Подсовывают ребус в таком духе: “Одна фара у меня вставная, я легавый и стреляю с бедра, кто я?"
И что, Матиас начинает гоготать до того, как вы закончили сообщение, и утверждает:
"Вы — Альберт, Бархатный язык”. И это так! Настоящий божий дар! Если бы Джентльмены с Большой Дороги знали об этом, они бы приползли на коленях, чтобы предложить ему пару лимонов с дерева своей Удачи.
Однажды, я уже не помню, кто из убт (я ведь не обладаю памятью моего подчиненного) сказал в его присутствии, что он разыскивает одного не установленного типа, о котором знает только, что тот на десерт в ресторане съедает йогурт. Матиас пожал плечами и пробормотал: “Тогда это может быть только Кемаль из Анкары”. Самое потрясное, будущее показало, что он был прав.
Сейчас он косится на оба удостоверения с неопределенной улыбкой на лице.
— Позвольте мне задать вам один вопрос, мсье комиссар? — бормочет он.
— Валяй!
— Это что, шутка?
— Почему?
— Ну ладно, вы что, не узнаете ее?
Этот сукин сын, чего доброго, заставит меня комплексовать.
— Нет, — сухо говорю я.
Матиас пододвигает карточки к Пино.
— А ты?
Пинюш прилаживает на извилистом носу ущербные очки, у которых не хватает дужки и одного стекла.
— Неужели это?
Я задерживаю дыхание. Он, наоборот, вздыхает очень глубоко.
— Девушка, которая…
— Горячо! — одобряет Матиас.
— Девушка, которая получила Гран При фестиваля Дисков в Довиле за песню, кажется, она называлась “Хватит хитрить, моя любовь”?
— Какой кретин! — делает заключение Матиас. — Боже милостивый, как недоразвита ваша зрительная память.
Понимая, что тем самым он и меня включает в это множественное число, а мне это может показаться странным, Матиас уточняет.
— Извини, что я тебе выкаю, Пино, но откровенно… Бравый парень покраснел, а если вы будете знать, что и в нормальном состоянии он уже похож на паяльник в действии, то сможете представить себе силу его смущения.
— Вместо того чтобы строить из себя беременного сфинкса, ты бы лучше рожал, — отчитывает его преподобный Пинюш, осаживая свои очкидля-кривого-с-одним-ухом — Вы не узнаете Грету из Гамбурга?
От этой фразы у меня перехватило дыхание, слюнные железы застревают в глотке, а поджелудочная железа открывается вниз.
— Не-е-т… — блею я.
— Почему нет?
— Она была блондинкой!
— Она перекрасилась!
— У нее не было такого носа!
— Она пошла к Клауэ!
— Она не была такой юной!
— Самообман: она казалась старше из-за носа, да и самой Грете всего двадцать лет!
Матиас встает и поднимается на лестницу, скользящую по рельсу, вделанному в верхней части стены. Он открывает металлический ящик, копается в нем и спускается, держа в руке досье на Грету.
Только сравнив фотографию из досье с теми, что украшают оба удостоверения, можно по достоинству оценить качество опознания.
Действительно, нужно иметь фотоэлемент в шарах, чтобы обнаружить обман. Прекрасная работенка!
Я читаю справку, посвященную Грете Конрад. Приятное уголовное прошлое, уверяю вас, вот оно вкратце.
Грета была дочерью нацистского палача, укрывшегося в Аргентине после разгрома Германии. Его жена загнулась при бомбардировке, а ему с маленькой дочерью удалось смыться. Он поселился в Буэнос-Айресе, и ничего не известно о том, как он прожил там эти восемь лет. Когда он умер, его дочери исполнилось пятнадцать, а выглядела она на все восемнадцать. Она вернулась в Европу и прожила несколько месяцев у одной из своих теток в Гамбурге. Однако по натуре она была искательницей приключений и в одно прекрасное утро собрала свои манатки. Приехав в Панаму, стала танцовщицей в одном малогабаритном ночном кабаке, отсюда и ее псевдоним — Грета из Гамбурга. Она была замешана в какой-то аморальной истории, которая благополучно закончилась за отсутствием состава преступлений. После чего ее след на некоторое время пропадает.
