- Я говорю не о той смелости, которая нужна, чтобы пустить в человека пулю. Я имею в виду другую смелость...
- Другую?
- Мундиньо Фалкан в Ильеусе без году неделя, как сказал Амансио. А посмотрите, сколько он уже сделал. Проложил проспект на набережной - в успех этого дела никто не верил, а оно оказалось выгодным и послужило к украшению города. Привез первые грузовики, без него не стала бы выходить "Диарио де Ильеус", не было бы и клуба "Прогресс".
- Говорят, кроме того, он дал взаймы Якову и Моасиру на открытие автобусной линии...
- Я того же мнения, что и доктор, - сказал капитан, прежде хранивший молчание. - Именно в таких людях мы и нуждаемся... в людях, понимающих, что такое прогресс, и содействующих ему.
Они дошли до причала, где встретили Ньо Гало, чиновника податного бюро, обладавшего гнусавым голог сом. Это был типичный представитель богемы, обязав тельный участник всех сборищ и неисправимый антиклерикал.
- Привет благородной компании! - Он стал пожимать руки и тут же сообщил: - До смерти хочу спать, я всю ночь почти не сомкнул глаз. Был в "Батаклане" с арабом Насибом, а потом мы с ним отправились в заведение тетки Машадан, там поужинали с девицами... И все же я не мог не встретить Мундиньо...
Против гаража Эстрелы собирались пассажиры на первый автобус. Солнце взошло, день обещал быть великолепным.
- Урожай будет богатый.
- Завтра Яков и Моасир устраивают банкет...
- Да. Яков меня пригласил.
Беседа была прервана короткими, тревожными гудками, которые последовали один за другим. Толпа встречающих у причала насторожилась. Даже грузчики остановились и стали прислушиваться.
- Засел!
- Проклятая мель!
- Если так будет продолжаться, то даже "Баияна" не сможет войти в порт.
- А тем более пароходы "Костейры" и "Ллойда".
- "Костейра" уже угрожала, что ликвидирует линию.
Проход в гавань Ильеуса был трудным и опасным, как бы зажатый между городским холмом Уньан и холмом Пернамбуко, высящимся на островке по соседству с Понталом. Фарватер был узкий и неглубокий, а песок на дне двигался вместе с приливом и отливом.
Здесь пароходы часто садились на мель, и иногда требовался целый день, чтобы снять их. Большие пакетботы вообще не решались проходить над этой опасной мелью, несмотря на то что в Ильеусе была замечательная гавань.
Продолжали раздаваться гудки, по-прежнему тревожные. Люди, пришедшие встречать пароход "Ита", направились в сторону улицы Уньан, рассчитывая увидеть оттуда, что происходит у входа в бухту.
- Пойдем туда?
- Это возмутительно! - заявил доктор, когда они по немощеной улице огибали холм. - Ильеус производит основную массу какао для мирового рынка, Ильеус имеет первоклассный порт, а между тем доход от экспорта получает Баия. И все из-за этой проклятой мели.
Теперь, когда дожди прекратились, только и было разговоров, что о мели и о необходимости сделать порт доступным для крупных судов. Спорили об этом каждый день и повсюду. Предлагали различные меры, критиковали правительство, обвиняли в бездеятельности префектуру. И все же никакого решения не было принято, власти ограничивались обещаниями, а порт Баии по-прежнему собирал огромные экспортные пошлины.
Снова разгорелся спор. Капитан отстал, взял под руку Ньо Гало, которого он покинул накануне около часа ночи у дверей заведения Марии Машадан.
- Ну, какова оказалась девчонка?
- Утонченная штучка... - прогнусавил Ньо Гало и стал рассказывать: - Вы много потеряли. Надо было видеть, как Насиб объяснялся в любви этой новенькой косоглазой, что пошла с ним. Можно было со смеху помереть...
Пароходные гудки раздавались все громче и тревожнее, приятели ускорили шаг. Со всех сторон стекался народ.
