На лестнице мы еще раз поцеловались, и, когда я крикнул консьержке, чтобы она потянула шнур, она что-то проворчала за дверью. Я поднялся к себе и смотрел в открытое окно, как Брет подходит к большому лимузину, дожидавшемуся у края тротуара под дуговым фонарем. Она вошла, и машина тронулась. Я отвернулся от окна. На столе стоял пустой стакан и стакан, наполовину наполненный коньяком с содовой. Я вынес их оба на кухню и вылил коньяк в раковину. Я погасил газ в столовой, сбросил туфли, сидя на постели, и лег. Вот какая она, Брет, - и о ней-то я плакал. Потом я вспомнил, как она только что шла по улице и как села в машину, и, конечно, спустя две минуты мне уже опять стало скверно. Ужасно легко быть бесчувственным днем, а вот ночью - это совсем другое дело.
5
Утром я спустился по бульвару Сен-Мишель до улицы Суфло и выпил кофе с бриошами. Утро выдалось чудесное. Конские каштаны Люксембургского сада были в цвету. Чувствовалась приятная утренняя свежесть перед жарким днем. Я прочел газеты за кофе и выкурил сигарету. Цветочницы приходили с рынка и раскладывали свой дневной запас товара. Студенты шли мимо, кто в юридический институт, кто в Сорбонну. По бульвару сновали трамваи и люди, спешащие на работу. Я сел в автобус и доехал до церкви Мадлен, стоя на задней площадке. От церкви Мадлен я прошел по бульвару Капуцинов до Оперы, а оттуда в свою редакцию. Я прошел мимо продавца прыгающих лягушек и продавца игрушечных боксеров. Я шагнул в сторону, чтобы не наступить на нитки, посредством которых его помощница приводила боксеров в движение. Она стояла отвернувшись, держа нитки в сложенных руках. Продавец уговаривал двух туристов купить игрушку. Еще три туриста остановились и смотрели. Я шел следом за человеком, который толкал перед собою каток, печатая влажными буквами слово CINZANO на тротуаре. По всей улице люди спешили на работу. Приятно было идти на работу. Я пересек авеню Оперы и свернул к своей редакции.
Поднявшись к себе, я прочел французские утренние газеты, покурил, а потом сел за машинку и усердно проработал все утро. В одиннадцать часов я взял такси и поехал на Кэ-д'Орсей, вошел в министерство и просидел там с полчаса вместе с десятком корреспондентов, слушая, как представитель министерства иностранных дел, молодой дипломат в роговых очках, говорит и отвечает на вопросы. Председатель кабинета министров уехал в Лион, где он должен был выступить с речью, или, вернее, он уже находится на обратном пути. Несколько человек задавали вопросы, чтобы послушать самих себя, а кое-кто из представителей телеграфных агентств задавал вопросы, чтобы услышать ответы. Новостей не было. Из министерства я поехал в одном такси с Уолси и Крамом.
- Что вы делаете по вечерам, Джейк? - спросил Крам. - Вас нигде не видно.
- Я бываю в Латинском квартале.
- Как-нибудь соберусь туда. В кафе "Динго". Ведь там самое веселье?
- Да. Или в новом, в "Селекте".
- Я сколько раз собирался, - сказал Крам. - Но ведь вы знаете, когда у тебя жена и дети...
- В теннис играете? - спросил Уолси.
- Нет, - сказал Крам. - Можно сказать, что в этом году совсем не играл. Мне хотелось как-нибудь вырваться, но по воскресеньям всегда дождь, да и "орты страшно переполнены.
- Англичане не работают по субботам, - сказал Уолси.
- Везет им, подлецам, - сказал Крам. - Ну погодите. Не вечно же я буду журналистом. Будет и у меня время ездить за город.
- Вот что лучше всего - жить за городом и иметь свою машину.
- Я подумываю купить себе машину в будущем году.
Я постучал в стекло. Шофер затормозил.
- Я уже дома, - сказал я. - Зайдите, выпьем по стаканчику.
- Спасибо, - сказал Крам.
Уолси покачал головой.
- Мне нужно обработать, что он там наговорил сегодня.
Я сунул два франка в руку Крама.
- Вы с ума сошли, Джейк, - сказал он. - Я заплачу.
- Так это же за счет редакции.
- Бросьте. Платить буду я.
Я помахал им на прощание. Крам высунул голову.
- В среду увидимся, за завтраком.
- Непременно.
