Габриэла пошла отнести Насибу еду и помочь в баре, пока Шико завтракал. Однако, дойдя до порога, она дернулась, сорвала с клумбы розу и воткнула ее в волосы над ухом, бархатные лепестки нежно коснулись щеки девушки.
Этой моде ее научил сапожник Фелипе, который отчаянно сквернословил, когда проклинал священников, и превращался в благородного испанского дворянина, когда беседовал с дамой. "Самая изящная мода на свете", заявил он.
- Все сеньориты в Севилье носят в волосах красную розу.
Он много лет прожил в Ильеусе, подбивая подметки, но все еще говорил с акцентом и мешал испанские слова с португальскими. Раньше он появлялся в баре Иасиба очень редко. Много работал - починял седла и уздечки, мастерил плетки, прибивал подметки к ботинкам и сапогам, а в свободное время читал брошюры в красных обложках и спорил в "Папелариа Модело". Только по воскресеньям он появлялся в баре, чтобы сыграть партию в триктрак и шашки, и слыл опасным противником. Теперь он до завтрака, в час аперитива, бывал у Насиба ежедневно. Когда приходила Габриэла, испанец встряхивал непокорной седой шевелюрой и смеялся, показывая свои ослепительные, как у юноши, зубы:
- Salve la gracia, ole! [До чего ж хороша! (исп.)]
И щелкал пальцами, как кастаньетами.
Впрочем, и другие, ранее случайные, посетители сделались теперь завсегдатаями бара. "Везувий" процветал, как никогда прежде. Сладости и закуски Габриэлы с первых же дней прославились среди любителей аперитивов, многие из них перекочевали к Насибу из портовых баров, чем очень обеспокоился Плинио Араса, хозяин "Золотой водки". Ньо Гало, Тонико Бастос и капитан, которые по очереди завтракали с Насибом, повсюду рассказывали чудеса об искусстве Габриэлы. Ее акараже, ее жаркое из рубленого мяса с крабами, залитое яйцами и завернутое в банановые листья, острые пирожки с мясом были воспеты в прозе и в стихах; учитель Жозуэ посвятил этим кушаньям четверостишие, в котором рифмовал колбасы с кашасой и повариху с франтихой. Мундиньо Фалкан попросил у Иасиба Габриэлу на один день, когда устроил у себя обед в связи с тем, что через Ильеус проезжал на "Ите" один его приятель, сенатор от штата Алагоас.
Посетители приходили выпить аперитив, сыграть в покер, полакомиться наперченными акараже и слоеными пирожками с треской, возбуждавшими аппетит. Их становилось все больше, многие приводили знакомых, которые уже наслушались рассказов о кулинарном искусстве Габриэлы. Однако кое-кто теперь задерживался несколько дольше обычного, не торопясь завтракать. Это началось с тех пор, как Габриэла стала сама приходить в бар с судками для Насиба.
Когда она входила, вокруг раздавались восхищенные возгласы: всех пленяла ее плавная походка, ее опущенные глаза; и улыбка, игравшая на губах Габриэлы, освещала лица присутствующих. Она входила, здоровалась с посетителями, сидевшими за столиками, шла прямо к стойке и ставила судки. Раньше в этот час людей в баре было совсем мало, да и те торопились закончить завтрак и уйти. Теперь же многие продлевали час аперитива, определяя время по приходу Габриэлы и выпивая последний голоток после ее появления в баре.
- Ну-ка, Бико Фино, рюмку "петушиного хвоста" ["Петушиный хвост" бразильский аперитив - смесь кашасы и вермута].
- Два вермута...
- Сыграем еще одну? - Кости стучали в кожаном стакане и катились по столу. - Тройка королей по одной...
Габриэла помогала обслуживать посетителей, чтобы они скорее разошлись, а то еда в судках остынет и потеряет вкус. Ее туфельки скользили по цементному полу, пышные волосы были схвачены лентой, свежее лицо не накрашено. Своей танцующей походкой она расхаживала среди столиков, кто-то говорил ей любезности, кто-то глядел на нее молящими глазами. Доктор похлопывал Габриэлу по руке, называя своей девочкой.
