В камеру вошел Рани, неся в одной руке стул, в другой хлыст. Сел напротив пленника, пронзительно и безжалостно глядя на того, кто совсем недавно считался его собратом по священной войне против неверных.
Придя в себя от неожиданности и нереальности произошедшего, Амуркул обрел и дар речи, повторив:
— Что все это значит, Ашраф?
Рани усмехнулся:
— Это значит, Мохаммед, что у Абделя появились подозрения насчет твоей верности нашему общему делу.
— Ты с ума сошел, Ашраф! Шейх же не первый год знает меня. Я всегда верно служил ему, и он назначил меня на должность полевого командира. Мой отряд провел десятки акций против янки, уничтожил семнадцать американцев и почти сотню предателей, решивших пойти на службу к оккупантам. И теперь шейх сомневается в моей преданности? Это чудовищное заблуждение. Кто-то оклеветал меня!
Рани прикурил косяк анаши:
— Говоришь ты складно, Мохаммед. Складно! Если кто-то оклеветал тебя, что не исключено, мы выясним, кто этот тип, так возненавидевший полевого командира Мохаммеда Амуркула. Для этого я и нахожусь здесь. Чтобы разобраться во всем!
Амуркул скривил рот:
— Разобраться с помощью оков и хлыста?
Рани погасил окурок, положил его в карман, вздохнул:
— Что ж поделаешь, если в большинстве случаев человек становится предельно откровенным, когда к нему применяют насилие. Боль развязывает языки эффективней всего. И ты это прекрасно знаешь, сам наверняка не раз подвергал провинившихся подчиненных экзекуциям. Я не прав?
— Но это касалось подонков, чья вина была доказана, я же ни в чем не виноват!
Рани поднялся:
— Знаешь, Мохаммед, лично я ничего не имею против тебя и сам удивился, когда Абдель приказал жестко поговорить с тобой. А приказ Аль Яни, сам понимаешь, нарушить не могу. Я должен выполнить распоряжение шейха, и я его выполню. Докажи, что подозрения Абделя ошибка, и все вернется в прежнее русло. Ты продолжишь командовать отрядом, а шейх возвысит тебя.
Амуркул крикнул:
— Возвысит? Кому ты это говоришь, Ашраф? Мне? Прекрасно знающему, что отсюда выхода нет, будь ты трижды невиновен?
Рани пожал плечами:
— Думай как хочешь! Это твое право! Я же начинаю ту работу, что поручил мне шейх!
Ашраф приблизился к Амуркулу, сорвал с него рубаху, обнажив волосатую грудь уже бывшего полевого командира. Провел рукояткой хлыста по впалому животу жертвы:
— Итак, Мохаммед, вопрос первый…
В это время Абдель закрылся в кабинете, обставленном, как и во всех его резиденциях, в европейском стиле. Закрылся после того, как в служебном помещении установили аппаратуру спутниковой связи, а за дверями занял пост его помощник Талбок, готовый по первому зову явиться перед хозяином.
Шейх набрал длинный международный номер.
Раздались длинные гудки. Наконец ответили по-английски:
— Алло!
— Полковник Шердок? Шейх! Можешь говорить?
— Да! Значит, не достали тебя русские своими крылатыми ракетами?
— Слава Аллаху, не достали! У меня к тебе просьба, Гарри, просьба стоимостью в 50 000 долларов!
— Слушаю тебя, шейх!
— Мне необходимо знать, связан ли с вашими спецслужбами кое-кто из движения сопротивления в Афганистане.
— Назови имена!
— Юнис Таруни, Ахмад Мурдай и Мохаммед Амуркул.
Полковник военной разведки США спросил:
— Как скоро тебе нужна информация?
— Чем скорее, тем лучше.
— О'кей! Я тебя понял. Это все?
— Нет. Скажи, Гарри, как руководство США восприняло ракетный удар российских вооруженных сил по северным территориям Афганистана?
— Негативно.
— Американцы планируют какие-либо действия, дабы ограничить самостоятельность русских?
— Планируют, да что толку? Кремль все меньше прислушивается к мнению Штатов и в целом Запада! По-моему, Белый дом уже не сможет влиять на процессы, происходящие в России.
