Устроим мальчишник среди бела дня.
Дейв улыбнулся, и улыбка не сходила с его лица, пока он шел к передней дверце пассажира. Мальчишник среди бела дня – это как раз то, что надо. Он и Вэл оттянутся, как старые друзья. И это драгоценное свойство мест, подобных Плешке, свойство, которое, он боится, будет вскоре ею утрачено, – то, что былые чувства и все пережитое здесь сохраняется, и с годами приходишь к осознанию того, что все меняется и единственное, что остается неизменным, это люди, с которыми рос, и место, где это было. Соседство – великая вещь, и да здравствует соседство, думал Дейв, открывая дверцу машины. Мы всегда это помним, хоть об этом вслух и не говорим.
Уайти и Шон ели поздний ланч в «Обедах у Пэта», закусочной у следующего после их отделения спуска с шоссе. Пэты владели этой закусочной еще со времен Второй мировой, и завсегдатаями ее испокон веков были полицейские полиции штата, так что Пэт‑третий с полным правом мог утверждать, что уже в третьем поколении семья его и закусочная обеспечены охраной.
Уайти заглотнул увесистый кусок чизбургера, запив его содовой.
– Ты ведь ни на секунду не думаешь, что девушку порешил этот парень, так ведь?
Шон откусил от своего сэндвича с тунцом.
– Я знаю только, что он мне врет. И предполагаю, что ему известно кое‑что про пистолет. И думаю – пока, конечно, предположительно, – что старик его жив.
Уайти окунул колечко лука в соус тартар.
– Это из‑за пяти сотен в месяц из Нью‑Йорка?
– Ага. Ты знаешь, в какую сумму это выливается, если суммировать годы? Почти восемьдесят штук! Кто, кроме отца, будет слать такие деньги?
Уайти промокнул губы салфеткой и затем опять вгрызся в свой чизбургер, а Шон с удивлением подумал, как это он ухитряется до сих пор избегать инфаркта, если привык столько есть, пить, а еще и работать как зверь по семьдесят часов в неделю, когда надо гнать трудный случай.
– Ну допустим, он жив, – сказал Уайти.
– Допустим.
– И что это тогда? Хитроумный план отомстить за что‑то Джимми Маркусу, пришив его дочь? Это ж не кино все‑таки?
Шон фыркнул:
– А если кино, кто, по‑твоему, сыграет тебя?
Уайти тянул свою содовую через соломинку, пока та не уперлась в лед.
– Знаешь, я все думаю об этом. Может так случиться, лучший из лучших, что мы решим этот ребус. Призрак из Нью‑Йорка, всякое такое… И тогда из нас сделают кассовый боевик, и Брайан Деннехи будет рад‑радешенек возможности сыграть меня.
Шон смерил его взглядом.
– Мысль довольно здравая, – сказал он, удивляясь, как это он сам не увидел сходства раньше. – Ты покороче будешь, сержант, но суть та же, брюхо ты тоже нарастил порядочное.
Уайти кивнул и отодвинул тарелку.
– А тебя мог бы сыграть один из этих душек – «друзей». Ведь правда же, парни эти выглядят так, словно каждое утро проводят час перед зеркалом, выдергивая волосы из ноздрей и подравнивая брови, а раз в неделю делают педикюр? Вот кто‑нибудь из них и подойдет.
– Ты просто ревнуешь.
– Вся штука в том, однако, – сказал Уайти, – что весь этот крен в сторону Рея Харриса – дело дохлое. Вероятность тут примерно единиц шесть.
– Из десяти?
– Из тысячи! Вернемся к началу, хорошо? Рей Харрис настучал на Джимми Маркуса. Маркусу это известно, и он втихомолку берет Рея в оборот. Тому, однако, удается ускользнуть и осесть в Нью‑Йорке, где он находит работу, достаточно стабильную, чтобы в течение последующих тринадцати лет посылать домой по пять сотен ежемесячно. Потом в один прекрасный день он, проснувшись, говорит себе: «Точка.
Настало время рассчитаться». Он садится на автобус, приезжает сюда, чтобы порешить Кэтрин Маркус. И не просто порешить, а с особой жестокостью. Все, что происходило в парке, указывает, что убийца был в бешеной ярости. И что ж, после всего этого, после того, как старик Рей – старик, потому что сейчас ему должно быть лет сорок пять, – протопал по всему парку, преследуя девушку, он тихо‑мирно садится на автобус и возвращается в Нью‑Йорк, прихватив с собой пистолет? Ты Нью‑Йорк
«Кадиллак» был двухцветный: верх – белый, низ – темно‑синий. Уайти склонился к окошку со стороны пассажира, вгляделся, прикрыв глаза сбоку.
– По‑моему, там какое‑то подозрительное бурое пятно возле дверцы водителя!
Стоявший возле багажника Конноли сказал:
– Господи, чувствуете запах? Воняет, как во время отлива в Уолластоне.
Уайти обошел машину сзади как раз в тот момент, когда служитель пункта передержки вложил в руку Шона фомку.
Шон встал рядом с Конноли и отодвинул его со словами:
– Воспользуйся галстуком.
– Что?
– Прикрой нос и рот. Галстуком.
– А вы чем пользуетесь?
Уайти ткнул себя в поблескивающую от мази верхнюю губу.
– Мы во время таких рейдов «Виксом» мажемся. Простите, ребята, «Викс» весь вышел.
Шон сунул фомку в щель багажника, нащупал ею замок и нажал, чувствуя, как металл скользнул по металлу, а потом ухватил гнездо замка.
– Получилось? – спросил Уайти.