Сцена пятнадцатая
Баронне, г-жа Тербуш, Дидро.
Баронне, не дожидаясь ответа, входит.
Баронне. Сударь…
Дидро. Баронне, прежде чем войти, следует постучать.
Баронне. Я, сударь, так и сделал.
Дидро. Значит, надо дождаться ответа. Где тебя воспитывали? В притоне?
Баронне. Дело в том, сударь, что мне совершенно необходимо забрать вашу статью. Ее ведь еще должны набрать в типографии.
Дидро резко выпускает из своих объятий г-жу Тербуш и садится за письменный стол.
Дидро. Разумеется. Простите меня, дорогая, мне надо ускорить это дело.
Он берет лист, смотрит на него: там все перечеркнуто. Баронне глядит на Дидро с восхищением.
Баронне. Ах, господин Дидро, для вас нет ничего невозможного! Я был уверен, что вы состряпаете это за несколько минут.
Дидро (недовольно). «Состряпать» — это самое точное выражение. (Кладет листок обратно на стол.) Нет, Баронне, подожди еще немного, мне надо подумать.
Баронне (хочет схватить листок). Я уверен, что это великолепно. И потом, вы все равно не успеете добиться совершенства…
Дидро. О, что до совершенства, то мы с ним давно уже живем врозь. Нет, малыш, дай мне еще Десять минут, и я закончу статью.
Баронне. Хорошо, сударь. (Идет к выходу.) Так, значит, десять минут?
Дидро. Десять минут… конечно… (Лихорадочно скребет в затылке.) Милый друг, могу ли я отнять У вас еще десять минут?
Г-жа Тербуш. Что? Между нами еще ничего не было, а мне уже приходится вас ждать?
Дидро. Прошу вас…
Г-жа Тербуш. Это уже слишком. Ну ладно. Ради философии. Я даже согласна вернуться в прихожую и снова полюбоваться картинами, чтобы не отвлекать вас. Последний раз беру в любовники литератора.
Она выходит. В последний момент прихватывает картину Шардена, которую принесла прежде, и тщательно прикрывает за собой дверь.
Дидро (про себя, с иронией). Десять минут — это более чем достаточно, чтобы справиться с проблемой, которую никто не мог решить на протяжении тысячелетий… Бедняжка Дидро, похоже, сегодня ты влип не на шутку. Ты сделался философом, чтобы задавать себе вопросы, и вот теперь все подряд требуют от тебя ответов. Полная неразбериха! (Садится за стол, пишет.)
Сцена шестнадцатая
М-ль Гольбах, Дидро.
Едва он успел написать несколько слов, как м-ль Гольбах, тихонько приоткрыв дверь, заглядывает в комнату. Она смотрит в сторону прихожей, затем решается войти.
М-ль Гольбах. Я вам мешаю?
Дидро. Да. То есть… (Спохватывается.) Нет… вы здесь у себя…
М-ль Гольбах. Вы даже не догадываетесь, насколько вы правы: этот павильон — моя бывшая комната для игр. (Подходит к мольберту.) Госпожа Тербуш оставила картину незаконченной?
Он пытается писать и не отвечает. Она приподнимает ткань, которой завешен портрет, и смотрит на него с изумлением.
М-ль Гольбах. Это вы?
Дидро. А что, разве не похоже?
М-ль Гольбах. Не знаю, тут нарисовано все, кроме головы.
Дидро догадывается, что представляет собой набросок. Он бежит к мольберту и, изучив собственную анатомию, накидывает снова шаль на портрет. М-ль Гольбах смееется.
М-ль Гольбах. Она рисует с натуры, по памяти или из воображения?
Дидро (слегка покраснев). Послушайте, мадемуазель Гольбах, госпожа Тербуш работает так, как считает нужным, и я тоже. К тому же я должен срочно закончить статью, за которой должны прийти через несколько минут. Мне совершенно необходимо сосредоточиться, потому что мне здесь все время так мешают, что я не сумел пока что написать ни единой толковой строчки.
М-ль Гольбах. А о чем статья?
Дидро. О морали.
М-ль Гольбах. Ну, это легко!
Дидро возводит глаза к небу. Затем набрасывается на свой лист бумаги. Черкает. Девушка выносит суровое суждение.
М-ль Гольбах. Не старайтесь. Если вы, в ваши годы, не способны ответить на такой простой вопрос за полминуты, значит, этот сюжет не для вас. И ничего у вас не получится, хоть за десять минут, хоть за три часа, хоть за полгода.
Дидро. Послушайте, я уже написал три тысячи страниц для «Энциклопедии», и я нахожу вас чуть более категоричной, чем это подобает невежественному существу двадцати лет от роду!
Дидро продолжает писать. В прихожей опять что-то падает.
Дидро (машинально). Что это?