Я в лифте поднялся в редакцию. Роберт Кон ждал меня.
- Хэлло, Джейк, - сказал он, - завтракать пойдем?
- Пойдем. Я только посмотрю, нет ли чего срочного.
- Где будем завтракать?
- Все равно. - Я осматривал свой письменный стол. - А вы где хотите завтракать?
- Может быть, к Ветцелю? Там хорошие закуски.
В ресторане мы заказали закуски и пиво. Официант принес пиво в высоких глиняных кружках - пиво было очень холодное, и на стенках выступили бусинки. Подали с десяток разных закусок.
- Весело вам было вчера? - спросил я.
- Нет. Не очень.
- Как пишется?
- Плохо. Не двигается у меня вторая книга.
- У всех так бывает.
- Я знаю. Но все-таки это меня мучает.
- А Южная Америка? Не забыли еще?
- Нет, не забыл.
- За чем же дело стало?
- Фрэнсис.
- Так возьмите ее с собой, - сказал я.
- Она не захочет. Это не для нее. Ей нужно большое общество.
- Тогда пошлите ее к черту.
- Не могу. У меня все-таки есть обязательства по отношению к ней.
Он отодвинул тарелку с нарезанными огурцами и взял маринованной селедки.
- Скажите, Джейк, что вы знаете о леди Брет Эшли?
- Леди Эшли - ее фамилия. Брет - имя. Она очень милая женщина, - сказал я. - Разводится с мужем и собирается выйти за Майкла Кэмпбелла. Он сейчас в Шотландии. А что?
- Она необыкновенно интересная женщина.
- Не правда ли?
- В ней есть что-то такое, какая-то особая утонченность. Мне кажется, она очень чуткий и прямой человек.
- Она очень милая.
- Я не знаю, как вам объяснить, - сказал Кон. - Вероятно, это порода.
- Я вижу, она вам очень нравится.
- Очень. Мне даже кажется, что я влюблен в нее.
- Она пьяница, - сказал я. - Она влюблена в Майкла Кэмпбелла и собирается за него замуж. У него со временем будет куча денег.
- Не верю, что она за него выйдет.
- Почему?
- Не знаю. Просто так, не верю. Вы давно ее знаете?
- Да, - сказал я. - Она была сестрой в госпитале, в котором я лежал во время войны.
- Она же совсем девочкой была, наверно?
- Ей сейчас тридцать четыре года.
- Когда она вышла за Эшли?
- Во время войны. Ее возлюбленный как раз окочурился от дизентерии.
- Почему вы таким тоном говорите?
- Виноват. Я нечаянно. Я просто хотел изложить вам факты.
- Не верю, чтобы она вышла за кого-нибудь не по любви.
- Однако она это сделала дважды, - сказал я.
- Не верю.
- Так зачем же вы задаете мне дурацкие вопросы, - сказал я, - если вам не нравятся ответы?
- Я вас об этом не спрашивал.
- Вы просили сказать вам, что я знаю о Брет Эшли.
- Я не просил вас оскорблять ее.
- А ну вас к черту.
Он встал из-за стола с побелевшим лицом и стоял, белый и злой, позади тарелочек с закусками.
- Сядьте, - сказал я. - Не валяйте дурака.
- Возьмите свои слова обратно.
- Бросьте, что мы, приготовишки, что ли?
- Возьмите свои слова обратно.
- Хорошо. Все что угодно. Я в жизни не слыхал о Брет Эшли. Теперь вы удовлетворены?
- Нет. Не это. Вы послали меня к черту.
- О, не ходите к черту, - сказал я. - Сидите здесь. Мы только что начали завтракать.
Кон улыбнулся и сел. Он, видимо, был рад, что можно сесть. Что бы он, в самом деле, стал делать, если б он не сел?
- Вы такие ужасно обидные вещи говорите, Джейк.
- Не сердитесь. У меня уж такой гадкий язык. Когда я говорю гадости, я совсем этого не думаю.
- Я знаю, - сказал Кон. - Вы же, можно сказать, мой лучший друг, Джейк.
Вот те на, подумал я.
- Забудьте, что я сказал, - проговорил я вслух. - Не сердитесь.
- Ладно. Все хорошо. Мне просто в ту минуту стало обидно.
- Вот и отлично. Давайте закажем еще что-нибудь.
Покончив с завтраком, мы пошли в "Кафе де ла Пэ" и выпили кофе. Я чувствовал, что Кону хочется еще раз заговорить о Брет, но я не поддавался.