Шума не было, чурка стояла на травке, и завалились мы молча, самым громким звуком было соприкосновение лба с коленом. Оказавшись на земле, я первым делом перевернулась на спину и уставилась на окна. Любимый проделал то же самое. Встретившись с ним взглядом, я поняла, что выиграла.
Ефим сидел на моей кровати, наблюдая за сборами, я бесшумно носилась по комнате, заталкивая в сумку самое необходимое, все-таки не ближний свет, всякое может случиться. Однако самое сложное было впереди, я собиралась взять ключи от Стасовой «девятки», обычно они лежали на полке в горнице, но если он их вдруг убрал, придется идти к нему в комнату. О таком варианте даже думать не хотелось, и Ефиму я об этом ничего не сказала. Пока собирала вещи, мучительно размышляла, не оставить ли бабке и Стасу записку, но мысль о том, что кто-то посторонний может узнать, куда мы направились, останавливала. Когда собралась, подошла к двери и осторожно выглянула. В горнице было темно и тихо, я тенью скользнула к полке, чувствуя, что от волнения сердце перестало работать вовсе. Я протянула руку и замерла, прислушиваясь, потом пошарила в стеклянной вазочке, тихо звякнув, ключи сами очутились в ладони. Вернувшись в комнату, я гордо продемонстрировала результат своих усилий. Ефим кивнул и поднялся; направляясь очередной раз к окну, я оглянулась назад и почему-то вздохнула.
Сарай у бабки не запирался. Открыв двери, я на ощупь отыскала выключатель и зажгла свет.
— Выключи, — зашипел Ефим.
— Из дома не видно, — возразила я, но он повторил:
— Выключи, кому сказал! Из дома не видно, зато с улицы видно. Дверь в машине открой, этого вполне достаточно. — Он подошел ближе и пробормотал:
— Надо глянуть, неплохо было бы ее отсюда накатом вытолкнуть, чтобы не шуметь.
Я послушалась, открыла дверцу и уселась на водительское место, а машина почему-то качнулась. Ефим тем временем внимательно ее разглядывал, особенно вмятины, которыми так некстати украсил машину Стас.
Ему что-то не нравилось, он хмурился, потом долго разглядывал номера и качал головой. Как я ни старалась, но все-таки нервничала — и чего он возится, не ровен час Стас проснется. Налюбовавшись наконец на номера, Ефим обошел машину, поднял глаза и поманил меня пальцем. Я торопливо вылезла и, подойдя, растерянно ойкнула. Заднего колеса у «жигуля» не было, он по-прежнему был на домкрате. Мало того, колеса не наблюдалось вообще, куда его дел Стас, я понятия не имела.
Сунулась в багажник и развела руками. Пусто. Все еще не веря в неудачу, я пошарила по сараю, но ничего не нашла.
— В этой машине, пожалуй, далеко не уедешь, — буркнул Ефим, я виновато кивнула, лихорадочно скрипя мозгами.
— Послушай, плевать на «жигуленок», поедем на твоей… Главное из области выбраться, а там разберемся.
Грунтовками ночью, конечно, быстро не проедешь, зато безопасно… Поедем! Где твой «мерс»?
Однако Ефим не торопился отвечать, монотонно постукивая ногой по полу, он смотрел в одну точку, словно меня и не было. Тут я толкнула его в плечо и отчеканила:
— Или ты берешь меня с собой, или я сейчас так заору, что сюда вся деревня сбежится…
— Это называется шантаж, — он вздохнул.
— Точно, — подтвердила я, бросая ключи на переднее сиденье, — пошли, шантажируемый…
Если бы меня попросили угадать, куда в нашей деревне можно спрятать «Мерседес», чтобы никто его не нашел, я сроду бы не отгадала. Ефим же особо не мудрил, загнав машину в старую конюшню возле речки. Конюшня преспокойно разваливалась уже не первый год и так примелькалась жителям, что как строение ее давно не воспринимали.
— Здорово, — сказала я, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье, — это, оказывается, теперь не конюшня, а гараж.
А почему ты ее у друга во дворе не ставил, все надежнее, чем за гнилой калиткой?