М-ль Гольбах быстро приоткрывает дверь, заглядывает в прихожую и быстро захлопывает дверь снова.
М-ль Гольбах. Ничего, это кошка.
Дидро. Кошка?
Пауза. Он осознает комизм ситуации и беззвучно смеется.
М-ль Гольбах. Я сказала что-нибудь смешное?
Дидро (пытаясь обуздать свое веселье). Нет, нет, просто я подумал, что в конечном счете… жизнь прекрасна.
М-ль Гольбах (решительно). Мне нестерпимо думать, что вы теряете время с госпожой Тербуш.
Дидро (опомнившись). При чем тут это?
М-ль Гольбах. Ни при чем, просто я хотела вам это сказать. Почему это только вам можно выбирать тему для разговора? (С силой.) Ненавижу эту госпожу Тербуш, просто не выношу ее прусский выговор!
Дидро заслоняет собою дверь прихожей, словно желая помешать г-же Тербуш слышать этот разговор.
М-ль Гольбах. Она кидается на мужчин, как муха на варенье. Я уверена, что она пыталась затащить вас на эту софу.
Дидро. Допустим, и что дальше? Если нам это нравится…
М-ль Гольбах. И я уверена, что вы думаете, будто это вы сделали первые шаги, хотя это она все подстроила. (Он не отвечает.) Берегитесь! Наверняка ей что-нибудь от вас нужно.
Дидро (решает пренебречь этим замечанием). Конечно… Само собой… спасибо за ваши советы.
М-ль Гольбах. Предупреждаю, она вас точно обведет вокруг пальца!
Дидро. Ладно, ладно, малышка, не растрачивайте сокровища вашего красноречия. Я неплохо знаю женщин.
М-ль Гольбах. Вы их вовсе не знаете. В этом, кстати, ваша прелесть. Как только вас видишь, сразу думаешь: «Он такой милый, его наверняка будет легко окрутить!»
Дидро. Помилосердствуйте!…
М-ль Гольбах. Вы не можете ухаживать за госпожой Тербуш, она слишком уродлива!
Сильный шум в прихожей. Очевидно, г-жа Тербуш слушает и выражает свою ярость.
Дидро. Это кошка!
М-ль Гольбах. Конечно! (Снова за свое.) Вообще-то, ее следует не столько бранить, сколько жалеть.
Дидро. Почему?
М-ль Гольбах. Возраст. (Пауза.) От этого бедствия никуда не денешься.
Дидро. Возраст справедлив, он не щадит никого.
М-ль Гольбах. Ах нет! (Кокетливо устремляется к нему.) Время более милосердно к мужчинам. Немного снега в волосах, чуть меньше резкости в чертах лица, больше плавности в жестах, и офорт превращается в акварель, а мне так нравится акварель! А вот женщины… Женщины предназначены для Удовольствия мужчин, и когда мужчина больше не находит в них удовольствия, все для них потеряно. Разве нет?
Дидро предусмотрительно запирает дверь прихожей на ключ. Так он чувствует себя в большей безопасности.
Дидро. Далеко не все лица теряют свою привлекательность.
М-ль Гольбах. Про нее-то этого не скажешь.
Г-жа Тербуш появляется в слуховом окошке и заглядывает в комнату.
М-ль Гольбах. Ее лицо никогда не остается без движения, она его все время принуждает что-то изображать, и правильно делает: если ее лицо хоть на миг остановится, все потускнеет, обвиснет: глаза, щеки, рот. (Подходит к Дидро, льстивая, чарующая. Дидро, заметив г-жу Тербуш, отводит м-лъ Гольбах в ту часть комнаты, где г-жа Тербуш не может их видеть.) В то время как она суетится и лжет, вы идете к своей истине, голова у вас обнажена, лес морщинок рассказывает вашу историю, длинная борода придаст вашему лицу еще больше значительности; вас никто не сломит, под потемневшей и морщинистой кожей вы сохраните твердые и могучие мускулы.
Г-жа Тербуш исчезает из «бычьего глаза» и вновь шумит.
Дидро. Это кошка скребется!
М-ль Гольбах (увлекшись). У женщин все увядает, дряхлеет. Женщина прекрасна в восемнадцать лет потому, что у нее много плоти и мелкая кость, и по той же причине все пропорции, которые создают красоту, так быстро пропадают…
Дидро. Будет, будет! Вас послушать — можно подумать, что вы никогда нигде не бываете. Разве вы не видели жену Гельвеция?
М-ль Гольбах. Жена Гельвеция пожилая и некрасивая. Просто она хоть и пожилая, но кажется молодой.
Он не может удержаться от смеха.
Дидро. Не очень-то вы милосердны!
М-ль Гольбах. С какой стати мне быть милосердной: мне двадцать лет!