76-Т3 - Яков Арсенов 18 стр.


- Ты припомни, кто к вам в последнее время заходил, - уже мягче заговорила Татьяна. - Может, отыщется.

- Здесь проходной двор. Разве уследишь, кто _приходит, кто уходит.

- Что же делать? - приуныла Татьяна.

- Ничего. Это уже бесполезно, - оборвал Фельдман последние надежды на возврат. - В общаге, если что уводят, то с концами, - дал он понять, что разговор исчерпан.

- Если вдруг объявится, верни, пожалуйста, - попросил Артамонов.

- Конечно, - обнадежил его Фельдман. - Если объявится.

Артамонов с Татьяной вышли, а сожители Фельдмана прыснули в подушки комедия пришлась на тихий час. В сотый раз Фельдман разыграл перед ними подобную драму. У него было пристрастие собирать книги именно таким способом - попросить почитать и любыми неправдами не возвратить. В его чемоданах под кроватью собралась порядочная библиотека. Фельдман ни разу не повторился в причинах пропажи взятых напрокат книг. Они исчезали из комнаты гетерогенными путями - их сбрасывали с подоконника обнаглевшие голуби, дежурные случайно опускали их в мусорное ведро, сдавали в читальный зал вместо учебников, и вот теперь - украли.

Объяснялся Фельдман всегда самыми невинными словами, так что все виндикации хозяев теряли юридическую силу.

- Моли бога, что книга Татьянина, а не Артамонова, - сказал Мучкин. - Я бы тебя вмиг сдал.

- Как будто я собираю для себя! - возмутился Фельдман. - Вы что, не читаете эти книги! Никто из вас шагу не сделал в городскую библиотеку! Все кормитесь отсюда! - пнул он ногой чемодан под кроватью.

- Мы, это... в смысле... вернуть, - заворочался Матвеенков.

- Зачем? Если вернуть, они потеряются и затреплются все равно. И сгинут. А тут они все целы, все в полном порядке. Я отдам, но потом, после института. Если их захотят взять. В чем я лично сомневаюсь.

НЕВЕЖЛИВОСТЬ

КОРОЛЕВЫ

НАУК

- Сил нет! - пожаловался Гриншпон Бирюку. - Переводы замучили. Карпова нас просто взнуздала!

- Переводы? - переспросил Бирюк. - Кто у вас по

математике?

- Читает Гуканова, по практике - Знойко.

- Дмитрий Василия? И ты плачешь! Тебе известно, что Знойко - человек с большой буквы? Он знает три языка. Вы его привлеките. Так и скажите: довольно, Дмитрий Васильевич, ваших интегралов! По английскому - сплошные завалы. Смело подсаживайтесь с текстом. Прямо на занятиях. Никуда не денется. Он безотказный. Будет работать, как трансформатор. Тыщи, хехе, вот проблему нашел!

Гриншпон опрометчиво поделился новостью. На Знойко насели. Дмитрий Васильевич попыжился, помялся и начал переводить. Без словаря, прямо с листа. Группе это представлялось какой-то игрой, несерьезностью, шуткой. Когда кто-нибудь переигрывал и в просьбу перевести пару абзацев подбавлял толику веселой наглятинки, чувствительные единицы впадали в неловкость. Обстановка на практической математике стала отступать от начал, заложенных группой в Меловом.

Особенно на ниве ускоренного перевода преуспевал Климцов. Он испытывал наслаждение от того, что взрослый человек безропотно подчиняется. Когда Климцов подсаживался с текстом, Знойко терял последнюю волю. Климцов бесцеремонно обращался к нему на ты и совершенно не задумывался, откуда у гениального человека столько безволия. Было непонятно, зачем Климцов втянулся в игру, английский он знал лучше других.

- Знаете, - сказал Кравцов, - Дмитрий Васильевич не всегда был таким. Если верить брату, не так давно Знойко представлял собой интересной наружности мужчину.

- Заливай! Что-то не верится, чтобы у него так быстро выпали волосы и распухли щеки!

- Нехорошо смеяться над физическими дефектами, вступилась Татьяна.

- У него не дефекты, у него одни эффекты!

