— Босса убили.
— Ух ты, наблюдательый какой! А я и не заметила!
— Вот что, девка…
— Заткнись, дебил. Вам было поручено беречь шефа, вы прошляпили, и нечего на мне тут злость срывать, понял?!
— А ну-ка прекратила рассуждать! Ножками потопала, быстро, назад, в клуб!
На месте и разберемся, кто Рому валил.
— Может, ты думаешь, я?
— Может, и ты. Пошла!
— Идиот.
— Ты еще поговори!
Парень грубо схватил Алю за предплечье, ей стало больно, промелькнула дурацкая мысль: «Вот, теперь синяк будет, придется что-то с длинным рукавом в такую жару надевать, как монашке», — а дальше… Дальше она действовала, словно подчиняясь какому-то давнему, врожденному инстинкту. Чувство возмущения собственной несвободой подавило все, даже страх. Она резко и быстро ударила кованым каблуком по большому пальцу ноги охранника. От неожиданной резкой боли тот ослабил хватку, Аля вырвалась, хлестнула ребром ладони по руке с оружием, пистолет выпал, девушка послала его пинком куда-то под тарные ящики и-с разворотом воткнула кулачок в вялое солнечное сплетение. Удар прошел — парень не успел сгруппироваться, ноги его словно кто-то подрубил в коленях, и он снопом свалился на землю.
«Ну и ну!» — пронеслось в голове девушки, сознание этим многозначительным междометием словно хотело защититься от всех последствий содеянного, от логического просчета дальнейших действий… Да и что тут просчитывать? Срываться отсюда нужно, и подальше! Пока осиротевшие отморозки охраннички не стали срывать зло на всех и вся! Убить, может, и не убьют, но вывески попортят: когда нет виноватых, достается всем: правым, левым, сочувствующим… А уж равнодушным — обязательно и по полной программе: их телячья покорность всегда действует на тупых и сильных возбуждающе, и таких бьют долго и смертно, пока не устанут.
Девушка быстрым взглядом окинула двор, улицу и стремглав помчалась прочь.
Она бежала так, что ветер в ушах свистел, притом стараясь держаться в тени деревьев: трико телесного цвета было совершенно прозрачным, и любой ночной подгулявший прохожий увидел бы экзотическую картинку: по ночной улочке курортного городка несется абсолютно голая девчонка в высоких армейских ботинках. Что за карамболь возникнет в мыслях такого вот мирного или не очень обывателя? Каковы могут быть его действия? Лучше об этом и не думать. Бежать, и как можно быстрее!
Впереди замаячили редкие огни, потом — освещенная площадка. Аля остановилась, несколько раз глубоко вдохнула, выдохнула, постаралась восстановить дыхание. И — спокойно пошла через площадь. Редкие мужички, вышедшие из казино перекурить это дело, выронили челюсти от изумления: девушка казалась абсолютно нагой и была изумительно, нездешне хороша! Аля, не обращая ни на кого внимания, ступала уверенной походкой модели на подиуме, высоко подняв подбородок и глядя прямо перед собой, словно была задрапирована в китайские шелка, сибирские меха и упакована в якутские алмазы. Вошла в холл, остановилась у стойки портье:
— От семьсот первого, пожалуйста.
Портье, худой долговязый прыщавый парень, старался сохранить невозмутимость, но… Кадык на тощей шее дернулся так, что Аля всерьез заопасалась: поперхнется сейчас, упадет, засучит ручонками-ножонками по полу…
Возись с ним потом.
— От семьсот первого уже взяли, — произнес портье утробно, а в желудке у него что-то явственно екнуло.
— Ирка?! — вырвалось у Али. И подумалось: «Ну, шустра! Даром что стерва!»
— Да, ваша соседка… — стараясь казаться ироничным, протянул портье, — и тоже неглиже. Правда, на ней еще сетка была, вроде плаща. — Потом не удержался, с видом знатока дамского белья и иных аксессуаров смерил Алю сально-паточным взглядом, спросил, стараясь показаться развязно-бывалым, но севший голос выдал его волнение:
— Девчонки, это что, мода такая теперь будет, ходить в одном чулке на голое тело?
— А тебе что, не нравится?
— Мне?! Не нравится?.. — осклабился долговязый в похотливой ухмылке.
— То-то.
