Создавалось впечатление, что перед тем как попасть на борт «Лохани», Циклоп, Шива и Битюг покоились не на мусорной свалке, а в Вестминстерском аббатстве[97] .
Чтобы уберечь свою нервную систему от излишних перегрузок, я последовал совету Шивы и избегал с ними прямого контакта, сообщаясь с Циклопом по интерфону. Правда, и эти разговоры нередко вызывали раздражение: Циклоп (не знаю, вольно или невольно) пародировал собеседника, подражая его голосу, интонации, стилю, и у меня возникало ощущение, что я говорю сам с собой! Дело этим, однако, не ограничивалось после подобных разговоров я ловил себя на том, что, общаясь с другими, непроизвольно стараюсь подражать Циклопу, то есть пародирую самого себя!… Разумеется, я сознавал, что Циклоп тут ни при чем, что это действует кем-то когда-то заложенная в него программа, что в остальном он поистине незаменим, являясь не только источником ценной и практически неисчерпаемой информации, но и консультантом по ее наилучшему использованию (тот, кто вырвал из дневника мои записи, надеюсь, смог лично убедиться в этом…). И все-таки я не в силах отделаться от мысли, что Циклоп не только демонстрирует свое превосходство и смеется над собеседником, но и заставляет его признать это превосходство и смеяться над собой!…
Манией величия, правда, в более скрытой или, как сказал бы Циклоп, латентной форме, страдали и его приближенные. Шива с Битюгом не признавали над собой никакой иной власти, кроме циклоповой, однако и Циклоп был для них всего лишь Primus inter! pares[98] – и они нередко вступали с ним в изысканно, вежливые пререкания.
Впервые столкнувшись с этими замшелыми лордами, я решил уступить им, подумав, что дело – а дело свое они знали! – важнее их причуд и что, в конце концов, их аристократические замашки все же приятнее, чем варварские манеры других, одушевленных членов экспедиции.
В отличие от меня штурман Бешенка повел себя в полном соответствии со своим прозвищем.
Сдав смену своему помощнику Крошке-Гаду, Бешенка завалился на койку и предался любимому занятию – решению кроссвордов. Поскольку он здорово поднаторел в этом деле, и на один кроссворд у; него обычно уходило не более пяти-десяти минут, Бешенка решил усложнить себе задачу и захватил в полет полуистлевший «Сборник крестословиц», изданный на Терре в XIX в до н. н. э. Не будучи знатоком пренатальной цивилизации, он споткнулся на первом же слове по горизонтали, затем на третьем по вертикали, и, спустя полчаса, уже энергично колотил кулаком в дверь к Допотопо (на сигналы интерфона тот не реагировал). Он долго не открывал, затем появился на пороге, заспанный и сердитый, что его разбудили:
– Что случилось?
– Помоги, старик! Ты же у нас из пренатальных, ты должен знать! – торопливо заговорил Бешенка.
– Кого знать?
– Дневную бабочку, которая носит имя вашего древнего философа-стоика! Ну!
– Что ну?
– Назови! Слово из восьми букв!
– Пошел вон, – сказал Допотопо и потянул к себе дверь.
Бешенка успел просунуть в щель ногу:
– . Здесь букв-то восемь, но два слова, а мне надо одно.
– Бешенка, ты меня знаешь, я могу послать тебя и одним словом. Убери ногу!
– Допотопо, не терзай мне душу, ну назови хоть одного философа! – взмолился тот.
– Федоров. Убери ногу!
– Фе-до-ров. Семь букв. Надо восемь.
– Прибавь ер, будет восемь.
– Какой ер?
– Спроси у Циклопа, он все знает, – сказал Допотопо и резко захлопнул дверь.
Циклоп! Как это ему раньше в голову не приходило!
После безуспешных попыток связаться с Циклопом по интерфону Бешенка явился к нему лично.
Циклоп сидел, развалившись в кресле, и потягивал через соломинку какую-то жидкость из масленки. В спертом воздухе Бешенка безошибочно уловил запах «трифаносомы»…
– Циклоп, ты почему не отвечаешь на вызов? – сердито спросил Бешенка и опять повел носом.
– Ты чего там пьешь?
