Реакция оказалась более быстрой, более впечатляющей, чем она ожидала. Фактически ничего более впечатляющего она не наблюдала в своей жизни.
– А... гел... пожалуйста... – слова Чепмена были едва слышны. Ничего не видящие глаза широко раскрыты.
По привычке она проверила пульс, хотя знала, что сосудистый коллапс уже произошел. Через секунду последняя щель в воздушной прослойке дыхательных путей закрылась. Он перекатился на спину и неподвижно застыл.
Сестра с волосами цвета бледного солнца, следившая затаив дыхание, за смертью пациента, сделала глубокий выдох. Ее правильное лицо осветила блаженная улыбка, подтвердившая, что она хорошо выполнила порученную работу.
* * *
Настенные часы "Сет Томас" в жилой комнате показывали половину восьмого, когда Дэвид закончил складывать тарелки в раковину и надел темно-синий спортивный костюм. Не спеша он просмотрел свою небольшую коллекцию пластинок, выбрал "Родео" Копленда и начал медленно выполнять гимнастические упражнения.
Копленд подходит идеально, пришел он к выводу, вытаскивая из-за дивана наборные гантели. Минут десять он поднимал и опускал их в самых разнообразных положениях, нагружая себя сверх меры, пока не почувствовал, как спало напряжение, вызванное прохладным прощанием с Лорен.
Упражнения с нагрузками служили не только прекрасной физической, но и психической терапией. Это был утренний ритуал в течение почти пяти лет с того дня, когда Дэвид решил вернуться к хирургии, проведя последние два тяжелых года на стажировке. В тот же день он выкурил последнюю сигарету и пробежал первую милю. Через несколько месяцев он восстановил выносливость, которую потерял, будучи отлучен от операционной на три года.
Вспотев от разминки, он схватил секундомер с ключами, сунул все это в карман спортивных брюк и выскочил за дверь.
Обогнув узкий, полуразвалившийся лифт, он устремился к лестнице в конце коридора. Пробежав четыре пролета и слабо освещенное фойе, Дэвид рывком открыл дверь парадного и выбежал на Коммонуэллс-авеню.
Солнце ярким светом ударило ему в глаза. Выдался один из тех дней, которыми так любят хвастаться жители Новой Англии перед живущими в других районах, подчеркивая, что на свете нет более чудесного места. Один из тех дней, которые отодвигают на неопределенное время мрачные мысли о феврале и помогают забыть грязный моросящий дождь апреля и угнетающую, насыщенную духотой жару середины августа.
Сначала с трудом, хоть и быстро войдя в ритм, он пробежал несколько кварталов, ведущих к эспланаде. Он едва успевал замечать мелькающие вязы и дубы, утопающие в золотисто-оранжевой и красной листве. Воздух, не успевший пропитаться выхлопными газами автомобилей, в этот день был напоен ароматом горных рек.
Дэвид миновал Сторроу-драйв и увеличил темп, свернув на гудронированное шоссе. Какое-то время он бежал, полуприкрыв глаза, вдыхая свежий воздух и наслаждаясь тем, как ноет каждый мускул его тела.
Он заметил одинокого гребца на двухвесельной лодке, который, подобно гигантскому водяному жуку, скользил по глади озера Чарльз. Даже в такой ранний час люди сидели на поросшем травой берегу, читая, рисуя или просто греясь в лучах утреннего солнца. Мимо него взад и вперед, проносились велосипедисты. Собаки на поводках тянули своих хозяев в разные стороны. Озабоченные студенты с длинными волосами, закинув связки книг за спину, брели в классы, где стерильные лампы дневного света не заменят им осеннего солнца.
Дэвид взглянул на секундомер и огляделся вокруг. До моста еще шесть минут. Первое пари по бегу выиграно. Рано или поздно роллс-ройс и большой дом в Беркшире будут его. Смахнув с глаз пот, он увеличил темп.