Мы стали заложниками собственной агрессивной политики на Ближнем Востоке. Войны в Ираке и Афганистане подрывают не только былую экономическую мощь Соединенных Штатов, но, что страшнее, рушат представление о Штатах как о единственной в мире сверхдержаве! К сожалению, мы медленно, но неуклонно скатываемся в кризис, Россия же выходит из него. Ситуация не в нашу пользу. Да еще эта идиотская поддержка Израиля и попытки устрашения Ирана. США не хватает ввязаться в серьезный конфликт с Тегераном. Этот конфликт реально может обернуться крахом для Вашингтона. Впрочем, тебе это только на руку!
Абдель сказал:
— Благодарю, Гарри, за столь исчерпывающую информацию, характеризующую нынешнее состояние Соединенных Штатов. Америка начинает собирать плоды своей бестолковой политики. А Россия вполне может нанести еще более мощные удары по потенциально опасным для нее объектам вне собственной территории. Это плохо! Но, видимо, неизбежно. С неизбежностью надо мириться. В общем, я жду сведений о Таруни, Мурдае и Амуркуле.
— О'кей! До связи!
— До связи, Гарри!
Закончив переговоры с полковником, Абдель вызвал помощника и велел подать ужин. Отужинав, он вышел из дома, оставив на связи Талбока, прошел в подвал бункера. Увидел окровавленное, исполосованное глубокими рубцами, повисшее на цепях тело Амуркула. Рядом – Рани с хлыстом в руке. Спросил инквизитора:
— Добился чего-нибудь?
— Так, ничего существенного.
— Конкретнее!
— Мохаммед признался лишь в том, что вечером, накануне выступления из Парши, к нему заходил Ахмад Мурдай. Спросил, когда вы собираетесь выехать в Сунгар.
— И все?
— Все, саиб!
— Что ответил Амуркул?
— Назвал время, определенное планом перехода.
— Что Мурдай?
— Ничего. Ушел.
Абдель отрезал:
— Не верю!
От стены раздался слабый голос Амуркула. Тот, видимо, пришел в себя:
— Шейх! За что ты со мной так?
Аль Яни подошел к распятому подчиненному.
— За что? Вопрос поставлен неправильно. Не за что, а почему. Потому что я подозреваю тебя в измене!
— Но на чем основываются твои подозрения? Я всегда верно служил тебе!
— Мы на войне, Мохаммед, у войны свои жестокие законы! Они перемалывают всех, и виновных, и невиновных! Разве люди, гибнущие под бомбами, чем-то провинились перед теми, кто отдал приказ бомбить их? Ничем. Но они гибнут, становясь жертвой ситуации. Кому-то везет, и он выживает в огненном аду, кому-то нет, и тот умирает! Тебе не повезло. Ты стал жертвой войны. А вот заслужил ты смерть или нет, я узнаю позже. И решу твою участь!
Амуркул простонал:
— Даже если я ни в чем не виноват, после этого допроса ты не оставишь меня в живых.
— Как знать, как знать, Амуркул! Если тебе нечего добавить к сказанному Рани, молись. Молитва облегчит твои страдания. И родит надежду. Пока человек надеется, он живет.
— Ты не убьешь меня прямо сейчас?
— Нет! Это я всегда успею сделать. Но не заставляй меня повторяться. Прими случившееся как должное. Мужчина должен всегда оставаться мужчиной. Мы еще встретимся.
Абдель повернулся к Рани, приказал:
— Сними его с цепей, дай воды, хлеба, йод, бинты. Дверь камеры на замок. Рядом часового из числа самых преданных тебе людей!
Рани поклонился:
— Слушаюсь, саиб!
Шейх направился было к лестнице, но остановился, обернулся, спросил Рани:
— Скажи, Ашраф, если бы я приказал тебе убить родителей, ты убил бы их?
Рани ответил, не задумываясь:
— Я готов выполнить любое ваше приказание!
Абдель, резко развернувшись, пошел на выход. Во дворе присел на топчан. Он уже вычеркнул из памяти разговор с Амуркулом и клятвенные заверения Рани. Сейчас шейх анализировал идею, пришедшую ему в голову во время марша. План ответного удара по русским.