По-настоящему она заставляет говорить о себе в Берне, где преступной рукой был совершен поджог посольства Соединенных Штатов. Расследование показало, что Грета проникла в здание посольства за два часа до начала пожара. За отсутствием улик ее отпустили. Спустя три месяца она объявляется в Роттердаме. Здесь загорается крупное американское грузовое судно.
За два дня до этого Грета покорила сердце старпома корабля. Когда полиция заявилась в отель, ее уже и след простыл. Потом следует взрыв бомбы в штатовском самолете, который обеспечивал связь с Берлином, позже — еще попытка поджога в генеральном консульстве в Афинах… И каждый раз дознание будет обнаруживать поблизости присутствие Греты и ни разу не удастся ее задержать. Вся полиция Запада разыскивает ее, но тщетно! И вдруг, вот она только что отдала концы под колесами поезда Париж — Ренн, куда ее спровадила рука убийцы. Странная судьба.
Я возвращаю досье Матиасу.
— Спасибо. Ты можешь дописать и подчеркнуть следующее блестящее добавление: Грета дала дуба сегодня утром.
— Не может быть.
Я ввожу его в курс наших железнодорожных периферий (как бы сказал Берю).
— Неужели теперь мы никогда не узнаем, на кого и с кем работала эта девушка? — спрашиваю я.
— Никогда.
— Подожди, я сейчас опишу тебе одного типа, а ты мне скажешь, не напомнил ли он тебе кого-нибудь. Это малый лет пятидесяти, скромно одетый. У него седые, почти белые волосы, довольно крупный нос, глубоко посаженные глаза. Он говорит по-французски без малейшего акцента.
Я вспоминаю еще детали, чтобы дополнить портрет неизвестного, который пустил в действие стоп-кран, ничего больше не идет на ум, и я удовлетворяюсь тем, что мой бархатный взгляд превращается в двойной вопросительный знак. Матиас размышляет.
— Минута пошла, — говорю я ему, как господа массовики-затейники с телевидения.
Он не сечет юмор и щелкает языком. Тут влезает Пино, который мешает картишки.
— Сан-Антонио, ты знаешь этот фокус?.. Смотри, ты выбираешь одну карту, любую…
— А потом я нахожу ее в кармане-пистоне твоих трусов? Это, пожалуйста, без меня…
Матиас отбирает несколько досье и показывает мне.
— Это Фюльбер из Ниццы? Я секу на фото.
— Нет.
— Макс-Молодой?
— Тоже нет.
— Тогда остаются только Жан Пасс и Демайор… И на последних двух антропометрических изображениях я не узнаю моего дергателя рукоятки.
— Не представляю, кого вы имеете в виду, мсье комиссар.
— Очень плохо, — бросаю я. — Придется действовать иначе. А пока сообщи америкашкам добрую весть: Грета из Гамбурга сыграла в ящик, она больше не будет баловаться с огнем!
Глава 4
Что называется, взять след
Я собираюсь покинуть хижину Прийди Котик, когда у меня появляется шальная мысль. Спрашиваю дежурного, ажана Глазаста, доброго уравновешенного толстяка со взором скромницы:
— Ты не видел этого подлеца Берюрье?
— Он заправляется! — отвечает объемистый представитель порядка, указывая на пивную напротив.
Втянув башку в плечи, бикоз оф начавшегося мелкого дождя, я гоню туда.
Здоровяк действительно там. Не один, а в компании с монументальным в два этажа блюдом шукрута. Он атакует его своими вставными штыками и как раз к этой минуте заложил в хлебало горячую сосиску, которая заметно улучшила его дикцию.
Толстый приступает одновременно к трем действиям. Он пытается жевать эту самую сосиску — раз, глотая ее, дует, чтобы остудить, двас; наконец, претендует на то, что разговаривает со мной — три-с.
— Яооенаок! — говорит он. Что я перевожу как: “Я голоден как волк”. Должен сознаться, что и я с удовольствием съем порцию. Делаю заказ официантке, очаровательной усачке с мохнатыми ногами и бровями, которая могла бы стать мисс велосипедный тур Шесть дней, если бы не косила так и не имела горба на спине.