– Техническая профилактика, сэр, – не отрываясь от соломинки, отозвался тот.
– Выходит, ты не можешь отвечать на вопросы?
– На два вопроса я уже ответил, сэр.
– На какие два?… Ах, да, – Бешенка опять принюхался. – А ты знаешь, Циклоп, я тоже давно не проходил профилактику, так что пару глотков с твоего позволения… – он потянулся к масленке.
– Мой долг предупредить вас, сэр, – отстраняя;! масленку, сказал Циклоп, – что в этом горюче-смазочном коктейле интересующая вас «трифаносома» занимает лишь четверть объема, остальные три четверти составляет ворвань, сэр.
Бешенка вырвал у него масленку, сделал глоток, с отвращением выплюнул:
– Фу, гадость!
– Я уже говорил вам, сэр, – ласково поглаживая возвращенную масленку, сказал Циклоп.
– Все, хватит! – оборвал его Бешенка. – Ты мне лучше скажи, был такой древнетеррский философ – Федоров?
– Это был великий философ, сэр, – сходу ответил Циклоп.
– А что такое ер?
– Двадцать седьмая буква старорусского алфавита и тридцатая буква церковнославянского алфавита, сэр.
– Где она должна стоять в слове «Федоров»?
– В конце, сэр.
– Так, – Бешенка заглянул в кроссворд, – тогда еще одно слово по вертикали, чтоб можно было зацепиться, а дальше я уже сам…
– Как вам будет угодно, сэр.
– Название углеводорода, который получил Карл Грэбе…
– Простите, это не тот, – прервал его Циклоп, – что был профессором химии в Кенигсберге, а потом возглавлял кафедру в Женеве?
– Не знаю, сэр – Это невольно вырвавшееся «сэр» смутило Бешенку, и он со злостью отрезал: – Циклоп, не морочь голову, слушай и отвечай!
– Я весь внимание, сэр.
– Значит, название углеводорода, который по Карл Грэбе в результате синтеза хризена… Слово из двадцати одной буквы, начинается с…
– Фениленнафтиленэтилен, – опередил его Циклоп.
– Так, так, – быстро просчитывал Бешенка, – двадцать букв и ер впереди, двадцать одна, подходит…
– Ер позади, сэр, – мягко поправил Циклоп.
– Но мне надо впереди!
– Нет слов, которые начинались бы с ера, сэр.
– Это точно?
– Абсолютная гарантия, сэр.
– Значит, Федоров не подходит.
– Как вам будет угодно, сэр.
– Тогда, сэр, тьфу! Циклоп то есть, назови дневную бабочку, которая носит имя древнетеррского философа-стоика.
Циклоп вынул из ротовой щели соломинку, почесал ею за нержавеющим ухом и снова окунул в масленку:
– Такой бабочки нет, сэр.
– Как так?
– Точнее, есть, но она не носит имя философа-стоика, просто ее название звучит и пишется так же, как имя философа-стоика. Бабочка и философ – омонимы, сэр.
– Какая разница! Назови!
– Разница большая, сэр. – Циклоп опять присосался к соломинке. – Взять, к примеру, меня. Не станете же вы утверждать, что я ношу имя пещерного людоеда и невежды – одноглазого Циклопа?
– Ну, тебя прозвали так из-за сходства с другим «Циклопом» – энциклопедией доктора Фокса. А Фокс-то уж не был невеждой!
– Фокс хуже – он ученый невежда, сэр. Quod licet bavi, noli licet Iovi[99] , другими словами, что дозволяется быку, то…
– Знаю, знаю, то запрещается корове, – оборвал Бешенка. – Не морочь мне голову, назови бабочку!
– Хризипп, сэр.
– Хри-зип. Шесть букв. Надо восемь.
– Хри-зип-п. Восемь букв, сэр.
– Ага, с двумя пэ. А в конце ер, сэр?
– Совершенно верно, сэр.
– Так, так… – Бешенка был растерян. – Но позвольте, сэр, повторяется та же история, что и с Федоровым, третье слово по вертикали не может ведь начинаться с ера?
– Нет слов, которые начинались бы с ера, сэр.
– Что же делать?
– Дайте мне кроссворд и через пять-шесть секунд я решу его, сэр.