Аля развернулась, направилась к лифтам, чувствуя спиной неприятный, прилипчиво-потный взгляд этого ночного подавалы-приносилы. Лифт пришел, девушка не удержалась, повернулась:
— Слюной не подавись, икало! Коридор гостиницы был чист и пуст. Свет не горел, но дверь их номера была полуоткрыта. Аля толкнула ее, позвала:
— Бетлицкая!
Молчание.
Аля прошла в комнату:
— Бетлицкая! Ира! , Тишина.
Девушка открыла дверь в ванную: никого. Вот дела! Вернулась в комнату и только теперь заметила лежащие шмотки: маскировочную сеть и прозрачное трико.
Огляделась; сумки Иркиной тоже нет. Ну и ну! Подорвала девушка, да не просто, а со стремительностью курьерского поезда Токио — Иокогама. И если разобраться, правильно сделала: кому нужны чужие разборки? Вернее, разборки по чужим стрельбам и буйные поминки по чужим покойникам. Она и сама собиралась поступить абсолютно так же; вот только лететь куда-то в ночь сломя голову нет никакого резона: пока охранники разберутся со всеми, кого не выпустили из клуба… Ну да, надо позвонить Олегу. Аля достала из сумочки мобильник, но он по-прежнему молчал. Вот черт, как некстати!
Аля стянула с себя трико: точно, чулок чулком, только малюсенький треугольничек, более темный и плотный, прикрывает лобок; прав слюнявый портье: чулок. Она прошла в ванную, запустила воду, пять минут стояла под струями, зажмурившись. Состояние было блаженным. Совершенно не вяжущимся ни со вчерашней простудой, ни с сегодняшними не то что печальными, но и опасными событиями…
Аля чувствовала, как каждая клеточка тела пульсирует, ликует, а в голове вертелась дурацкая, но прикольная строчка очень давнего советского шлягера:
«Если бы парни всей земли вместе собраться однажды смогли…» Она представила такое собрание, и в центре — себя, вот такой, какая сейчас, нагишом… И засмеялась счастливо и дурашливо… «Если бы парни всей земли…» Ну, хватит веселиться. Пора и честь знать. Никто на самом деле ей не нужен, кроме Олега.
Все остальное — так, балаган, лукавство.
Аля прикрутила воду, наскоро вытерлась махровым полотенцем, вернулась в комнату, присела рядом с сумкой-баулом: там, в полиэтилене, лежало чистое белье.
Но… Рука ее наткнулась на ребристую рукоятку, девушка почти инстинктивно сжала ее и извлекла на свет Божий… пистолет. Карлик, маленький уродец с тупорылым стволом и шестью вполне смертоносными штуковинами тридцать восьмого калибра в магазине, и размером притом чуть больше пачки сигарет. Словно загипнотизированная, Аля смотрела на зажатый в руке полимерный «смит-и-вессон»
SW-380, поднесла к лицу… В нос шибанула недавняя пороховая гарь. Аля отсоединила магазин: четыре патрона. И в Ландерса стреляли дважды. Да. Пистолет, из которого убили Ландерса, сейчас у нее в руке…
Мысли ворочались тяжко и неторопливо, будто тяжелые доледниковые валуны под ковшом простенького маломощного экскаватора… И тут девушку словно пробило: холодная испарина выступила на лбу, одним движением Аля отбросила от себя оружие, словно это была свернувшаяся в клубок гремучая змея или бурая амазонская жаба: скользкая, бородавчатая тварь, потеющая липким ядом. Все мысли разом исчезли, в висках стучало, будто на стыках под бешено мчавшимся экспрессом, только одно слово: «Бежать, бежать, бежать…» Девушка выудила из сумки тот самый полиэтиленовый пакет, мигом натянула трусики, футболку, одним движением набросила на плечи свитер, перекатилась на спину, влезла в джинсы, вжикнула «молнией»… На ноги — мягкие шерстяные носки, ступни — в кроссовки… Сунулась в маленькое отделение кофра: пусто. Ни денег, ни документов! Ну Бетлицкая, ну сволочь! Хотя бес с ними, с бумагами, ноги надо уносить как угодно и — куда подальше! Лифтом нельзя, мало ли… Сейчас она спустится по лестнице, а там…
Девушка замерла: створки лифта растворились на ее этаже, и она услышала осторожное, приглушенное топание нескольких пар ног. Кто-то бежал по коридору.