Она всем улыбалась и могла бы показаться ребенком, если бы не широкие бедра. Внезапное оживление каждый раз овладевало посетителями, будто присутствие Габриэлы делало бар более гостеприимным и уютным.
Со своего места за стойкой Насиб видел, как она появляется на площади с розой в черных волосах. Глаза араба жмурились: судки были полны вкусной едой, а он в этот час всегда был голоден и с трудом удерживался, чтобы не съесть приготовленные для посетителей пирожки с мясом и креветками и другие лакомые закуски. Насиб знал, что, когда появляется Габриэла, почти за всеми столиками заказывают новые порции аперитивов, выручка увеличивается, к тому же приятно было увидеть ее среди дня, вспомнить прошедшую ночь и представить будущую.
Он тайком щипал ее, прикасался к ее груди. Габриэла тихонько посмеивалась - ей было приятно.
Капитан подзывал девушку:
- Иди-ка, взгляни на игру, ведь ты моя ученица...
Напуская на себя отцовскую строгость, он называл Габриэлу ученицей с того дня, когда в почти пустом зале попытался обучить ее секретам игры в триктрак.
Габриэла смеялась, качая головой, - кроме игры "в осла", она не сумела научиться никакой другой. Но, когда подходила к концу затянувшаяся партия, капитан нарочно медлил, чтобы дождаться Габриэлы, и требовал ее присутствия при решающих бросках:
- Иди сюда, ты приносишь мне счастье...
Иногда она приносила счастье Ньо Гало, сапожнику Фелипе или доктору.
- Спасибо, моя девочка, бог даст, ты станешь еще краше, - говорил доктор, легко похлопывая ее по руке.
- Краше? Но это невозможно! - протестовал капитан, сразу отказываясь от отеческого тона.
Ньо Гало ничего не говорил, он только глядел на Габриэлу. Сапожник Фелипе расхваливал розу в ее волосах.
- Ah, mis vinte anos! [Ах, где мои двадцать лет! искаж. исп]
Он спрашивал Жозуэ - почему бы ему не написать сонет, посвященный этой розе, этому ушку, этим зеленым глазам? Жозуэ отвечал, что сонета тут мало, он напишет оду или балладу.
Они поднимались, когда часы били половину первого, и уходили, оставив щедрые чаевые, которые Бико Фино жадно подбирал своими грязными руками. Подстегнутые боем часов, посетители неохотно шли к выходу. Бар пустел, Насиб садился завтракать. Габриэла подавала ему, ходила вокруг столика, откупоривала и наливала пиво. Ее смуглое лицо сияло, когда Насиб, рыгнув ("Это полезно для здоровья", - утверждал он), хвалил ее блюда. Она убирала судки, к этому времени возвращался Шико, теперь шел завтракать Бико Фино. Потом Габриэла ставила шезлонг на тенистом участке позади бара, выходившем на площадь, говорила "до свидания, Насиб" и уходила домой. Араб закуривал сигару "Сан-Феликс", брал баиянские газеты недельной давности и наблюдал за ней, пока она не исчезала за поворотом у церкви. Он любовался ее танцующей походкой, ее покачивающимися бедрами. Но розы в ее волосах уже не было. Насиб находил ее на шезлонге, - падала ли роза случайно, когда девушка нагибалась, или она вынимала ее из волос и оставляла нарочно? Красная роза с ароматом гвоздики - запахом Габриэлы.
О ДОЛГОЖДАННОМ, НО НЕЖЕЛАТЕЛЬНОМ ГОСТЕ
Возбужденно-радостные, капитан и доктор пришли в бар "Везувий" рано и привели с собой мужчину спортивного вида лет тридцати с небольшим. У него было открытое лицо. Еще до того, как его представили, Насиб догадался, кто это. Наконец-то он объявился, этот столь долгожданный и вызвавший столько споров инженер...
- Ромуло Виейра, инженер министерства путей сообщения.
- Очень приятно, сеньор. К вашим услугам...
, - Мне также очень приятно познакомиться с вами.
Вот он, с загорелым лицом, коротко остриженными волосами, с небольшим шрамом на лбу. Ромуло сильно пожал руку Насиба.