга застонал, а потом расслюнявился.
— Все доказано, ублюдок, — Арнольд взял барыгу за шею и сжал, потом отпустил.
Тютя захрипел, лицо его посинело. Он схватился руками в браслетах за горло, закашлялся. Тут запиликал пейджер на его поясе.
— Ну-ка, — Галицын перегнулся с первого сиденья и снял пейджер. С выражением процитировл:
— «Нужно два киндер-сюрприза. Жду на старом месте в два часа! Пожалуйста!»
— Конспираторы, — хмыкнул Арнольд. — Сюрпризы-то не шоколадные, а героиновые.
— Так, чего тут еще. — Князь нажал на кнопки пейджера, выкликивая ранние сообщения. — «Тютя, если не появишься, я умру. Катя»… «Нужно три сюрприза. Деньги отдам и за старые. Быстрее!»… «Тютя, помоги»…
Пейджер опять запиликал.
— «У моста. За старое отдам золотом»… Отлично. Золото всегда в ходу, — усмехнулся Галицын.
— У тебя клиентов, наверное, полрайона, — сказал Арнольд. — Популярная фигура среди окрестной рвани.
— Много баксов заколачиваешь? — спросил я.
— А, — Тютя всхлипнул.