О ТОМ, КАК В ЖИЛАХ ДОКТОРА
ЧУТЬ НЕ ЗАСТРУИЛАСЬ КОРОЛЕВСКАЯ КРОВЬ
Доктор не был доктором, капитан не был капитаном. Так же, как большинство полковников не были полковниками. Лишь немногие фазендейро приобрели в первое годы Республики, когда начали разводить какао, цатент полковника национальной гвардии. И все же обычай остался: хозяину плантаций какао, которые давали урожай более тысячи арроб [Aрpоба - мера веса, равная 15 килограммам], присваивался, как нечто само собой разумеющееся, титул полковника, хотя титул этот отнюдь не являлся воинским званием, а лишь свидетельствовал о богатстве плантатоpa. Жоан Фулженсио, любивший подсмеиваться над местными обычаями, говорил, что большинство фазендейро - "полковники жагунсо", так как многие из них принимали активное участие в борьбе за землю.
Среди представителей молодого поколения попадались и такие, которые даже не знали звучного и благородного имени Пелопидаса де Ассунсан д'Авила, настолько привыкли почтительно называть его доктором.
Что же касается Мигела Батисты де Оливейра, сына покойного Казузиньи, который занимал пост префекта в начальный период борьбы за землю и имел немалое состояние, но умер в бедности, - о доброте его и поныне вспоминают старые кумушки, - то его прозвали капитаном еще с детских лет, когда он, непоседливый и дерзкий сорванец, командовал сверстниками-мальчишками.
Хотя эти два известнейших в Ильеусе лица и были закадычными друзьями, горожане разделились в симпатиях к ним, постоянно споря, кто же из них двоих более выдающийся и более красноречивый оратор. При этом не скидывали со счетов и адвоката Эзекиела Прадо, непобедимого в.судебных словопрениях.
В национальные праздники - 7 сентября, 15 ноября и 13 мая [Национальные праздники: 7 сентября - годовщина провозглашения независимости Бразилии; 15 ноября - годовщина провозглашения Республики; 13 мая - годовщина отмены рабства в Бразилии.], на праздниках конца и начала года с рейзадо [Рейзадо - бразильский народный обрядовый танец, который исполняется во время религиозного праздника - Дня волхвов], презепиои бумба-меу-бой [Бумба-меу-бой (Бумба мой бык) - излюбленное жителями сертана развлечение. Уличный фарс, в котором участвует много народу; один человек наряжается быком, другие персонажи - морской конь, апостол Матфей, лекарь и другие], на празднествах по случаю приезда в Ильеус литераторов из столицы штата жители города наслаждались речами доктора и капитана и снова и снова разделялись в оценке их ораторского искусства.
В этом многолетнем споре никогда не удавалось прийти к полному согласию. Одни отдавали предпочтение высокопарным тирадам капитана, в которых пышные прилагательные неслись друг за другом неистовой кавалькадой, а фиоритуры хриплого его голоса вызывали исступленные рукоплескания; другие Предпочитали длинные изысканные фразы доктора, его эрудицию, о которой свидетельствовало изобилие цитируемых имен и множество сложных эпитетов; среди них редкостными самоцветами блистали такие мудреные слова, что лишь немногие знали их истинное значение.
Даже мнения сестер Рейс, столь единые абсолютно во всем, в данном случае разделились. Слабенькую и нервную Флорзинью приводили в восторг порывистость капитана, его "сияющие зори свободы", она наслаждалась вибрациями его голоса в конце фраз. Кинкина, толстая и веселая Кинкина, предпочитала мудрость доктора, его старинный язык, его патетическую манеру, - например, когда он, воздев перст, восклицал:
"Народ, о, мой народ!" Они спорили между собой, вернувшись с публичных собраний в префектуре или с митингов на городской площади, как спорил весь город, не в состоянии отдать предпочтение тому или другому оратору.
- Я ничего не поняла, но это так красиво... - заявляла Кинкина, поклонница доктора.