Она спрашивает “кто там?” прямо как бабушка из “Красной Шапочки”, и я сразу признаюсь, что это злой серый волк.
Она, не теряя больше времени, открывает дверь с риском для своей жизни, и я проскальзываю в ее комнату.
Маленькая богиня обвязала волосы милой синей ленточкой в стиле королевы Мэри и сменила рабочую одежду "на пижаму в полосочку, брюки которой оставляют обнаженными ее щиколотки, а куртка достаточно широка, чтобы под нее могла забраться рука мужчины.
Изящный шелковый абажур рассеивает оранжевый свет.
Я замечаю на столе бутылку черносмородинного ликера и два маленьких стакана.
— У вас очаровательная комната, — хвалю я. — Спорю, она в этом доме единственная пригодная для жилья.
— Конечно. Я обустроила ее, как могла, подручными средствами…
— Старик запрещает вам жить в городе?
— Он очень осторожен и хочет, чтобы все были у него под рукой.
Она показывает мне на внутренний телефон, стоящий у изголовья ее кровати.
— Представляете? Он иногда вызывает меня среди ночи, чтобы снимать копии с записей.
Я навостряю уши на манер пса Плуто из мультиков.
— Записей, относящихся к его работе?
— Точнее, к работе его помощников…
Разговаривая, она наполняет оба стаканчика ликером. Сказать по правде, я бы предпочел виски, но, как любит говорить моя славная матушка Фелиси, дареному коню в зубы не смотрят.
Мартин указывает мне на стул, обитый гранатовым бархатом. Прямо скамеечка для молитв. Хочется скорее опуститься на него коленями, чем садиться.
Я беру книгу, которую она положила на сиденье, и пристраиваю на него в качестве компенсации свой зад.
Смотрю на название книги: “Загадка Жанны д'Арк”. Серьезное чтение. Неужели я нарвался на интеллектуалку? Только этого мне не хватало! Стоит нормальной женщине прочитать “Эмиля”, как она воображает себя знатоком литературы и начинает вас доставать Паскалем (которому, между нами говоря, лучше было бы держать свои мысли при себе) и целой шайкой умников, которые утомляли людям мозги, вместо того чтобы писать развлекательные книжки типа “Я прошла своим путем, или Мемуары слабительной свечи”…
— Как, — говорю я, показывая на жизнеописание Жанны д'Арк, — вы интересуетесь славными страницами истории?
— Нет, что вы! Эта книжка лежала здесь. А я не могла продвинуться дальше пятнадцатой страницы! Ну слава богу!
— Поучительная жизнь нашей национальной святой вас не привлекает?
— Да, в кино, и то если фильм сняли американцы. Эта белокурая киска нравится мне все больше и больше. Готов поспорить на собачку ружья против щенка моей собачки, что мы быстро станем с ней близкими друзьями.
— Лично я, — говорю, — знаю о ней только то, что она была девственницей и хорошо горела…
— Интересно, как это она осталась девственницей среди стольких солдат?
— А вы среди ваших ученых?
Она хохочет резким безумным смехом.
— Вы видели их морды?
— Да, мрачноваты. А как они в плане дружбы?
— Пфф, считай никак… Они думают только о своей работе.
— Неужели ни один из пяти не пытался за вами ухаживать хоть немножко?
— Как же, толстяк Бертье пожирает меня глазами, но дальше не идет.
— А куда он может пойти со своим брюхом в вице мяча для регби?.. А они работают по ночам?
— Редко. Иногда старик объявляет общий аврал, когда сделает новый шаг в своих исследованиях…
— Кстати, а в чем конкретно заключаются его исследования?
Я незаметно наблюдаю за ней с невинной физиономией. Она издает губами неблагозвучный звук.
— Понятия не имею! Все окружено страшной тайной! Это может быть что угодно, он нем как могила…
— А остальные знают?
— Если и знают, то мне об этом не говорили… Продолжать нет смысла. Или она действительно ничего не знает об открытии Тибодена, или достаточно умна, чтобы помалкивать.