Ефим покосился и неохотно пояснил:
— Машина всегда должна быть под рукой. И чтоб никого не дергать, если отъехать надо.
Я задумалась над его ответом, и язык у меня просто чесался спросить, не Ефим ли подъехал в ту жуткую ночку к дому Савченко. И силуэт машины похож, и повадка та же — мы почти бесшумно выкатывались без габаритов. Но вскоре я отвлеклась от своих мыслей, потому что заметила, как нервничает Ефим: губы сжаты, и глаза-щелки так смотрят, что прямо страх берет. Я помимо воли стала косить по сторонам, нервно сжимая кулаки, хотя толком и не понимала, что может случиться. И кто теперь стал нашим врагом, надеюсь, у Ефима будет время меня просветить.
Меж тем мы медленно объехали Горелки вдоль реки.
Чтобы попасть на шоссе, необходимо было проехать по улице Миляева, она выходит к окраине на грунтовку, а там, через поля, еще около километра. Ехать ночью без света через ржаные поля — то еще занятие, мы едва двигались, словно пробираясь на ощупь. Я тщетно пыталась разглядеть что-нибудь впереди, дорога, так же, как и шоссе, была пуста, но Ефим вдруг в сердцах ударил по рулю и выругался:
— Черт!
Оглянувшись назад, я увидела фары автомобиля, выруливавшего из Горелок на грунтовку; в отличие от нас сидящие в ней не прятались и не осторожничали. Машина резво вылетела на дорогу, лучи света то пропадали на мгновение, то дрожащими столбами врывались в черную ночную бездну. Решив, вероятно, не выяснять, кто же находится за рулем, Ефим врубил фары и нажал на газ.
«Мерседес» рванул вперед, словно только и ждал этого мгновения. Мужественно пережидая горячую волну страха, я защелкнула ремень безопасности и закрыла глаза. Выехав на асфальт, который, надо признаться, изобиловал многочисленными колдобинами, и не обращая на них никакого внимания, мы полетели в сторону города. Ефим молчал, изредка бросая быстрые взгляды в зеркало заднего вида, подпрыгивая на очередной кочке, я с тоской думала о том, чем все это может закончиться.
Вскоре шоссе нырнет в лес. Робко мечтая в душе, чтобы любимый хоть чуть-чуть сбросил скорость, я снова оглянулась. Дорога здесь делала поворот и уходила вверх. Через мгновение я увидела то, что хотела. Выехавшая вслед за нами машина неслась на предельной скорости, и, если только за рулем не сидел сумасшедший, было очевидно, что это по нашу душу.
— Это за нами? — не выдержала я в конце концов, Ефим кивнул. — А кто это?
— Не знаю, — процедил он сквозь зубы, и я сообразила, что беседовать он не настроен вовсе. Однако обстоятельства вынуждали, и, если только Ефим не собирался лететь подобным образом до самой Москвы, пора было вмешаться.
— Через четыре километра левый поворот, метров пятьдесят после моста… Мостик дохленький, на такой скорости… И вообще, сейчас дорога петлять начнет…
Не думаю, что Ефим ко мне особенно прислушивался, он и сам все видел, не сбросить скорость здесь было нельзя. Мне сильно полегчало, тем более машины сзади видно не было, наверное, тягаться с «Мерседесом» было сложновато.
— Пока оторвались, — бросил Ефим сквозь зубы, — но как приклеился, собака, как репей…
Я вглядывалась в окно. Как я и предполагала, погодка вскоре дала о себе знать, небо обложило полностью, и начал накрапывать дождь. Дождь в подобных обстоятельствах дополнение крайне неприятное, но я утешала себя мыслью, что мы сумеем оторваться от преследователей и свернем с шоссе раньше, чем они сообразят, в чем дело. Сейчас мы снова окажемся на открытой местности и увидим слева огни города. Дорога здесь проходит по равнине километра три, потом снова начинается лес, перед самым лесом — мост. Если мы успеем добраться до моста до того, как та машина покажется на равнине, то гонку мы выиграли. Ни один умник не догадается, что мы уйдем на проселочную дорогу.