Бежали — к ее двери! «Я забыла запереть!..» — пронеслась паническая мысль, Аля подняла глаза: нет, ручка замка повернута, цепочка тоже наброшена, но даже беглого взгляда ей хватило, чтобы понять: эту хлипкую фанерную преграду любой крепкий мужик вышибет без разгона! Аля беспомощно заметалась глазами, пока не увидела тот самый пистолет; ни о чем больше не думая, схватила его обеими руками, воткнула обойму с оставшимися четырьмя патронами, перезарядила и направила ствол на дверь.
Глава 13
Топот ног затих, но Аля чувствовала сдерживаемое дыхание тех, кто сторожко затаился за дверью. Потом услышала почтительный, аккуратный стук.
— Да? — стараясь сдержать волнение, спросила Аля, но голос все равно оказался севшим, сиплым и предательски дрожал; внутреннее напряжение было слишком велико, чтобы она могла сейчас играть игры с теми, в коридоре.
— Это портье. Вам срочная телеграмма, — отозвались за дверью. — Из Германии.
— Подождите секундочку, я только из ванны, я совсем раздета… — произнесла Аля почти автоматическую отговорку любой девочки. Ход интуитивно был выбран самый верный: вместо того чтобы настраиваться на смертельную и жестокую схватку, воображение парней за дверью живо нарисует картинку хорошенькой длинноногой девочки, голенькой и беззащитной… Даже если там лютые боевики-дебилы и любое воображение у них отсутствует по определению, первая бессознательная реакция будет все равно такой же. Дремучий инстинкт продолжения их уродского племени работает в режиме остановленного времени, и единственные извилины в головах, тянущиеся от мозжечка прямо к пенису, так и называются: «бабы». И пусть в названии возможны вариации — метелки, мочалки, шмары, прошмандовки, мясо, профурсетки, соски, шалавы, сучки — суть дела от этого не меняется.
Но как только до Али дошел смысл сказанного портье, сердце ее словно провалилось куда-то, а душу заволокло колкой изморозью страха… «Из Германии! От Олега! С ним что-то случилось!» — панически мелькнуло в голове, и первым порывом девушки было вскочить, распахнуть дверь настежь, ринуться ему на помощь… Снова холодная испарина обметала лоб: можно быть дурой, но не настолько! Но тут же мелькнула другая, столь же гибельная: открыть сейчас, объяснить этим ребятам, что стреляла не она, что это спланированная подстава, хорошо спланированная… Стоп! Если так, то никто не будет ее слушать! Замолотят или сразу, или в ближайший час, чтобы она не успела посеять сомнение в головах тех, кто руководит службой охраны ныне покойного миллионера! Концы в воду, и реноме соблюдено.
Все эти мысли пронеслись в голове девушки единым мигом; в этот же миг она поняла, что противостоять нескольким вооруженным парням там, за дверью, имея крупнокалиберного «карлика» с четырьмя «маслинами», она не сможет. Не первый, так третий просеет ее из какого-нибудь «узи» в решето!
Снова короткий стук, голос озабоченного портье:
— Извините, барышня, я не могу торчать тут бесконечно.
— Ну пожалуйста, секундочку… Халат мокрый насквозь, а встречать гостя нагишом я еще не научилась… Сейчас наброшу сорочку — и пожалуйста… — продолжала Аля активизировать те самые тупые извилины незваных визитеров.
За дверью зашептались, а Аля тем временем уже подошла к балкону. Балконы тут были смежные, нужно просто перелезть перегородку, да и на этаж или два спуститься — особого акробатического искусства не требуется. Она уже собиралась сказать очередную успокаивающую фразу тем, за дверью, как увидела, как жальце замка мягко провернулась, дверь приоткрылась на длину цепочки… Девушка застыла в балконном проеме, подняла пистолет, дважды вдохнула и выдохнула, стараясь унять сердцебиение. На соревнованиях ей это всегда удавалось, и потому укладывала она «маслята» как положено: пуля в пулю.
От жесткого удара ногой цепочка сорвалась, дверь распахнулась настежь, гулко стукнувшись о стену… Что-то повелительное, запретное вспыхнуло в мозгу единым словом: «Нет!» Плавным движением Аля перевела ствол пистолета вниз и спустила курок. Грохнул выстрел, еще, еще… Дикий, нечеловеческий крик, полный боли, разорвал тишину: тому громиле, что выбил дверь, девушка прострелила коленную чашечку, чудом поборов искушение стрелять в голову. Вторая ее пуля вырвала кусок мяса из бедра другого противника, третья — смела несчастного долговязого портье к стене, обездвижив правую руку и окрасив форменный белый китель ярко-алым.