Поскольку других срочных дел у меня нет, я беру ее за крылышко и приглашаю сесть ко мне на колени. Она делает это мягко и не ломаясь обвивает мою шею руками. Я бы не хотел продолжать радиорепортаж дальше границ, определенных приличием, но все же скажу, что, когда часы начинают бить полночь, я знаю наизусть все изгибы ее тела, все ее реакции, то, как она зовет свою мамочку, то, как просит ее не беспокоиться, нежность и бархатистость ее кожи, все ее умения, ее пассивность и ее требовательность, ее цепкость и сообразительность, а также ее деликатную манеру ощипывать маргаритку, ухаживать за боярышником на ветке и собирать пальцы ноги в букет фиалок.
Глава 5
Когда она пришла в себя, а я надел брюки, мы обмениваемся несколькими поцелуями и возобновляем беседу.
Маленький сеанс чик-чирика нас утомил и осчастливил Лично я нами доволен. Еще немного, и я ущипну себя за ухо, чтобы сказать себе это. Не знаю, как вы устроены. Может, у вас в трусах один знак вопроса, но каждый раз, сразу после того, как я вернул свой долг особе диаметрально противоположного моему пола, я чувствую себя превосходно. Я как будто оправдал свое существование в глазах творца…
Я протягиваю руку к бутылке ликера.
— Ты позволишь, нежная моя? Она запечатлевает на моей груди влажный поцелуй, от которого по моему хребту идет приятный разряд тока.
— Ты здесь у себя, — говорит она. Я пью прямо из горла, потом заливаю себе в глотку стакан чистой воды, чтобы смыть этот сироп.
— Скажи, Мартин, тебе не кажется, что нам вдвоем было отлично?
— Чудесно, — соглашается она. — Я никогда не испытывала такого наслаждения, мой волк!
Это “мой волк” заставляет меня внутренне закипеть. Я терпеть не могу любовные прозвища. Стоит девице назвать меня “лапочка”, “дурашка” или “зайчик”, как у меня сразу возникает желание двинуть ей по морде; что вы хотите, это чисто физическое отвращение. Ненавижу сюсюканье. О любви не говорят, ею занимаются.
— Пфф, — говорю, — тебе не кажется, что ночь душная? Мне хочется прогуляться по воздуху…
— Значит, ты подвергнешься допросу ночного сторожа. Он не может выносить, чтобы кто-то выходил на воздух после отбоя.
— Не волнуйся, я скажу ему пару слов… Я уже выхожу, когда мне в голову приходит один вопрос.
— А чьи машины стоят у входа?
— Помощников старика и его тоже.
— Они никогда не выезжают ночью из поместья?
— Нет, они уезжают только на уик-энд, как и я…
— Наверное, в Париж и его окрестности?
Не желая продолжать допрос после чудесных мгновений, которыми мы только что наслаждались, я покидаю ее после последнего поцелуя, от которого перехватило бы дыхание даже у специалиста по подводной охоте.
Ночной сторож — не туфтовый часовой. Как тихо я ни шел, мое появление заставляет его вскочить с раскладушки.
Он направляет мне в портрет луч великолепного электрического фонаря.
— Стой, кто идет? — спрашивает он, следуя доброй традиции.
— Опустите ваш фонарь, старина, — отвечаю я. —У меня от него отслоится сетчатка…
Но он не подчиняется. Он встает и включает верхний свет. Его настороженный взгляд неласково меряет меня.
— Вы куда?
— Хочу прогуляться по парку. В моей каморке два квадратных метра, мне приходится открывать дверь, чтобы надеть пиджак… А мне просто необходим кислород, чтобы выжить.
Моя трепотня не производит на него впечатления У этого типа засохшая фига вместо мозгов.
На всякий случай он смеется, потому что видел это в голливудских фильмах.
— Знаете, здесь исследовательская лаборатория, а не место для прогулок.
— Вы хотите сказать, что я, ассистент профессора Тибодена, не имею права пройтись по парку?
— Я могу сказать, что меня поставили сюда смотреть, чтобы все было в порядке.