Справа от него босая девушка в джинсах и ярко-красной тенниске бросила пластиковый диск-тарелку своему другу, но тот не сумел поймать ее-, и диск, резко повернув к реке, ударился о землю и покатился вниз по берегу. "Не повезло, бывает", – рассмеялся Дэвид.
На трехмильной отметке он повернул назад. "Все образуется, – громко проговорил он в такт движению кроссовок. – Все образуется".
Господи, как хорошо жить на земле!
Глава II
Кристина Билл притормозила свой светло-голубой "мустанг" у поста охранника на месте парковки "С" и натянуто улыбнулась, заметив, что тот махнул ей рукой. Она медленно проехала несколько свободных стоянок, затем увидела одну, в самом дальнем углу от ворот, и поставила там машину. Выйдя из машины, она поправила свой приталенный костюм медицинской сестры, сощурившись, взглянула на полуденное солнце и постаралась выкинуть из головы все "волшебство яркого осеннего дня. Другие мысли, другие вопросы не давали ей покоя.
Стоянка "С" была одной из трех новых площадок для парковки, которые принадлежали больнице и предназначались для разрастающеюся штата. Кристина направилась к остановке маршрутного такси, но потом решила пройтись пешком. Этот небольшой отрезок пути служил для нее мостом между внешним миром и больницей. Впереди две сестры из ночной смены замахали ей руками, приглашая присоединиться, но, сделав несколько торопливых шагов в их сторону, она остановилась и махнула рукой, чтобы они не ждали ее.
У витрины магазина, торговавшего подержанной мебелью, она остановилась и посмотрела на свое отражение в запыленной витрине.
"У тебя усталый вид, – подумала она. – Усталый, беспокойный... и испуганный".
Она была невысокой женщиной, всего лишь пять футов и четыре дюйма. Ее рыжеватые волосы были собраны в пучок и убраны" под шапочку. Темные веснушки, оставшиеся от летнего солнца, выступали на щеках и переносице.
"Что ты собираешься делать, девушка? – тихо спросила она у своего отражения. – Ты и впрямь готова пойти на это? Пег (как ее фамилия?) может, и готова. Шарлотта Томас, может, и готова. А ты?" Она крепко сжала губы и уставилась на тротуар. Наконец, в раздумье пожав плечами, вошла в помещение.
Бостонская больница представляла собой массивную гидру из стекла и кирпича с тремя щупальцами, устремленными на северо-запад, в сторону Роксбери, и другими тремя на юго-восток, в центральные районы. За сто пять лет своего существования у нее выросло несколько крыльев, которые с течением времени увяли и отмерли, чтобы уступить место более крупным и сильным. Постоянные перестройки, наравне с белыми униформами, снующими внутри ее чрева, являлись неотъемлемой частью этого живого организма.
Попечители больницы, так и не сумевшие отыскать благодетеля, который был бы достаточно богат и подарил бы им целое здание, взяли на вооружение примитивный принцип обозначения щупальцев по их направлению. Раздвижные двери, через которые Кристина вошла в главный вестибюль, располагались между юго-востоком и югом.
Она взглянула на большие золотые часы, вправленные в гранитную плиту над столом справок. Два тридцать. Остается двадцать пять минут до окончания утренней смены на секторе Юг-4, после чего наступит ее смена, которая будет продолжаться с трех до одиннадцати.
Кристина прислонилась к каменной колонне и огляделась. Больные и посетители заполнили все кресла; много народу толпилось у стола информации; третьи, пробираясь сквозь толпу, спешили в другое крыло. Между рядами кресел из пластика наготове стояли кресла-каталки. Это место, которое она видела за прошедшие пять лет тысячу раз, всегда наполняло ее душу волнением и трепетом. Выпадали дни, особые отдельные дни, когда она почти физически ощущала себя частицей этого живого существа – больницы. Дни, когда она ощущала его пульс, как свой собственный.