Девушка едва успела отпрянуть за бетонный выступ балкона: пули из скорострельного штурмового пистолета веером посыпались из проема двери, дробя мебель, круша стекло и хрусталь, посыпая осколками ковер. Выстрелов не было слышно, только невнятное пыхтение пистолета-автомата, снабженного хоботом хорошего глушителя. Вой раненых сопровождал пальбу. Аля затаилась. Ни о каком бегстве сейчас не может быть и речи: ей просто влепят вдогон очередь, и вся недолга.
Парень, что палил из скорострельной машинки, не отличался ни храбростью, ни рисковостью. Он расстрелял весь магазин, так и не отважившись показаться из-за косяка; но когда-то он должен это сделать! Аля ждала. У нее оставался лишь один патрон. Последний.
Боевик решился: снова затараторила приглушенными выбухами нескончаемая очередь, но на этот раз он стоял в проеме освещенной двери и самозабвенно палил в белый свет, коверкая оставшуюся нетронутой мебель и выбивая пух из подушек.
Дебил, насмотревшийся идиотских боевиков! Только там все виртуально: сотни пуль, выпущенных из скорострельной штуковины, крушат все, кроме Сталонне или Шварца — этих кусков качного мяса! Аля знала точно: пуля убивает! А у этого дурака в голове, помимо той самой «трахательной» извилины, пылятся кубометры неживой компьютерной «реальности», навеянные милями просмотренного голливудского целлулоида! Похоже, это его первое реальное боевое столкновение.
Парень прекратил, наконец, массированный и бесполезный огонь. Замер, затравленно озираясь, словно это не он вел охоту — охотились на него. Аля застыла за косяком балкона: отражение зашуганного боевика она видела в стекле полурастворенной балконной двери. Высовываться было рано: этот солдат неудачи был напряжен и нервен, как неповязанный кобель, и готов был шмальнуть на любое движение, на любой звук. Но и ей торчать тут бессмысленно!
Что бы бросить? Цветочный горшок? Стоит произвести хоть какой-то шорох, незадачливый воитель выпустит оставшиеся полрожка, вряд ли попадет, но скроется снова в коридоре, патронов у него немерено, и будет держать ее здесь, как в мышеловке, до первой подмоги. А в помощниках могут оказаться дяди вполне подготовленные, каковые и сделают ее молодое красивое тело хладным и малопривлекательным. Аля глянула на часы: четверть пятого, скоро начнет светать… «Дура!» — обругала она себя в сердцах, аккуратно сняла браслет с часами с запястья, приготовилась — и легким броском швырнула через дверь, в шкаф. Часики звонко клацнули о стенку двери, кретин с «узиком» дернулся, автомат заработал, выплевывая крохотные гильзочки, пули зацокали о полировку… Аля, держа смертоносного «черного карлика» обеими руками, в то же мгновение оказалась в проеме двери и вогнала вояке пулю в берцовую кость. Смотреть, как он отлетел с криком в сторону, и слушать его мамонтовый рев ей было уже некогда.
На мгновение она пожалела, что стреляла на поражение, а не на уничтожение: ей не прорваться через дверь, мимо серьезно раненных ребятишек, запросто способных выстрелить в спину. Ну и пес с ними! Засунув бесполезного теперь маломерка за пояс, Аля мигом перемахнула балконный парапет, повисла на руках, раскачалась, чтобы, отпустив руки, запрыгнуть на балкон этажом ниже. Ей было безумно страшно: только представить, как будешь падать спиной вниз, и душа уходит в пятки и щекочет жутким смертным холодом ступни ног… Она уже собралась отпустить руки, как почувствовала, что рукав свитера зацепился за какой-то недобитый гвоздь, и это может изменить траекторию полета так, что… А она не птица-птеродактиль и даже не кошка, чтобы маневрировать хвостом!
Девушка осталась висеть на одной руке, с силой дернула кистью второй, нитка свитера осталась висеть на том самом безымянном гвоздике, левая рука, которой она держалась за балконную перегородку, вывернулась больно и неловко, так, что выступили слезы, Аля качнулась всем телом, отчетливо понимая, что если сейчас ошибется, то новой попытки сделать не успеет, рука вывернется совсем, и она полетит вниз, в пропасть мирно почивающего курортного городка…