- Так вот, - Кравцов поудобнее устроился на подоконнике, - в свое время Дмитрий Васильевич женился по любви и прилежно занялся наукой.

Сотворил кандидатскую и намеревался представить ее в двух вариантах - на русском и на английском. Не успел он перевести, как жена сбагрила диссертацию близкому другу. Знойко любил жену и простил промах. После чего состряпал еще одну кандидатскую. На французском. Жена сплавила налево и этот скромный труд. На третий рывок в немецком исполнении у Дмитрий Василича не хватило морали. За одну ночь он посерел, потом зажил отшельником и деградирует посейчас.

- Байки, - сеял сомнения Артамонов, - из-за таких пустяков человек не может сделаться параноиком.

- Вспомни черчение, - навел его на доказательную мысль Кравцов. - Уведи у тебя пару раз перед защитой какой-нибудь курсовой, ты обошел бы Знойко по темпам падения!

- Я предлагаю больше не издеваться над ним, - сказал Кравцов.

- А кто над ним издевается? Мы просто шутим, состроил невинность Климцов.

- Шуточки добьют его.

- Если б только одна наша группа... Все равно остальные дотюкают, пессимистически заметил Нынкин.

- Может, на занятиях с нами он хоть чуточку придет в себя, - произвела рассуждения вслух Марина.

- Он не поймет, в чем дело, - продолжал Климцов.

- Как же английский? - спохватился Пунтус.

- Вот именно. Что вы расходились? Ну, пошутили немного, что здесь такого? - не отступал Климцов. Он вел все разговоры исключительно из чувства противоречия. Внутренне он согласился, что с этим пора кончать, но внешне держался до последнего.

- Эти шуточки похожи на игрушечный фашизмик! сказала Марина. Рядом с Кравцовым она могла выиграть любую битву.

- Во загнула! - притормозил ее Климцов. Сухая керамика его голоса была неприятной в жаркой аудитории и походила на лопатой о кирпич.

- Просто нет более подходящих слов.

- Ну, раз нет слов, зачем тогда соваться, когда разговаривают взрослые.

- В дальнейшем я лично буду пресекать поползновения на Дмитрий Василича! - вмешался Рудик.

- Если от этого будет толк, - щелкнул языком Климцов.

- Будет, - пообещал староста.

Шутки на математике прекратились. Знойко с опаской прислушивался к тишине. Ее никто не тревожил. Его никто не разыгрывал. Но ожидаемого не произошло. От тишины Дмитрий Васильевич свернулся, как трехмесячный эмбрион. Почувствовав снисхождение, он стал сильнее заикаться и конфузиться. Стирал рукавом мел с доски не только за собой, но и за отвечающими. Словно ждал более крутого подвоха.

- Я же говорил, - радовался своему прогнозу Климцов.

Постепенно замешательство прошло. Знойко стал поднимать глаза, чего прежде никогда не делал. Обычно он рассматривал паркет или дырки в линолеуме. Наконец, все стали свидетелями кульминационного момента - Дмитрий Васильевич явился на занятия в тройке и галантно повязанном галстуке. Он был выбрит как никогда чисто и вызывал к доске исключительно по желанию, а не по списку.

- Да, кстати, - вернулся к давнишнему разговору Кравцов, - знаете, кому жена Дмитрий Василича спустила диссертации?

- Кому? - засуетился народ.

- Нашему завкафедрой математики.

- Жаль, что он у нас не ведет, - хлопнул по столу кулаком Забелин, - я бы довел его до черных дней.

- А жену Дмитрий Васильевич порешит, - сказал Пунтус.

- Точно, - подтвердил вывод Нынкин, - оклемается еще немного и порешит!

- Он великодушен, - сказала Татьяна.

- Если сам не догадается, я ему подскажу, - поклялся Усов.

- Я буду говорить об этом на Совете Безопасности ООН!

Жену Знойко не тронул. Он стал нормальным человеком. О давних математических проделках группа вспоминала, когда Карпова, устав от вечных отсрочек, начинала предъявлять векселя. 76-ТЗ постоянно была должна ей в общей сложности до полумиллиона знаков перевода газетного текста. Львиная доля приходилась на Нынкина.

- Да, - говорил он, - зря мы перевоспитали Дмитрий Василича.

Назад Дальше